Меня так заинтересовало описание этой жизни в государственном доме, что я соглашаюсь посетить моего нового знакомого. Выезжаем за пределы центральной части города, где административные здания чередуются с виллами и коттеджами австралийцев. Попадаем в пригородную часть столицы — здесь уже лепятся друг к другу деревянные хижины, покрытые листвой и приподнятые над землёй на длинных сваях. Мы видим на обочине двух старушек, которые несут тяжёлые бидоны с водой. Эка просит меня остановиться — оказывается, это его тётушки.

Мы знакомимся. Весёлые тощие старушки, жующие красную жвачку — бетель, хлопают меня по плечу и восклицают: «Гуд, гуд!» Больше по-английски они, кажется, ничего не знают. Им нужно нести воду к своим хижинам, которые расположены далеко от водоёма. Я предлагаю подвезти тяжёлые бидоны, Ставим их в багажник, тетущки забираются на заднее сиденье, и мы направляемся в гору.

С трудом лавируем по узкой крутой улочке между свайными домами и наконец подъезжаем к той самой хижине, где живут тётушки Эки. Навстречу выбегает множество ребятишек, которые с радостными криками облепляют машину, помогают вытащить из багажника бидоны и дружно тащат их к дому. Распрощавшись с нашими спутницами, быстро спускаемся вниз, к основной дороге, и вскоре добираемся до жилища Эки Порафаэ. Это небольшой, но вполне современный домик, сделанный не из дерева и листьев, а из асбоцементных плит и крытый шифером. Однако по конфигурации он почти повторяет традиционные хижины — также стоит на сваях, и пол его приподнят над землёй. Нас встречают дети Эки, его брат, друг, их жены, одна из них с маленьким ребёнком на руках. Всего в этом однокомнатном домике живёт десять человек, но, судя по радостной общительности, оживлённому разговору и улыбкам, вся эта большая компания очень дружна.

Вечереет. Во дворе у самого крыльца замечаю больших жаб, которые торопливо, короткими прыжками скачут по траве. Это жабы аги, завезённые на Новую Гвинею для борьбы с вредителями сахарного тростника. Они хорошо размножились здесь и встречаются повсюду — от плантаций до лужаек около деревенских домов.

Хозяева домика приглашают к ужину в «гостиную». Это четвёртая часть общей комнаты, отгороженная лёгкими стенами из фанеры. Располагаемся мы все на плетёных тростниковых циновках, садимся в кружок, а на середину циновки хозяйки выставляют синий варёный ямс и сладкий картофель в кокосовом молоке; в отдельной миске подаётся варёная рыба, которую зовут здесь «длинный Том», и белый пресный рис.

В заключение нашего вечера я дарю хозяевам слайды с видами Москвы и Ташкента, значки заповедников, открытки с изображением различных рыб.

Эти открытки особенно интересны Эке, который сам занимался расселением рыб по Новой Гвинее. Мои новые друзья весь вечер расспрашивают о нашей стране. Их интересует все — от погоды, растительности и животного мира до обычаев и облика людей, их одежды, привычек. Но больше всего, конечно, интересуют моих собеседников социальные проблемы.

Сейчас все жители Новой Гвинеи обсуждают перспективы грядущей независимости, и их очень волнует, каким же будет здесь социальный строй, как эти изменения скажутся на образе жизни и благосостоянии местного населения. Поэтому за ужином меня особенно расспрашивают о медицинском обслуживании, социальном обеспечении, об обучении детей. Моих слушателей поражает, что воспитание и обучение детей, все медицинское обслуживание в нашей стране не только доступны каждому, но и совершенно бесплатны. Когда я рассказываю о системе квартирной платы, о том, чтоя плачу за свою квартиру всего пять процентов моего заработка, они приходят сначала в недоумение, а потом в неподдельный восторг.

Понимают мой рассказ только мужчины. Ни женщины, ни дети не знают английского и поэтому просто с интересом и любопытством смотрят то на меня, то на мужчин, которые задают мне вопросы или требуют более подробных разъяснений. Женщины не пытаются перебить мужчин и спросить их, о чём разговор, а только улыбаются, видя оживление на лицах своих мужей.

