Слишком близко подошел.

Я поймал козленыша левой за загривок и притянул вплотную.

— Мальчик, — дохнул я нежно и страстно ему на ушко, я это умею. — Мальчик, если старичок, которому ты счетик клоунский сунул, ходит в тапочках и без охраны… он потому так ходит, мальчик, что от него другим охрана нужна. Скажи, мальчик с тоненькой шейкой, как ты думаешь: если я тебя к себе еще чуть притяну и в лобик ладошкой толкну, что будет?

— Какой счетик? — в панике проблеял козленыш; пиво переливалось у него через край, но он не замечал, короткие толстые пальчики-копытца тряслись. — Не знаю счетиков, что вы хотите…

Козленыш теперь был гадкий, потный от ужаса, вонючий, того гляди — обделается. А я наоборот — успокоился малость.

— Вот такой, — я положил на стойку «последний» счет.

Козленыш близоруко сощурился, и тогда я пригнул его к стойке почти вплотную, с трудом удержавшись, чтобы не приложить прыщавым лбом.

Дал время проникнуться, а потом обхватил ладонью скошенную мордочку и толкнул, другой рукой приняв у него наполненную кружку. И кран текущий закрыл.

Козленыш заелозил на мокром кафельном полу, пуская кровавые пузыри разбитым носиком.

— Встать! — приказал я.

Козленыш встал, плача и хлюпая.

— Я человек простой, как видишь! — проорал я во всю глотку, — суеверный! И если таксист, которого ты вызовешь, скажет, что его такси последнее, я сверну ему шею — я умею! — чтобы не ошибался! А сам уеду на другом! И если я увижу надпись «последняя» на бабе, с которой ты меня познакомишь, — тогда я сделаю так, что ни один мужик ее больше не захочет, а сам поимею следующую!., и очень быстро, будь это хоть в пустыне! А когда я вижу счет, который ты дал Хозяину, то либо ты его перебиваешь, либо я сам, сидя на твоем трупе!

Козленыш молчал. Козленыш проникся до селезенок, бздел сказать — не то, нехорошо было козленышу.

— Быстро! — каркнул я.

Козленыш сгреб трясущимся копытцем счет со стойки и сделал на подгибающихся ножках два шага к кассе — та стояла тут же, в баре, совсем рядом.

— Вы не понимаете… — проблеял он. — Я ни в чем… я все могу…

— Заткнись, — приказал я. — И не забудь включить в счет и мое пиво.

А сам полез за мобилой. Найдя номер, ткнул кнопку, ну и припал к кружке, пока соединялось. На вчерашние дрожжи хорошо пошло, в семь глотков кружечка в меня ухнула…. Подняли бы сегодня на мне бабки гаишники, да что-то последние годы тормозить стесняются.

Как раз и в мобиле ответили.

— Полковник, — распорядился я в трубку. — Возьми кого посмышленей и дуй ко мне. Надо. Денежку отработаешь, хорошую денежку!

И тут снаружи оглушительно грохнули выстрелы, судя по звуку — штуцер: тррах!.. тррах!..

Хозяин! Я было вскинулся, но…

Хозяин…

Тогда я просто склонил голову, прямо над выпитой кружкой.

На дне ее были выпуклые циферки «05». Вокруг них, полукружьями, слова — слово «ГОСТ» и слово «ПОСЛЕДНЯЯ».

— Еще одну, быстро! — гаркнул я козленышу, но от того толку было — как, сами понимаете…

Забился он на своем стульчике у кассы в угол, в кассовый аппарат не глядя копытцем тычет, лужа под ним натекает, хвост голый поджат, рожки крохотные черные — и те трясутся; только глазками красными на меня посверкивает. Правильно посверкивает, смерть свою видит…

Но смерть подождет минуту, смерти не к спеху…

— Черт!

Я швырнул в черта квакающей тревожно мобилой, а сам перегнулся через стойку, схватил другую кружку, без проклятой мистики на дне, и ребром ладони свернул рукоятку ближайшего пивного крана. Тугая черная струя хлынула из крана, я сунул кружку, пиво ударилось о дно и выплеснулось пеной. Тогда я наклонил кружку, и она мигом наполнилась…

Врете, врете! Я успею, всегда первым успевал, уж это-то я умею!

Я уже поднес кружку ко рту, я уже почувствовал на губах влагу — но щелкнуло, звонко треснула за спиной стеклянная стена кабака, мне обожгло щеку горячим, а кружку у рта разнесло вдребезги.

Только ручка в кулаке осталась — сжимаю ее, как лох.

И тогда я зарычал…. нет, не зарычал. Даже не завыл.

