Граф в очередной раз умолк, но, не дождавшись с ее стороны никакого отклика, подытожил:

– К сожалению, некоторые представители средств массовой информации упоминали и об обвинениях, выдвинутых вами в адрес графа Северной Пещеры.

Адмирал вновь замолк, но на сей раз его голубые глаза настоятельно требовали ответа.

– Не могу сказать, что удивлена этим, сэр, – сказала она.

Он нахмурился и вновь потер бровь.

– С чего бы вам удивляться, капитан, коль скоро вы сами сочли возможным об этом заговорить? Но мне хотелось бы знать, намеренно ли вы сделали подобное заявление публично?

– Да, сэр, – ответила Хонор после недолгого размышления.

– Зачем? – спросил он хриплым от тревоги голосом. – Почему?

– Потому что эти обвинения соответствуют действительности, сэр. Павел Юнг нанял Саммерваля убить Тэнкерсли и меня. Он особо оговорил то, что Пола следует убить первым, чтобы я перед смертью как следует помучилась.

– Дама Хонор, вы отдаете себе отчет в своих словах? Вы обвиняете пэра Королевства в том, что он нанял убийцу!

– Да, сэр.

– И вы располагаете доказательствами столь чудовищного обвинения?

– Разумеется, сэр, – бесстрастно ответила она, и его глаза расширились.

– В таком случае, почему вы не предъявили их властям? Закон разрешает сражаться на поединке, но не нанимать за деньги профессионального дуэлянта. Это преступление.

– Сэр, я не прибегла к помощи закона, поскольку мои доказательства не могут быть приняты судом, – Адмирал нахмурился, и Хонор добавила: – Однако они абсолютно достоверны. Саммерваль сам признался в этом в присутствии свидетелей.

– Каких свидетелей? – резко спросил граф.

– Простите, сэр, но при всем моем уважении к вам от ответа на этот вопрос я вынуждена уклониться.

Глаза адмирала сузились, и Хонор почти физически ощутила гнетущую тяжесть его взгляда.

– Понятно, – сказал он после зловещей паузы. – Ваши улики – полагаю, речь идет о какой-то записи – были получены не вполне законным путем, и вы укрываете тех, кто это сделал. Так?

– Сэр, я почтительно прошу избавить меня от необходимости отвечать.

Хэмиш хмыкнул, но настаивать не стал. Однако едва Хонор вздохнула с облегчением, он подался вперед и сурово спросил:

– Вы собираетесь вызвать на дуэль и графа Северной Пещеры, дама Хонор?

– Милорд, я хочу, чтобы восторжествовала справедливость.

Адмирал на миг прикрыл глаза.

– А я хочу, капитан, чтобы вы хорошо обо всем подумали. Обстановка в палате лордов остается чрезвычайно сложной. Правительству с трудом удалось добиться объявления войны, и оно по-прежнему не имеет устойчивого большинства. Более того, в вопросе о войне позиция Северной Пещеры имела едва ли не решающее значение, и любой скандал, связанный с его именем – особенно если в нем будете замешаны вы! – может повлечь за собой ужасающие последствия.

– А вот это, милорд, меня не волнует, – невозмутимо ответила Хонор.

– А должно бы! Если оппозиция…

– Милорд…–резко произнесла она, впервые в жизни позволив себе перебить адмирала, – на данный момент оппозиция значит для меня очень мало. Человек, которого я любила, убит, и сделано это по приказу Павла Юнга.

Александер попытался прервать ее, но Хонор не позволила.

– Для меня это очевидно, да и для вас, думаю, тоже, однако доказать его вину в суде невозможно. Таким образом, у меня остается единственный выход. Законы нашего Королевства предоставляют мне право на поединок, и я намерена воспользоваться этим правом, невзирая ни на какие политические соображения.

Она осеклась, устрашенная тем, что позволила себе подобный тон в разговоре с адмиралом, да еще с этим адмиралом. Однако взгляд его Хонор встретила не дрогнув, и ее собственные глаза были тверды, как агат.

На миг воцарилась хрупкая тишина. Потом Хэмиш расправил плечи, глубоко вздохнул и сказал:

– Поймите, дама Хонор, меня волнует не граф Северной Пещеры. И даже не Правительство – во всяком случае не в первую очередь. Меня волнуете вы и последствия тех действий, которые вы намерены предпринять.