Беседа затягивается уже за полночь, и мои новые друзья предлагают переночевать у них.

— Большое спасибо за гостеприимство, но я не хочу стеснять вас, — отвечаю я, — у меня заказана гостиница.

— Ну нет, не обижайте нас, — говорит Эка. — Мы уже приготовили вам отдельную комнату. Немного потеснимся, а самая лучшая часть нашего дома будет ваша. Моя жена уже постелила там новую циновку, которую сплела только вчера. Вы можете на ней хорошо отдохнуть, — убедительно добавляет он.

Видя такое расположение моих друзей, я считаю неудобным отказаться и, пожелав им спокойной ночи, отправляюсь в выделенные мне апартаменты. Там на полу действительно лежит циновка, пахнущая ещё свежей травой. Укладываюсь на ней, подложив под голову любезно предложенный мне большой пучок сена. Из-под потолка доносится стрекотание домового геккона.

Уже в полусне слышу из гостиной негромкий, но очень внушительный голос Эки, который пересказывает женщинам и детям всё, что он только что услышал от меня, переводя наш разговор на их родной язык. То и дело рассказ Эки прерывается удивлёнными возгласами, вопросами, но беседа ведётся приглушённо, чтобы не мешать мне заснуть.

Среди учёных — зоологов, ботаников, экологов, — с которыми пришлось встречаться и вместе работать в Австралии, большинство не только заняты решением частных научных вопросов, но и глубоко озабочены общим состоянием природных экосистем, загрязнением окружающей среды, сокращением численности редких видов животных и растений. Процесс деградации природы под натиском промышленности и сельского хозяйства достиг в Австралии значительных масштабов. Об этом рассказал в своей книге «Грязная история» эколог Дерек Уайтлок, с которым я встретился в Аделаидском университете. На обложке смелой и правдивой книги — затоптанный в мусор австралийский флаг. К сожалению, такая аллегория находит подтверждение в вопиющих фактах, приведённых на страницах издания. Заводы и фабрики, построенные без очистных сооружений, загрязняют воды, почву и воздух, губят здоровье людей, отравляют природу, но приносят прибыли как местным, так и иностранным (в значительной степени — американским) компаниям. За двести лет, прошедших со времени высадки капитана Кука в заливе Ботани-Бей, население Австралии достигло двенадцати миллионов человек. И за те же двести лет были уничтожены или поставлены на грань исчезновения десятки эндемичных видов растений и животных, превращены в свалки мусора, в безжизненные пустыри окрестности крупных городов, на месте живописных лесов возникли голые склоны, на месте озёр и родников — зловонные водоёмы.

— С чего же всё началось? — спросил я Дерека.

— Человек появился на нашем континенте около сорока тысяч лет назад. То были предки нынешних аборигенов, достигшие Австралии с севера, с островов Малайского архипелага. Некоторые учёные пытаются свалить часть вины за современное состояние природы на аборигенов — они, мол, тоже охотились, жгли деревья и таким образом начали процесс уничтожения природы. Но я считаю и докажу, что аборигены были первыми и весьма эффективными хранителями природы Австралии. У них не было технических средств, и они не были одержимы идеей «покорения природы». По своим верованиям аборигены были тотемистами и анимистами. Они считали окружающую природу, животных и растения одним гигантским храмом, в котором все предметы и живые существа имеют священный смысл. Аборигены верили, что богоподобные предки оставили им в наследство все эти пещеры, деревья, огонь и пищу и что ко всему этому надо относиться с особым уважением. Они собирали плоды, корни, насекомых, охотились на ящериц, на различных сумчатых и за каждую удачную добычу благодарили своих богов. Удивительно, как разумно сохраняли аборигены хрупкое равновесие в природе. Они берегли источники воды, освящая их, они не охотились на крупных животных в период их размножения, вели переложную систему использования охотничьих угодий. У аборигенов была выработана сложная система запретов — табу, ограничивавших добывание тех или иных видов животных или охоту на определённой территории.