Мы не говорим, что нам не следует иметь удовольствие. Мы не пуритане, мы пытаемся понять его, и в самом понимании всего этого процесса страху приходит конец. Когда это происходит, вы видите, что удовольствие есть нечто совсем иное, и мы тщательно исследуем это, если у нас будет время. Итак, мысль ответственна за это мучение; одна сторона медали — мучение, другая — удовольствие и его продолжение, потребность в удовольствии и погоня за ним, — включая и религиозную и любую другую форму удовольствия. Что же в этом случае делать мысли? Может ли она прекратиться? Правильна ли постановка вопроса? Кто это — тот, кто собирается остановить мысль? «Я», который не является мыслью? Но ведь «я» — результат мысли, значит мы имеем всё ту же проблему с «я» и «не-я», проблему наблюдающего, который мечтает, что стоит ему остановить мышление, как для него начнётся совершенно иная жизнь. Но существует только мысль, а не наблюдающий с его заявлением: «Я хочу прекратить мысль», ибо наблюдающий — продукт мысли. Как возникает мысль? Нетрудно видеть, что мысль — ответ памяти, опыта и знания, то есть ответ мозга, хранилища всего этого. Когда мозг о чём-то спрашивают, он отвечает реакцией памяти и опознавания. Мозг является результатом миллионов лет эволюции и обуславливания — мысль всегда стара, мысль никогда не бывает свободной, мысль — это реакция всей обусловленности мозга.
Что же делать? Когда мысль осознаёт, что она не в состоянии что-либо сделать со страхом, поскольку сама же и создаёт страх, возникает молчание — исчезает малейшее движение, ведущее к страху. Поэтому ум, включающий и рассудок, наблюдает весь этот феномен привычки, противоречия, борьбы между «я» и «не-я». Он осознаёт, что наблюдающий есть наблюдаемое. И видя, что страх не может быть просто проанализирован и отброшен, что он всегда будет здесь, ум видит также, что и анализ не является выходом. Тогда человек спрашивает себя: «Каково происхождение страха? Как он появляется?»
Мы сказали, что он появляется через время и мысль. Мысль является ответом памяти, мысль также порождает страх. И страх не может окончиться путём простого контроля или подавления мысли или через попытки превращения мысли во что-то другое или усердным использованием всех трюков и фокусов, которыми человек обманывает себя. Осознавая всю эту структуру в самой себе, безвыборно, объективно, видя всё это, сама мысль говорит: «Я буду спокойной без всякого контроля или подавления», «Я буду тихой». И тогда наступает конец страху, что означает конец печали и понимание себя — самопознание. Без познания себя нет конца печали и страху. Только ум, свободный от страха, может встретить реальность лицом к лицу.
Возможно, теперь вы хотите задать вопросы. Задавать их нужно — эти вопросы, это раскрытие здесь себя самому себе, необходимы; и надо также задавать вопросы самому себе, когда вы сидите в своей комнате, гуляете по саду, едете в автобусе — вы должны задавать вопросы, чтобы постигать. Задавать, однако, следует правильные вопросы, и в самой постановке правильного вопроса уже заложен правильный ответ.
Участник беседы: Понять самого себя, свою боль, свою печаль, — это правильно? — это то, что следует делать?
Кришнамурти: Как человеку можно принять себя таким, каков он есть? Вы хотите сказать, что принимаете своё уродство, свою жестокость, свою склонность к насилию, свою претенциозность, своё лицемерие? Вы можете принять всё это? И не хотите изменить? — в самом деле, не должны ли мы изменить всё это? Как можно принять установленный порядок общества — с его моралью, которая аморальна? Разве жизнь — это не постоянное движение изменения? Когда живёшь, нет никакого принятия, есть только жизнь. Тогда мы живём с движением жизни, и движение жизни требует перемены, психологической революции, мутации.
Участник беседы: Я не понимаю.
Кришнамурти: Простите. Возможно, когда вы употребили слово «принимать», вы не сознавали, что в повседневном английском языке это слово означает принимать вещи такими, какие они есть. Не лучше ли вам задать вопрос на голландском?
