Кришнамурти: Это то, что говорила леди, в точности то же самое. Мысль — это животное. Пожалуйста, не отходите от животного. Не говорите: животное — это мысль, личность, «я», эго, страх, жадность, зависть, — чтобы затем перейти к другому её описанию. Мы говорим: животное есть всё это. И мы видим, что животное нельзя прогонять постепенно, ибо оно будет всегда возвращаться вновь в различных формах. Осознавая это, я говорю: «Как глупо всё это — постоянные попытки прогнать животное с его непременным возвращением и повторением всего этого снова. Я хочу выяснить, можно ли прогнать его раз и навсегда, так, чтобы оно никогда не вернулось».

Участник беседы: Я вижу в самом себе самые разные функции, с различными скоростями. Если одна функция будет следовать за другой функцией, ничего не получится. Например, если эмоция будет следовать за идеей. Человек должен использовать все свои функции при наблюдении.

Кришнамурти: Это то же самое, но другими словами.

Участник беседы: Вы начали объяснение, но оно было прервано. Вы начали говорить, что не хотите избавляться от страха вообще.

Кришнамурти: Я говорил вам, прежде всего, что не хочу избавляться от животного. Я не хочу прогонять его. Прежде чем я возьму хлыст или бархатную перчатку, я хочу выяснить, кто будет его прогонять? Возможно, это ещё более крупный тигр, чем тот, которого прогоняют. Поэтому я говорю сам себе: «Я никого не хочу прогонять». Поймите важность этого!

Участник беседы: Изгнание может стать вашим окончательным смертным приговором.

Кришнамурти: Нет, не знаю. Не спешите, сэр, позвольте мне объяснить. Я говорю, что прежде чем я прогоню животное, я хочу выяснить, кто та сущность, которая собирается прогнать его. Я говорю, что это может быть ещё более крупный тигр. Если я хочу избавиться от всех тигров, то неразумно позволять большему тигру прогонять маленького. И я говорю: «Подождите, я не хочу никого прогонять». Посмотрите, что происходит в моём уме. Я не хочу никого прогонять, но я хочу наблюдать — я хочу выяснить наверняка, не охотится ли большой тигр за маленьким. Эта игра будет продолжаться вечно, — и именно это и происходит в мире — тирания какой-то одной страны охотится за меньшей страной.

Итак, я сейчас очень хорошо сознаю — пожалуйста, следите за этим, — что я не должен прогонять никого. Я должен вырвать с корнем сам принцип изгнания чего-либо, подавления и преодоления его. Потому что решение, говорящее: «Я должен избавиться от тигрёнка», может перерасти в громадного тигра. Поэтому необходим полный отказ от любых решений, от всякого побуждения избавиться от чего-то, что-то отогнать, прогнать. Тогда я могу наблюдать. Тогда я говорю себе (передаю смысл словами): «Не хочу никого прогонять». Тем самым я свободен от груза времени, чем являлось преследование одного тигра другим. В таком преследовании всегда присутствует какой-то временной интервал, и поэтому я говорю: «Я не буду ничего делать, я не буду ни за кем гоняться, я не буду действовать, я не буду решать — мне следует сначала посмотреть».

Я наблюдаю, — я не имею в виду эго, но ум наблюдает, мозг следит. Я могу опознавать различных тигров — мать-тигрицу с её выводком и с супругом; я могу наблюдать всё это, но внутри меня должны существовать силы более глубокие, и я хочу выявить их все. Буду ли я выявлять их через действие? Всё более и более раздражаться, затем успокаиваться, а через неделю снова раздражаться, снова успокаиваться? Или существует способ посмотреть на всех тигров, на маленького, на большого, на только сейчас рождающегося — на всех сразу? Могу ли я увидеть их всех настолько полно, чтобы понять весь этот процесс? Если я на это не способен, моя жизнь будет двигаться старым манером, всё в той же буржуазной колее, переусложнённой, тупой и хитроумной. Вот и всё. Поэтому если вы поняли, как следует слушать, — утреннее поучение закончено.

Помните историю про учителя, беседующего каждое утро со своими учениками? Однажды, когда он уже занял своё место, прилетела птичка, уселась на подоконник и запела, и учитель не прерывал её пения. Пропев некоторое время, она улетела прочь. И учитель сказал ученикам: «Это утреннее поучение закончено».

Саанен, Швейцария, 7 августа 1969

О ВЫХОДЕ В НЕВЕДОМОЕ

Подавление. Действие из безмолвия. Путешествие внутрь себя: ложные путешествия и проектируемое «неведомое».

