Она окликнула его по имени, когда он подошел к стулу, взял свою одежду и вышел из комнаты. В последний раз ее встревоженный голос прозвучал, когда Жерар, полностью одетый, удовлетворивший свою страсть и вернувший самообладание, захлопнул за собой парадную дверь.
Он чуть задержался на пороге, глядя на освещенную фонарем пустынную улицу. Манон прекрасно справилась со своим предназначением. Он чувствовал себя обновленным и полным сил. Перед его мысленным взором возник образ Габриэль, и Пуантро проникновенно прошептал:
— Габриэль, моя милая девочка, я найду тебя и приведу домой. Не падай духом. Ты слышишь меня, Габриэль?
Габриэль тихонько застонала.
Ритмичное покачивание, постоянно ощущаемое ею в полубессознательном состоянии, сменилось тихим плавным движением, давшим успокоение. Тело уже не страдало так мучительно. Она будто парила и почти наслаждалась отдыхом.
Усыпанное бесчисленными звездами ночное небо простиралось над ней. Медленно открыв глаза, она еще какое-то время приходила в себя после кошмарного сновидения. Сознание прояснилось. Увы! Она находилась не в своей постели в монастыре. И это был не страшный сон. Она была… Габриэль охнула, когда окончательно поняла, где находится. Она была в шлюпке в открытом море. Габриэль чуть приподнялась и вновь охнула. Ее похититель правил прямо на большой корабль, стоявший в укрытой темной лагуне!
Она попыталась шевельнуться и едва смогла сдержать стон. Все ее косточки ныли, а ноги пылали огнем.
В уголках глаз выступили слезы, но Габриэль тут же осушила их. Для слез не было времени. Во всяком случае, не сейчас, когда она, может быть, навсегда покидает берега Луизианы.
— Эй, капитан!
Этот оклик с палубы корабля достиг ее слуха, и Габриэль села. Она поймала на себе взгляд капитана за мгновение до его ответа:
— Эй! Баркер! Будь готов принять нас на борт!
В слаженных действиях двух моряков проявились их опыт и сноровка, когда они причалили маленькую шлюпку к борту великолепного судна.
Свет от нескольких фонарей освещал борт корабля, где столпилось множество людей. Габриэль не сомневалась, что все они — отпетые негодяи. Лохматые волосы и косматые бороды показались ей достаточным основанием для такого вывода. В ушах у некоторых блестели золотые серьги, головы других были повязаны яркими цветными платками, а у одного, особенно зловещего типа, на глазу красовалась дьявольская черная повязка. Габриэль с трудом подавила отвращение и оглянулась на капитана. Он в этот момент отдавал целый ряд команд.
Яркий фонарь, висевший высоко над корпусом корабля, осветил надпись под резной топ-мачтой, изображавшей свирепую хищную птицу с выпущенными когтями. Название корабля…
О Боже! Нет! У Габриэль перехватило дыхание. Ее взгляд вновь вернулся к возвышавшемуся над ней капитану. Он наклонился к ней и помог подняться на ноги. Не может быть…
— Вы готовы подняться на борт, капитан? — спросили с корабля.
— Да.
Ответ капитана поверг Габриэль в ужас. Ее похититель оказался одним из самых страшных приспешников Лафитта. Новоорлеанские кумушки шепотом утверждали, что он присвоил себе душу хищной птицы и обрел способность налетать на корабли, делая их добычей с убийственной точностью крылатого разбойника! Ходили слухи, что он скорее пират, чем капер. Прошлое этого человека было скрыто завесой таинственности, и даже имя ему заменяло название его ужасного корабля. Это был Рапас… хищник!
Габриэль покачнулась, и свет в ее глазах вновь померк. Она смутно ощутила дуновение ночного ветерка, когда ее сорвали с места, и опять очутилась на широких плечах капитана. Невольно вырвавшийся вопль и попытка оказать хоть какое-то сопротивление были встречены коротким предостережением:
— Спокойно!
Капитан начал восхождение по веревочной лестнице, спущенной за борт корабля. Чернильная гладь ночного моря неуклонно отступала. Проклиная свою слабость, вынудившую беспрекословно подчиниться его приказу, Габриэль погружалась в полумрак бессознательного состояния.
