Волосы Эшиалы развевались на ветру, она крепко обнимала дочь, которая визжала, обмирая от радости и страха.

Они выскользнули из ловушки!

– О, Ило! Я так благодарна!

Перед ней мелькнула его самая коварная ухмылка.

– Ну, благодарностью я постараюсь воспользоваться.

Отвергнутые лекарства:

– У меня очень срочная миссия! – простонал Акопуло.

– Объясните, в чем состоит ее срочность, и, я уверен, ваш отъезд будет ускорен, – мягко сказал Лоп’квитс.

– Я уже говорил вам! У меня секретное поручение.

– Как это может быть? Вы священник, и если в частных случаях религиозные дела, конечно, могут быть в высшей степени конфиденциальными, то в общем они касаются всех.

Опять задержка!

Акопуло попался в ловушку в Илрэйне две недели назад. «Утренняя звезда» чудом избежала кораблекрушения у берегов мыса Дракона, но, получив пробоину, едва дотащилась до эльфийского порта Вислоун. Таможенные власти поднялись на борт и, обшарив судно вдоль и поперек, обнаружили письма Шанди к халифу. «Утренняя звезда» продолжила плавание без своего пассажира.

Следовало признать, что эльфийское заточение оказалось очень приятным. Эльфы имели привычку надежно маскировать свои города. Вислоун рассыпался по многочисленным поросшим деревьями островкам в устье реки. В распоряжение Акопуло предоставили симпатичный коттедж на одном из таких островков с цветами, тенистыми растениями и серебристым пляжем. Еда, которую доставляли дважды в день, была столь изысканной, что даже известный гурман лорд Ампили мог о такой только мечтать. И все же тюрьма есть тюрьма.

Каждые несколько дней какой-нибудь новый чиновник допрашивал его. Конечно, вежливо – любому эльфу становилось дурно при одной мысли о кнутах и кастетах. Допрос происходил под сенью деревьев или в увитых ароматными цветами беседках.

Нынешний инквизитор Лоп’квитс ничем не выделялся среди своих соплеменников – эльфов. Весь его наряд состоял из коротких брюк алого и бирюзового шелка. Жира на его теле было не больше, чем в сухой ветке, кости обтягивала золотистая кожа. Он заявил, что является наместником Олипона, седьмого из старшей ветви правящего клана Квит, и заместителем спикера законодательной палаты провинции Кволь – этот послужной список мог значить очень много, а мог и вовсе ничего не значить. Выглядел он четырнадцатилетним подростком, но у эльфов никогда точно не угадаешь возраст. Он вполне мог быть тем, кем казался, – мальчишкой, который разыгрывает простодушного иностранца, а мог и в самом деле оказаться тем, за кого себя выдавал, – важным правительственным чиновником. В этом случае он бреет подмышки.

Акопуло промокнул струящийся со лба пот. Ряса священника, которую он носил поверх своего обычного наряда, мало подходила для здешнего жаркого и влажного климата. Он подозревал, что настоящий священник надел бы одну рясу, но не стал делать этого, не желая давать себе послабления. Он заерзал на скамье, пытаясь не обращать внимания на приторный запах, исходящий от цветущего кустарника за его спиной.

– Вы считаете меня лжецом? Тогда приведите сюда волшебника, и я повторю свой рассказ в его присутствии.

О, как ему хотелось поговорить с каким-нибудь волшебником!

Лоп’квите с сожалением покачал головой:

– Закон не признает волшебства. Если бы судья вынужден был допустить, что воспоминания свидетеля или сам окружающий мир можно изменить применительно к случаю, то он никогда не смог бы вынести никакого вердикта!

Музыкальный голос эльфа превращал сухие слова в песню.

– Но вы же использовали волшебство, чтобы обнаружить у меня письма и пояс с деньгами! И я убежден, уже успели прочитать письма, не сломав печати.

Детские глаза расширились, розовый и аквамариновый цвета в них сменились кобальтом и малахитом.

– Вы хотите предъявить такое обвинение?

– А что, если хочу? – беспокойно спросил Акопуло.

– Это очень серьезно! В этом случае пришлось бы консультироваться с Управлением Оккультных Явлений. Следователь по Мирским Делам тоже сочтет нужным принять участие.

О Бог Мучений!