Тогда — оказалось, что и это умею! — тогда и я проскулил:

— Суукииии…

Родители сказали, что могут купить мне персональный наказыватель «Эппл». Папа у меня много зарабатывает, так что мы стопроцентно можем себе это позволить.

Сначала мне было страшно вот так взять и согласиться, ведь первые полгода наказыватель невозможно снять. Я же не дура, я понимала, почему так сделано. Кому понравится вдруг становиться паинькой? Например, мне родители говорят вымыть посуду, а я им: «Да пошли вы». И все нормально. А тут мне будет плохо от наказывателя, пока я не послушаюсь. Не слушаться его нельзя, потому что чем ты больше сопротивляешься, тем сильнее наказание. То есть подключить к себе наказыватель — стопроцентная гарантия успеха в жизни, но результаты начинаются не сразу; вначале приходится тупо слушаться. И вот, чтобы люди все-таки слушались, а не бросали в самом начале, наказыватель первые полгода не дает отключить себя. Наказывает за одну мысль об этом так сильно, что ну никак от него не избавиться. Может стать плохо аж до потери сознания. То же самое и с самоубийством. Но за мысль о самоубийстве он всегда наказывает, и через год, и через два, неважно, так что если подключиться к наказывателю, то это стопроцентная защита от самоубийства. На сайте написано, что исключений не бывает, потому что кто подключился, через полгода ни за что не захочет отключаться. Я думала, это просто реклама, не верила, а потом сама попробовала и убедилась.

Когда меня везли в клинику подключать наказыватель, у меня тряслись руки, и я даже хотела сбежать. Но все оказалось не так страшно. Я зря боялась, что наказыватель будет меня мучить насчет родителей, посуды, порядка в комнате, оценок в школе. Оказалось до этого ему нет дела. То есть успех в жизни вообще от другого зависит. Еще я боялась боли, потому что на сайте написано «наказыватель делает плохо», но все вышло по-другому. На самом деле ты просто начинаешь чувствовать тошноту. Тебе становится противно, и ты понимаешь, что делаешь что-то неправильно.

В первый раз я даже и не сообразила, что это от него, я думала, просто переела сладкого. Я же раньше много жрала, и в результате была ну не толстая, но полноватая, и мои одноклассницы, не все, конечно, а некоторые, привлекали мальчиков гораздо больше. А со мной мальчики разговаривали как-то презрительно и безразлично. Я им всегда улыбалась и поддакивала, потому что думала, они тогда станут ко мне лучше относиться. Какой же я была дурой!

Так вот, в первый раз все было так. Я купила себе эклеры, села у телевизора, ем, кофе пью, каналы щелкаю. Доела первый, начала второй и вдруг чувствую — тошнит. Думаю, ну все, переела я эклеров, больше смотреть на них не смогу. И перестала есть. А на следующий день папа принес торт — и опять меня затошнило. А потом я пошла гулять на школьный двор. Там один парень — он мне всегда нравился — принес коробку эклеров, просто так. Я подумала: «Вот черт!». Но как только я сказала, что не буду, меня сразу же затошнило, и я поняла, что надо наоборот. И съела. Всем досталось тогда по одному эклеру, так что на моей фигуре это никак не отразилось.

Кстати, я стала намного чаще ходить гулять, на школьный двор, и вообще. Раньше, бывало, думаешь, домашнее задание большое, не успею. Меня зовут на улицу, а я не иду. Или передача по телеку интересная. Ну или просто влом. А теперь каждый раз, как мне позвонят, и я захочу сказать «нет», мне сразу становится тошно. Я вначале думала, что не смогу больше хорошо учиться, запаниковала и хотела избавиться от наказывателя, но он вправил мне мозги, и я успокоилась. Я решила так: будь что будет, если что, свалю всё на родителей. Скажу: «Вы мне сами это купили, я-то чем виновата?».

Но я зря так думала, что не смогу учиться. Наказыватель оказался хитрый. Прихожу после гулянки; думаю: сейчас в душ и спать. И только легла в кровать, тошнить начинает; никак не уснуть. Дай, думаю, раз не спится, уроки поделаю, и только мысль пришла, как тошнить фазу меньше стало. Как села делать, так вообще все прошло. Когда все сделала, смотрю: два часа ночи. Ну, думаю, все равно не высплюсь, можно и в чате посидеть; я раньше любила сидеть во взрослом чате и всем обещать, что сейчас приеду и с ними пересплю. Но только я решила в чате посидеть, меня затошнило. Я, не будь дурой, легла. Сразу хорошо стало, и я уснула. В общем, оказалось, можно и гулять постоянно, и со всеми дружить, и учиться хорошо.