— Снятие всего макияжа освежает, как и освобождение от того обличья, в котором мы всегда были в своей жизни, обличья человеческих существ, смешных и светлых, бессвязных и мудрых, непостоянных и надежных, наконец, парадоксальных. Тот, кто не придумывает своей жизни, не переписывает своих текстов. Запомните, нет такого человеческого существа, у которого бы не было призраков или которое не создавало бы своих призраков.

Он сделал еще одну паузу и договорил:

— Плакать хочется от сознания того, что от начальной школы до университета мы порождаем незащищенных детей, которые не могут стать добытчиками в своем мозгу. Они как дома, построенные под тонким слоем информации. Случись бури — у них нет ни зонта, чтобы защитить себя, ни эмоционального фильтра, чтобы выжить.

В отличие от многих учителей прошлого и настоящего, мой Учитель не продавал мотивационных слов и оптимистических посланий. Он не говорил о победоносной и насыщенной успехами жизни. Для него существование являлось контрактом риска, и в параграфах этого контракта было написано, что стресс и облегчение, слезы и смех, сумасшествие и здоровье составляют часть жизни каждого человеческого существа. В этом водовороте они и должны были давать свои уроки.

Это был прозрачный человек, человек более кристальной честности, чем занимающиеся умственным здоровьем профессионалы, которых я знал. Он продавал грезы свободного ума, но эта свобода должна была быть завоевана среди наших призраков в интеллектуальном поту. И, как будто бы рассматривая свою собственную жизнь, погружаясь в свою собственную инвентаризацию, Учитель добавил:

— Даже если какой-нибудь человек живет в достатке и никогда не пугается финансовых призраков, он может мучиться от социальных призраков: предательств, обманов, несправедливостей, наветов, утрат. Даже если у него нет социальных призраков, его могут беспокоить умственные призраки: вина, грусть, комплекс неполноценности, робость, навязчивые идеи, язвительные образы. И даже если у него нет умственных призраков, он может быть обеспокоен призраками экзистенциальными: смертью, трансцендентностью, отсутствием чувства жизни. И даже если у него нет экзистенциальных призраков, он может быть встревожен хрупкостью тела, усталостью, головными болями, мышечными болями, бессонными ночами, кошмарами.

И, внимательно наблюдая за своими слушателями, Учитель утвердительно произнес:

— Великий вызов человечества не в том, чтобы устранить призраки, которые мы привносим, а в том, чтобы приручить те, которые мы создаем. Я говорю это, потому что мы способны на удивительную созидательность.

Да, мы действительно видим проблемы там, где их не существует. Его мудрость не подлежит сомнению, она пронзительная и захватывающая. Его идеи наносят удары, но в то же время послушны, они сверкают в наших ста миллиардах нейронах, возбуждая потайные места нашего мозга. Тщательно разбирая собственную мускулатуру, он закончил словами:

— Я знаю, что мой проект продавать грезы порождает восхищение и скандал. Я знаю, что одни считают меня сумасшедшим, другие — обманщиком, а третьи — еретиком, лгуном и обольстителем. Но, когда я смотрю на инвентаризацию моих призраков, когда проверяю драмы, которые я уже пережил, чудовища настоящего становятся меньше, а будущего прекращают сбрасывать меня в пропасть. Moсты между моим прошлым, моим настоящим и ожиданиями моего будущего приносят мне облегчение.

Студенты психологии, имея привилегию познакомиться с некоторыми идеями Учителя, могли упорядочить свою жизнь. Они поняли, что, если не признают своих призраков и свою путаницу, у них будет ограниченная способность общаться с другими. Я заметил, что юный Саломау был в восторге от того, что он услышал, и в то же время испытывал некую напряженность.

— У меня есть призраки, которые меня пугают, Юлий Цезарь.

— У меня тоже, мой юный друг, но мы не должны подчиняться им.