Кришнамурти: Мы ставили вопрос о том, как избавиться от внутреннего зверинца — который имеется в каждом из нас. Мы обсуждали всё это, поскольку видим — по крайней мере, вижу я, — что нам необходимо выйти в неведомое. В конце концов, любой хороший математик или физик должен исследовать неизвестное, и, возможно, та же задача стоит также и перед художником, если он не слишком увлечён своими эмоциями и воображением. Также и мы, обычные люди, с нашими ежедневными проблемами, должны жить с глубоким чувством понимания. И мы должны выходить в неведомое, проникать в неведомое. Вряд ли на это способен ум, постоянно гоняющийся за изобретёнными им же животными — драконами, змеями, обезьянами, со всеми их тревогами и противоречиями — чем мы и являемся. Будучи самыми обычными людьми, не наделёнными блестящим интеллектом, возвышенными видениями, просто проживающими день за днём свои однообразные, уродливые маленькие жизни, мы интересуемся тем, как нам всё это немедленно изменить. Именно это мы и обсуждаем.

Люди меняются под воздействием новых изобретений, новых трудностей, новых теорий, новых политических ситуаций; всё это приносит с собой некоторый элемент перемены. Но мы говорим о радикальной революции в самой основе человеческого существа и о том, должна ли она произойти постепенно или мгновенно. Вчера мы рассмотрели всё, связанное с идеей постепенности и со значением удалённости, расстояния, и с временем и усилием, необходимыми для преодоления этого расстояния. И мы говорили, что хотя человек уже в течение тысячелетий и пытается измениться, но почему-то он не оказался способным измениться радикально, за исключением, возможно, одного или двух. Итак, необходимо понять, способны ли мы, каждый из нас, а значит и весь мир (ведь мир — это мы, а мы — это мир, мы и мир неразделимы), мгновенно избавиться от всех мук, гнева, ненависти и вражды, созданных нами же, от горечи, которую каждый несёт в себе. Очевидно, привкус горечи знаком каждому из нас; так может ли эта горечь — при знании всех её причин, при понимании всей её структуры, — быть уничтожена немедленно?

Мы говорили: такое возможно, только когда существует наблюдение. Когда ум способен к интенсивному наблюдению, само это наблюдение является действием, которое прекращает горечь. Мы также рассмотрели вопрос, что такое действие: может ли оно быть свободным, спонтанным, неволевым актом. Или действие всегда базируется на нашей памяти, на наших идеалах, на наших противоречиях, на нашей боли, нашей горечи и так далее? Всегда ли действие — приближение себя к идеалу, принципу, шаблону? Мы сказали, что подобное действие вовсе не является действием, потому что оно создаёт противоречие между тем, что «должно быть» и «тем, что есть». Когда у вас есть идеал, существует расстояние между тем, какой вы есть, и тем, чем вы должны быть, и расстояние это необходимо преодолеть. Это «должны быть» может занять годы или, как верят многие, потребуется перевоплощение за перевоплощением в течение множества жизней, прежде чем вы достигнете такой совершенной Утопии. Мы также говорили, что имеет место воплощение вчерашнего в сегодняшнем; независимо от того, простирается ли это вчерашнее на тысячелетия или всего лишь на двадцать четыре часа в прошлое, оно обязательно работает, если имеет место действие, основанное на разделении прошлого, настоящего и будущего. Всё это, как мы говорили, приносит противоречие, конфликт и страдание; это не действие. Действием является восприятие; само восприятие есть действие, что налицо при вашем столкновении с опасностью; тогда имеет место мгновенное, немедленное действие. Вчера мы, кажется, подошли к этой точке. Бывают также такие моменты, когда налицо глубокий кризис, вызов, великая скорбь. Тогда ум на мгновение становится необычайно тихим, он в шоке. Не знаю, наблюдали ли вы такое. Когда вы видите горную вершину вечером или ранним утром, с этим необыкновенным освещением на её склонах, с её тенями, видите эту безмерность, это великолепие, эту картину глубокого уединения, когда вы видите всё это, ум не может всего этого вместить; в это мгновение он совершенно замолкает. Но вскоре он преодолевает этот шок и начинает реагировать согласно своей обусловленности и своим личным проблемам. Так что бывают моменты, когда ум совершенно тих, но поддерживать это состояние абсолютного безмолвия он не может. Такая тишина может быть установлена шоком. Большинству из нас знакомо это состояние абсолютной тишины, вызванное сильным шоком. Шок может произойти от внешнего события случайно, или к нему можно прийти искусственно, изнутри, через серию неразрешимых вопросов, как в некоторых школах дзен, или с помощью какого-нибудь состояния, порождённого воображением, или с помощью какой-то формулы, принуждающей ум к тишине, что, несомненно, является ребяческим и несерьёзным. Мы говорим, что для ума, способного к восприятию в том смысле, о котором шла речь, само такое восприятие является действием. Для того чтобы воспринимать, ум должен быть абсолютно тихим, иначе он не способен видеть. Если я хочу слушать то, что вы говорите, — я должен слушать молча. Любое блуждание мысли, любая интерпретация сказанного вами, любое чувство сопротивления мешает реальному слушанию.