— Учитель, мои молитвы защитят тебя.

Но мы все чувствовали, что он не слишком чист перед Богом. Ему бы следовало помолчать, чтобы его выстрел не обратился в него самого.

Проанализировав качества тех или иных учеников, я убедился, что лучше было бы иметь множество врагов рядом с собой, чем этих друзей. Мы были самой необычной семьей, которая когда-либо существовала. Учитель тренировал нас, учил терпению и умению сохранять спокойствие днем и ночью, но Терпеливость и спокойствие были для нас предметами роскоши. Мы ломали все догмы социологии по сосуществованию в коллективе.

До каких пор мы будем следовать за ним? Мы этого не знали. Какие сюрпризы и препятствия нас ожидали? Мы этого не знали. Будем ли мы продавать грезы или ухудшим и без того расшатанное общество? В этом я сомневался. Будущее — отец неопределенности, в особенности для нас.

Глава 3

Рынок сумасшедших

Свои идеи Продавец Грез не выкладывал на блюдечке ни ученикам, ни чужакам. Он провоцировал нас, заставлял заходить в «кухню» наших интеллектов и вертеться. Он считал, что тот, кто не умеет вертеться, не умеет и думать. Сверхзащита — теплица; теплица прекрасна для растений, но ужасна для мозга.

Порой мы бывали в красивейшем дворе Федерального собрания, крайне оживленном месте. В этом дворе был грандиозный памятник Независимости в виде чугунного коня высотой в три метра и весом пять тонн. Конь находился наверху огромного десятиметрового железобетонного столба. Верхом на чугунном коне сидел чугунный же всадник с мечом в руке. Глухой, призывающий к битве крик исходил из его рта. Проходя мимо памятника, Учитель указал правой рукой на чугунного солдата и продемонстрировал удар мечом в воздухе.

— Вот пример того, что люди всегда больше верили в оружие, чем в идеи. — И, глядя на нас, спросил: — Но кто сильнее: те, кто использует оружие, или те, кто руководствуется идеей?

У Краснобая не было сомнений.

— Те, кто использует пушки, пулеметы, снаряды, — тотчас ответил он.

— Но разве не идеи создают оружие, Бартоломеу? — сказал Учитель, стараясь поправить его.

— Да, — согласился тот.

Тогда Учитель стал приводить доводы:

— Если идеи настолько сильны, чтобы создавать оружие, они должны быть достаточно сильными, чтобы люди могли находить решения, которые не приведут нас к их использованию. Но раз оружие создано, оно так или иначе будет обращено против идей, будет уменьшать их созидательность. Создание уничтожает создателя.

И мы сразу же продолжили свой путь. Во дворе Федерального собрания бывала юридическая элита столицы этой страны. Адвокаты, судьи, прокуроры, общественные защитники, служители юстиции, все в безупречных костюмах-тройках, что создавало контраст с нашей одеждой, в особенности с одеждой Учителя, на котором в тот день был коричневый поношенный пиджак, помятый, сильно разорванный с левой стороны, благодаря чему проветривались его бока.

Глядя на торопящихся по своим делам прохожих, человек, за которым мы шли, стал созывать их, чтобы организовать «собрание» во дворе человеческого мозга. Он использовал сократовский метод, дабы бомбардировать идущих, не спрашивая при этом у них разрешения.

— Вас не захватывает и не волнует способность создавать мысли, дамы и господа? — вопрошал он. — Как мы наводнили огромный двор коры головного мозга, которая в миллионы раз сложнее, чем кварталы этого прекрасного города? Как нам удалось найти кусочки, которые составляют самые бедные из всех мыслей? Это вас не поражает? Самое презренное из человеческих существ, обладая такой способностью, разве не было бы гениальным, даже если бы его протестировали в школе или его IQ было бы ниже эталона? Как мы проникаем в неизведанные лабиринты коры головного мозга и среди миллиардов вариантов вытаскиваем из архивов глаголы и спрягаем их, не зная, где они находятся и каким было время глагола, которое мы предварительно использовали? Этот подвиг вас не ослепляет? — И в завершение говорил: — В поведении мы другие, но явления, делающие нас некоторым подобием homo sapiens, точно такие же среди судей и обвиняемых, прокуроров и преступников.