Рапас… Следовало догадаться об этом в тот самый момент, когда ее пронзили отсвечивающие золотом глаза. Да, она должна была понять это.
Барабаны… она слышит, как бьют барабаны…
Удары эхом отдавались в голове Габриэль, настойчиво и беспрерывно, пока она не приоткрыла глаза. Яркий свет утра чуть не ослепил ее.
— О нет! — громко простонала она. — Только не это… опять…
Казалось, сама судьба предопределила ей отныне каждый раз просыпаться в совершенно незнакомом мире! На этот раз пробуждение состоялось в каюте корабля. Она лежала на широкой койке прямо под иллюминатором. Угол между кроватью и дверью занимал письменный стол, в центре каюты поместились пузатая плитка для обогрева, столик и два стула. Эти вещи заполняли собой почти все пространство.
И вновь ее слух резанула барабанная дробь. Габриэль села, не уверенная в том, что звуки не родились в ее раскалывающейся от боли голове. Нет, это не барабаны.
Похоже на топот множества ног, снующих по палубе прямо у нее над головой. Танцуют? Нет, это были бы пляски безумных…
Габриэль, окончательно сбитая с толку, чувствовала себя совершенно разбитой и больной. Кожа ее пылала, кости ломило так, будто за один день они отслужили все пятьдесят лет, а ноги…
Острая боль пронзила насквозь, лишь только она попыталась пошевелить ими, и у нее перехватило дыхание. Габриэль вспомнила, как отказалась от сандалий, которые носят только рабы. Какой же она была дурой!
Голова ее резко повернулась на неясный звук, и она замерла при виде открывающейся двери, готовая дать отпор незваному гостю.
— Войдите! — воскликнула она, подавив едва не вырвавшийся крик ужаса.
Это был Рапас. Он казался еще больше в ограниченном пространстве каюты. Плечи его заполнили весь дверной проем, голова лишь чуть-чуть не доходила до потолка, а эти глаза…
Нет, она не позволит запугать себя и не унизится до просительного поведения его жертвы! С полным презрением к своему страху и к терзавшей ее боли она выпалила:
— Я не просила вас входить в мою каюту!
— Вашу каюту? — огромный мужчина хмыкнул. — Позвольте не согласиться с вами, мадемуазель. Это моя каюта, и я никому не позволю выселить меня отсюда.
Габриэль не нашлась что ответить. Вместо этого она быстрым взглядом окинула широкую койку, на которой сидела, и подушку рядом с собой. На всем сохранились характерные вмятины недавно лежавшего здесь человека. Неужели он…
Взгляд капитана не дрогнул.
— У вас есть вопросы, мадемуазель? Если да, то я был бы бесконечно счастлив ответить на них.
Какой мерзкий тип…
Капитан сделал резкий шаг в сторону, и за его спиной возник знакомый молодой человек с изуродованным лицом. В руках он держал тазик. Капитан несколько грубоватым тоном приказал:
— Давай, Бертран, приступай.
Моряк подошел к Габриэль. Глядя на нее, он молча поставил тазик на стол рядом с койкой. Она отпрянула от него, закричав:
— Не прикасайтесь ко мне!
— Вы меня разочаровали, мадемуазель. — В голосе капитана послышалась ирония. — Вы ведете себя, как перепуганный ребенок.
— Перепуганный ребенок? — Ненависть захлестнула Габриэль. — Вы дважды ошибаетесь, капитан. Я не напугана, и я — не ребенок. Если угодно, то я отказываюсь находиться в столь малоприятном обществе!
— Советую попридержать язык! Бертран согласился осмотреть вас и облегчить вашу боль. На вашем месте я бы не стал обижать его.
— Мне не нужен ваш Бертран и его лечение!
— Слушайте меня внимательно, мадемуазель! — Капитан придвинулся и буквально навис над ней, заставив упрямый подбородок Габриэль задираться все выше, пока он низким голосом читал ей наставления. — Ваши ноги сильно изранены исключительно из-за вашего упрямства! Я был вынужден нести вас остаток пути до корабля и не намерен еще раз оказаться в подобных обстоятельствах. Раз и навсегда уясните себе, что вы — на моем корабле, целиком в моей власти и должны вести себя сообразно вашему положению!