– Последствия я готова принять на себя, милорд.

– А вот я – нет! – впервые за время разговора адмирал повысил голос, и глаза его вспыхнули. – Правительство герцога Кромарти устоит, но если вы вызовете Павла Юнга на дуэль – хуже того, если вы его вызовете и убьете! – оппозиция взорвется. Вы в курсе, что история с трибуналом накалила обстановку? Так вот, капитан, это будет в тысячу раз хуже! Оппозиция потребует вашу голову на блюде, и герцогу не останется ничего другого, как преподнести ее им. Неужто вы этого не понимаете?

– Я не политик, милорд. Я офицер, – ответила Хонор, не пытаясь отвести взгляд, однако в ее голосе, неожиданно для нее самой, прозвучала нотка обиды. Почувствовав, как нуждается она в его понимании, Хонор торопливо вскинула руку. – Мне известен мой долг перед Королевством, но разве Королевство не имеет обязательств передо мной? Неужели Пол Тэнкерсли должен был умереть только потому, что у человека, ненавидящего меня, хватило денег, чтобы оплатить убийство? Пропади все пропадом, сэр, но я в долгу перед Полом! И перед собой!

Белая Гавань вздрогнул, потом медленно покачал головой.

– Я сочувствую вам, капитан. Но мне уже случалось говорить, что прямая атака не всегда лучший способ добиться своего. Действуя таким образом, вы поставите крест на своей карьере.

– Милорд! – воскликнула она с отчаянием в голосе, но по-прежнему не отводя глаз. – Единственное, что мне нужно от моей Королевы и моего Королевства, – это справедливость! Мне не нужно больше ничего, но право на справедливость есть у каждого из нас. Разве не это отличает нас от хевов?

Адмирал поморщился, и она продолжила уже тихо и почти умоляюще:

– Я не разбираюсь в политике, сэр. Мне не дано понять, что дает Павлу Юнгу право уничтожать все, к чему он прикасается, и уходить от возмездия по причине важности компромисса и политического консенсуса. Но что такое долг и обычная порядочность, мне понятно. Равно как и что такое справедливость. И раз мне не у кого просить, я добьюсь ее сама – во что бы то ни стало.

– И положишь конец своей карьере, – сказал Александер, и теперь просящие нотки проскользнули в его голосе. – Конечно, дуэли не запрещены и трибунал вам не грозит, но с командованием придется расстаться вне зависимости от того, насколько оправданы ваши действия. Если вы убьете его, у вас отберут «Нику», Хонор. Вас спишут на берег, и ни я, и ни кто другой ничего не сможет сделать.

Впервые в жизни адмирал обратился к ней, использовав не титул или звание, а имя, и она поняла, что доходившие до нее слухи верны. То ли благодаря дружбе с Курвуазье, то ли потому, что он верил в нее, но Белая Гавань считал ее карьеру своим личным делом. Возможно, из этого следовало, что она должна согласиться с ним или, по крайней мере, внимательнее отнестись к его доводам, но на сей раз – только на сей раз! – требование Александера превосходило ее возможности.

– Прошу прощения, сэр, – тихо произнесла она, – но если за справедливость мне придется заплатить своей карьерой, я заплачу эту цену. У меня нет выбора: на этот раз кто-то должен призвать Юнга к ответу.

– Капитан, – сурово сказал граф, и глаза его сверкнули гневом, – возможно, упрямство не позволяет вам понять это, но ваша карьера важнее дюжины Павлов Юнгов. Вы не хуже меня знаете: из того, что сейчас мы разносим флот хевенитов, вовсе не следует, что это продлится вечно. Мы ведем войну за выживание Королевства! Флот пестовал вас тридцать лет, сделал вас оружием, и вы не имеете никакого права – никакого! – лишить Флот этого оружия. Вы говорите о долге, капитан? Так вот, ваш долг – это долг перед Королевой, а вовсе не перед собой.

Побелевшая как мел Хонор открыла рот, но адмирал не дал ей вымолвить ни слова.

– Вы нужны Флоту. Вы не раз доказывали свою ценность, совершая настоящие чудеса, и не имеете никакого права поворачиваться к нам спиной, что бы там ни сделал Юнг.