Наступило время ужинать. Мы чувствовали себя настолько счастливыми, что все, что бы мы ни съели, было бы для нас деликатесом. Все шло превосходно, когда снова появились двое бродяг, чтобы взбаламутить праздник. Барнабе сказал:

— Уважаемые избиратели, я обещаю вам, что, если я стану мэром этого города, я помещу призраков людей в тюрьму. Не останется ни одного несчастного, который бы пугал вас.

Споря со своим другом, Бартоломеу открыл рот и заявил:

— Мэр — демагог. Вот он я! Я — профессиональный охотник за призраками. У меня высший балл.

У Мэра, который понял, что Краснобай принижает его авторитет и находится при этом на вершине самовосхваления, не осталось сомнений. Он вытащил плюшевого мышонка из сумки, которого нашел в мусоре и которого тщательно хранил на всякий случай, привязал к нему веревку и кинул игрушку в лицо Бартоломеу. Произошло нечто невероятное. Маленький зверек вызвал у Бартоломеу настоящую панику. Мы не могли поверить, что у непобедимого и неудержимого Краснобая был призрак, о котором мы не догадывались: боязнь мышей.

Бартоломеу издал пронзительный крик и прыгнул на шею Разрушителю. Философский климат этой великой инвентаризации снова сменился обычной обстановкой: мы словно спустились с небес в центр сумасшедшего дома.

Но, с другой стороны, мне понравилось наблюдать, как Краснобай, возмутитель общественного спокойствия, сжался перед мышонком. Мы никогда так не смеялись. Казалось, нас вот-вот вывернет наизнанку,

Мэр продолжил свою шутку. Провокатор, он захотел усадить маленького игрушечного мышонка на руки Краснобаю. Но тот был настолько напуган, что не мог здраво мыслить. Учитель, пользуясь удобным случаем, назидательно произнес:

— Призраки появляются, когда мы не отличаем фантазию от реальности.

Мы, глядя на дрожащего от страха Бартоломеу, не испытывали особого желания смеяться над ним. В конце концов, это была одна из его драм. Но, поскольку он насмехался над всеми и в самое неподходящее время, мы не могли не расхохотаться. Впервые я помог превратить драму в комедию.

— О великий оратор, победитель динозавров, вы пришли в панику от мышонка, сказал я ему с издевкой.

Не меняя позы заскорузлого философа, он вынужден был слезть с рук Разрушителя, смахнуть пыль со штанов и рубашки и возразить мне:

— Юлий Цезарь, знаменитый император этого общественного приюта. Знайте, что у всякого великого человека есть свои секреты.

Глава 28

Остров Демонов

Пока мы все изгалялись над призраками Бартоломеу, на сцене появился Фернанду Латару, директор тюрьмы с особо строгим режимом. Он был поражен всем тем, что увидел и услышал. Прежде чем принять участие в проведении инвентаризации жизни, он осознал, что его учреждение — это общественная клоака, конец света, скопище жестоких уголовников, неисправимых социопатов.

Это учреждение было повсюду известно своими беспорядками и бунтами, насилием и потоком наркотиков. Оно находилось на острове Солнца, в пятидесяти километрах от побережья и было названо «Островом Демонов», поскольку представляло собой приют для самых опасных людей страны. С тех пор как Латару начал руководить им, прошло два года. За это время было организовано пять бунтов, погибло трое полицейских, один надзиратель и пятеро арестованных.

Для большинства из этих преступников жизнь не представляла никакой ценности. Они совершали невообразимые зверства. Некоторые убивали своих жен, другие — своих отцов, а третьи — даже своих детей. Среди них!были разбойники, грабители банков и торговцы наркотиками. Там были также террористы и те, кто принадлежал к мафии; они считали, что чужая жизнь стоит не больше пули.

Работать на Острове Демонов означало встречаться с другим типом призраков. Музыканты их не посещали. Священников к ним не посылали. Филантропы делали вид, что учреждения не существует. Никто не хотел рисковать. Текучесть кадров — полицейских, общественных помощников, психологов и надзирателей — была невообразимой. Некоторые становились больными уже с первого месяца работы. Каждый год половина сотрудников получала медицинскую справку с невыдуманными причинами.