– Что вы делаете? – не выдержал Володя.

Впрочем, тут же и умолк, услышав собственный голос. Тонкий и жалкий.

А Ник вместо ответа устремился навстречу воротам и стоявшему рядом с ними защитнику правопорядка.

У Володи нарастало чувство опасности. Такое испытывал в детстве, предвкушая нагоняй от мамы за провинность. Или когда в кино смотрел ужастик, который при свете дня не столько страшный, сколько противный, но в темном зале, с хорошей картинкой и звуком, с гнетущей музыкой, готовящей к резкому выплеску адреналина... Володя поймал себя на том, что стоит, в то время как отец уже преодолел половину пути до ворот.

Спохватившись, он бросился следом, но было поздно. Ник легко скользнул в ворота и резко зацепил плечом стоявшего рядом милиционера. Толчок вышел на удивление сильным, да и не ждал его хранитель правопорядка.

От удара мента развернуло и отбросило в сторону. С головы его слетела фуражка. На одутловатой физиономии появилось встревоженное удивление, которое тут же сменилось яростью. Глаза стража порядка полыхнули злобой.

Покрасневший милиционер надулся, как перекачанный мяч, и угрожающе двинулся на Ника. К этому моменту Володя добрался до отца, но, не зная, что делать, застыл в нерешительности.

А дальше все произошло в одно мгновение. Николай коротким движением привыкшего командовать человека выбросил вперед руку и шевельнул пальцами, словно разворачивая перед носом мента невидимое удостоверение. И оно неожиданно подействовало лучше, чем всамделишное.

Открывший было рот, еще секунду назад полный решимости милиционер словно споткнулся. Закашлялся и стал похож на растерянную собаку, получившую поводком поперек спины и чувствующую вину перед хозяином.

Володя недоверчиво зажмурился, открыл глаза, но картина не изменилась.

– Убор подбери, – тихо, но емко потребовал Ник.

Милиционер засуетился. Подхватил упавшую фуражку и принялся прилизывать встопорщившиеся вихры.

– П-простите, товарищ...

– Не надо званий, – попросил Ник таким тоном, что мент снова поперхнулся.

– Простите, – он нахлобучил, наконец, фуражку и попытался вытянуться во фрунт.

Вышло паршиво, пивное брюхо помешало. Милиционер снова засуетился. Его коллега, рванувший было в самом начале на помощь, теперь благоразумно вернулся в будку и смиренно засел там от греха подальше.

Ник молча пошел дальше, мимо Вечного огня. Несчастный мент попытался рыпнуться следом, но отец лишь бросил, не оборачиваясь:

– Провожать не надо.

Пораженный не меньше милиционера Володя засеменил вдогонку. Милиционер снова напрягся, но тут же и расслабился, услышав:

– Мальчик со мной.

Но совсем расслабиться он смог даже не тогда, когда Ник скрылся из виду, а много позже, приняв на грудь двести пятьдесят согревающего успокоительного. Как тут не нервничать, когда чуть не повязал самого, страшно сказать...

– Что это было? – спросил Володя, когда всполохи Вечного огня остались за спиной.

– А что ты видел, мой мальчик? – ядовито ухмыльнулся отец.

– Ничего, – честно ответил Володя.

– А ничего и не было.

– Но он-то...

– А он, – довольный собой Ник остановился и поднял кверху палец, – видел. И ему этого зрелища надолго хватит. Так-то. А ты говоришь – фаербол. Еще вопросы?

Ник поглядел на Володю. Тот задумчиво смотрел мимо.

– Как? – спросил он наконец.

– Ты начинаешь задавать правильные вопросы, мой мальчик. Это небольшое внушение, усиленное тем, что называется «иллюзия». Не самая сложная. Мага такой ерундой не проведешь, а обыкновенного человека запросто. Я могу сделать так, что он будет видеть не то, что есть, а то, что нужно мне. Тем более вы и так видите не то, что есть на самом деле.

– А та решетка... – припомнил Володя. – Это тоже «иллюзия»?

– Нет, она настоящая. Просто во время нашей первой встречи я ее открыл. Не отмычкой, магией. Такое заклинание доступно не каждому чародею, но я тебя научу. Когда-нибудь, если ты будешь послушен и прилежен.