Участник беседы: Принимать вещи по мере их прихода.
Кришнамурти: Буду ли я принимать вещи по мере их прихода, когда меня бросает моя жена? Когда я теряю деньги, когда теряю работу, когда меня презирают или оскорбляют — буду ли я принимать всё это? Приму ли я войну? Чтобы принимать вещи по мере их прихода, действительно, а не теоретически, человек должен быть свободен от «я», от «мне». И это то, о чём мы говорили всё сегодняшнее утро — об освобождении ума от «я» и «вы», от «мы» и «они». Тогда вы можете жить от момента к моменту, — бесконечно, без борьбы и без конфликта. А это и есть подлинная медитация, подлинное действие, не конфликт, жестокость или насилие.
Участник беседы: Мы должны думать — это неизбежно.
Кришнамурти: Да, понимаю, сэр. Вы считаете, что вам предлагают вообще не думать? Но вы должны думать, чтобы сделать конкретную работу, и вы должны думать, чтобы добраться до своего дома. Существует также и общение с другими с помощью слов — которое также невозможно без мысли. Так какое же место занимает мысль в жизни? Мысль должна действовать, когда вы что-то делаете. Пожалуйста, проследите за этим. Чтобы делать какую-то техническую работу, чтобы функционировать на уровне компьютера, — даже если и не так эффективно, — требуется мысль: ясная, объективная, неэмоциональная, без предрассудков и без умозаключений. Мысль необходима, чтобы действовать чётко и понятно. Но мы также знаем, что мысль порождает страх и что именно страх мешает нам действовать эффективно. Итак, встаёт вопрос: «Может ли человек действовать без страха, когда мысль необходима для этого действия, и оставаться безмолвным, когда мысль не требуется?» Вы понимаете? Может ли человек иметь такие ум и сердце, которые понимали бы весь этот процесс страха, удовольствия и мышления, — понимали бы тишину ума? Может ли человек действовать, используя мысль, когда она необходима, и без неё, когда она не нужна? Это ведь довольно просто, не правда ли? Иначе говоря, может ли ум быть настолько внимательным, чтобы, бодрствуя, думать и действовать, когда это необходимо, и в этом действии оставаться бодрствующим и бдительным, не засыпая и не работая чисто механическим образом?
Итак, вопрос не в том, следует ли нам думать или не следует, а в том, как оставаться бдительным. Для этого требуется глубокое понимание мышления, страха, любви, ненависти, одиночества. Необходимо быть полностью вовлечённым в эту жизнь таким, какой ты есть, но с полным пониманием. А понять их глубоко можно только тогда, когда ум бдителен, полностью бодрствует и свободен от всякого искажения.
Участник беседы: Не хотите ли вы сказать, что в момент опасности вы просто реагируете, исходя из опыта?
Кришнамурти: А вы — не так? Когда вы видите опасное животное, разве вы реагируете не из памяти, не из опыта? — возможно, это даже не ваш личный опыт, но опыт многих поколений, который говорит: «Будь осторожен».
Участник беседы: Именно это я и имел в виду.
Кришнамурти: Так почему мы не действуем столь же эффективно, когда мы видим опасность национализма, войны, отдельных правительств с их суверенными правами и армиями? Это ведь наиболее опасные вещи — так почему же мы не реагируем, почему не говорим: «Давайте всё это изменим»? Это означало бы, что вы изменяете самого себя, своё знакомое бытие; что вы уже не принадлежите какой-то нации, какому-то флагу, стране или религии; это означало бы, что вы — свободный человек. Но именно этого мы и не делаем. Мы реагируем на физическую опасность, однако игнорируем опасность психологическую, которая намного более опустошительна. Мы принимаем вещи такими, какие они есть, или мы бунтуем против них в надежде построить некую фантастическую Утопию, которая наделе оказывается тем же. Видеть опасность внутри и видеть опасность вовне — это одно и то же, это означает быть бдительным, бодрствующим — то есть быть разумным и чутким.