Став свидетелем этой бомбардировки вопросами, перемежающимися данными об исследованиях, я был поражен. Я спрашивал себя: как он вырабатывает такие рассуждения? Откуда у него берется способность задавать вопросы и делать выводы? Исследования Учителя были такими сложными, что ставили в тупик его учеников и прочих людей.

Юристы, проходившие через двор, были встревожены этой лавиной вопросов. Они постоянно использовали мышление, но никогда не думали о мышлении. Одни говорили: «Кто этот сумасшедший?» Другие, более осмотрительные, выражались несколько иначе: «Из какого университета вышел этот мыслитель?» Некоторые же вопрошали: «Это что, театральная пьеса?» Расспросы проникали в кору головного мозга этих людей, специалистов, привыкших много работать, но не имевших времени поразмыслить о психических явлениях, которые лежали в основе мышления. Едва ли кто-то останавливался, чтобы, прервав свой путь, попытаться вникнуть в то, что говорил Учитель.

Мэр, шепча нам в уши, произнес следующую глупость:

— Когда у меня были запои, я знал ответы на все эти вопросы.

Краснобай прокомментировал: — Ты был профессором в этом деле.

Не переставая делать вид, будто он этого не слышит, Учитель продолжал кричать:

— У меня есть кое-что очень дорогое для вас, дамы и господа! Подходите! Покупайте! Подходите! Напрягите свой слух.

Он просил их напрячься, желая проникнуть в их самые сокровенные уголки души. Пораженные происходящим, юристы поворачивались, чтобы увидеть лицо странного «продавца», но не видели никакого товара в его руках. Самый растерявшийся его ученик, не испытывая никаких сомнений, тут же нарушил молчание. Бартоломеу раскрыл свою пасть и заорал как сумасшедший:

— Я покупаю! Я плачу́! Это мое!

По правде говоря, он даже не знал, что продавал Учитель. Но, поскольку держать рот закрытым Краснобай не мог, он начал проводить аукцион. Прохожие были встревожены этими выкриками. Один продавал, а другой покупал, и оба не переставали кричать. «Что покупать? Сколько платить? Что происходит в большом дворе Федерального собрания?» — спрашивали друг друга люди.

Заметив, что Краснобай, начав аукцион, стал завоевывать внимание людей, Мэр принялся соревноваться с ним и заорал еще громче:

— Нет, это мое! Я плачу больше! Даю тысячу.

Увидев «эксцентрика», который продавал невидимый товар, и двух сумасшедших, готовых отдать все, что они имели, чтобы купить это, идущие наконец-то замедлили шаг, чтобы посмотреть шоу.

Краснобай скривился. Чувствуя, что ему бросили вызов, он закричал еще громче:

— Я даю миллион!

Барнабе, не снижая тона, заявил:

— Я даю миллиард.

А я, будучи первым из учеников, которых позвал Учитель, наблюдая за тем, как ведут себя эти два балбеса, не знал, куда деться от стыда. Своим вызывающим поведением они в очередной раз снижали степень воздействия идей Учителя на окружающих. Спокойный двор Федерального собрания гудел, как при Вавилонском столпотворении. Никто не понимал друг друга.

Услышав полные безумия заявления о ставках, я подумал: «Эти лица тверже гранита! У этих людей нет денег, чтобы поужинать сегодня вечером, Они живут, выпрашивая кусок того, что мы пережевываем. Как они могут говорить, что платят так много за товар, и, что еще хуже, даже не знают его? Они платят миллион или миллиард, но чего? Долларов? Царица небесная!»

Когда я переваривал свое возмущение по отношению к этим сложнейшим экземплярам, у меня появилась мысль, которая взволновала меня: «Неужели Учитель выбрал Бартоломеу и Барнабе, чтобы они служили образцами и чтобы такие люди, как я, замечали свое собственное безумие? Это невозможно».