– В таком случае я отказываюсь от обвинения. Прошу вас, сэр…

– Называйте меня просто по имени или, если вам так удобнее, депутатом.

– Хорошо, депутат. Я не собирался сходить на берег в Вислоуне и прошу лишь об одном: предоставить мне место на любом корабле, отправляющемся на юг, – причем чем скорее, тем лучше. Я не понимаю, какое дело Илрэйну до моей миссии.

– Но у вас с собой письма от верховного суверена королевства, с которым мы связаны Клаудским договором 2998 года, к правителю другого государства, с которым мы находимся на данный момент в союзнических отношениях по Гаагскому соглашению 2875 года, учитывая поправки к Положению о Семи Свободах, статья 18, параграф 14. А как священнослужитель, вы должны подчиняться еще и Закону о Гармонии Религий, принятому синдиком Элмоса в 2432 году, и особенно дополнению…

– Достаточно! – Акопуло едва не плакал. – Есть ли какая-нибудь возможность обратиться к Чародею Лит’риэйну?

Мальчишка задохнулся. Он запустил пальцы обеих рук в жесткие золотистые кудри. Его голос сделался на октаву выше.

– К чародею?! Верховному Командующему Эльфийского Народа? Да вы понимаете, какие бюрократические осложнения вызовете, заявив о такой просьбе? К тому же я вовсе не уверен, что вы еще не…

– Забудьте об этом! – воскликнул Акопуло. Если уж эльфа озадачили возможные трудности, то его они повергли в ужас. – Да есть ли хоть какой-нибудь выход, чтобы я мог… Что такое?

– Вон там! – воскликнул Лоп’квитс, вскакивая. – Вы видели?..

– Что видел? – Акопуло обернулся и посмотрел в том направлении, куда показывал золотой палец.

– Серена Окарина! Я никогда не видел их в такое раннее время года!

Его опаловые глаза переливались оттенками золотистой охры, лазури и слоновой кости. Ребяческое лицо Лоп’квитса от волнения вспыхнуло как медный самовар.

– Что?!

– Серена Окарина! Бабочка! О Бог Скорпионов!

Наконец-то император созвал сенат. Вот уже несколько дней столица полнилась слухами о гоблинах, дварфах и поражениях имперских легионеров. Ампили собрал воедино все циркулирующие при дворе слухи и, как от него требовалось, доложил Шанди. С ума сойти: император не поверил ему! Только выслушал и недовольно поворчал.

Нечего и говорить, Шанди изменился, взойдя на трон. Прежняя близость, которой Ампили так дорожил, теперь исчезла. Иногда он просыпался среди ночи с криком ужаса, измученный кошмарами. Ему чудилось, что сначала он был прав: теперешний правитель – самозванец, а исчезнувший беглец и есть настоящий император. При свете дня нелепость этих фантазий становилась очевидной, особенно в присутствии Шанди, хотя такие встречи случались теперь значительно реже.

Когда сенат собирался в полном составе, Ротонда обычно была заполнена до отказа, и для прочих сановников оставалось мало мест. Но пока двор пребывал в трауре, многие аристократы уехали в свои деревенские поместья, чтобы привести в порядок личные дела, и так как свободных мест оказалось больше, чем обычно, Ампили, облачившись в тогу, которую приказал достать из чулана, втиснул свое могучее тело среди представителей мелкого дворянства.

Случайно так вышло или на то была чья-то воля, но заседание сената происходило в день Востока, когда обычно решались военные вопросы. По традиции все сенаторы расположились на восточной стороне Ротонды, образуя плотный ряд алых мантий позади Золотого трона, так что император, сев на Опаловый трон в центре, должен был оказаться к ним лицом. Младшей знати отводились места с западной стороны, позади Красного трона. Ампили устроился очень высоко, на задних рядах, откуда мог наблюдать за ходом заседания. Справа от него сидел маркиз Мосрейс, а слева – герцог Вайлбот. Сейчас Вайлбот стар и немощен, но в свое время это был храбрый воин. Комментарии герцога окажутся весьма дельными, если, конечно, старику удастся расслышать, о чем идет речь. Несдержанного на язык Вайлбота, отпускавшего многочисленные ехидные замечания в адрес старого Эмшандара, прежде не допускали в сенат, но в свое время отважный вояка перерезал больше дварфов, чем кто-либо другой. Легионеры прозвали его Железной Челюстью.