– Ты же сказал, что магические способности передаются по наследству, – попытался подловить собеседника Володя.

– Но их надо еще и развивать, – парировал отец. – Ты пока еще не маг, но можешь им стать. Хочешь?

Ник остановился возле кишки перехода, упиравшейся в стеклянные двери метро. Володя задумчиво смотрел внутрь себя.

– Можешь не отвечать сейчас, – великодушно разрешил Николай. – Встретимся через три дня.

– Где встретимся?

– Я сам тебя найду, – ответил Ник и кивнул на провал перехода. – Иди.

Володя поспешил к метро. Потом вдруг пришла мысль, что торопиться-то особенно некуда. Все равно уже опоздал.

Он замедлил шаг и обернулся. Но Ника уже не было.

От метро до дома Володя дошел быстро. Не столько не желая увеличивать размер повода для ссоры с родителями, сколько боясь замерзнуть. Ночью похолодало основательно. Жухлая трава и палые листья подернулись инеем. Тем теплее показался родной подъезд.

Лифт дожидался внизу приятным сюрпризом. А наверху опять барахлила лампа дневного света. Лишь изредка помаргивала в предсмертных конвульсиях. В темноте, разбавленной жалкими мерцаниями полудохлого светильника, с замком пришлось повозиться.

Когда же дверь удалось открыть, на пороге уже ждал папа. Лицо его было недовольным.

– Привет, – деланая бодрость далась Володе с трудом. Очень хотелось спрятать взгляд. – А где мама?

– Спит.

– Устала?

– Расстроилась. Ты обещал ей фотографии показать, а сам шляешься где-то.

Володя попытался понять, наезжают на него или нет, но так и не придя к какому-то выводу, на всякий случай решил защититься:

– А в чем, собственно, проблема? Ты же сам сказал, что это мое решение и на меня никто не давит.

– Решение твое, – очень мягко, с какой-то грустью согласился папа. – Только зачем обещать то, чего не выполняешь?

Володя окончательно стушевался. Скандалить с рассерженными родителями еще имело какой-то смысл. Ругаться с расстроенным папой не хотелось вовсе.

– Извини, – буркнул он и пошел к себе в комнату.

– Не стоит, лучше перед мамой извинись. И Ольга тебе звонила. Она волнуется.

Володя обернулся и посмотрел на папу. Тот стоял, тщательно скрывая огорчение и волнение. В голове тут же возникла мысль о собственном свинстве.

– Я позвоню, пап. Обязательно позвоню.

– Обязательно позвонишь, – кивнул папа, взяв себя в руки и приободрившись. – Только завтра. После десяти вечера звонить неприлично.

– Это же Оля, – улыбнулся Володя.

– В первом часу ночи неприлично звонить даже Оле, – папа подошел, хлопнул его по плечу и улыбнулся в ответ. – Завтра позвонишь.

Ольге он все-таки позвонил. Тихо набрал номер.

– Алло, – сонно ответила трубка.

– Привет, – полушепотом поздоровался Володя.

– Привет, – в сонном голосе стало возникать недовольство.

– Я тебя люблю, Оленька, – поспешил Володя.

Трубка на секунду умолкла. Затем Оля снова заговорила, но голос звучал мягче. Видимо, она все же решила сменить гнев на милость.

– Я тебя тоже. Ты куда пропал? Не звонишь, не подходишь, дома нет. Я волнуюсь.

– Я... – Володя запнулся. – У меня тут очень много всего произошло. Давай завтра встретимся, и я тебе все расскажу. Хорошо?

– Хорошо.

Они договорились, где и когда встретятся, и Володя попрощался. На кровать завалился, чувствуя усталость, но сон не шел. И он долго еще лежал и глядел в потолок.

По потолку разбегались причудливые тени. В этих тенях, в рисунке на обоях ему виделись маги, способные движением руки подчинить себе злющего офицера милиции, и кремлевские башни, и изгиб Москвы-реки.

Володя сам не заметил, как заснул. Во сне был все тот же изгиб реки. Только Кремля не было. На берегу чуть поодаль стояла деревенька, и в деревеньке этой творилось что-то неладное.

...Среди домишек высился боярский терем, высокий и красивый.