– Но у него же есть рога, папа! – возмутился мальчик.

– Есть, – кивнул мужчина. – Только не все это видят.

Он мягко, но уверенно выдернул из альбома лист с картинкой и протянул мальчишке:

– Выбрось сам. Хорошо? И больше так не рисуй.

Мальчишка взял лист с первым лицом Страны Советов, изуродованным детской фантазией. Во взгляде его была обреченность...

Володя проснулся за пять минут до того, как зазвонил будильник, несмотря на то, что поставил его на час раньше обычного. Вечером в голову отчего-то пришла мысль, что если сбежать из дома ранним утром, то его хотя бы на время потеряют.

Сейчас казавшаяся удачной вечерняя придумка выглядела наивно.

Он чувствовал себя невыспавшимся, но понимал, что не заснет. Да и возвращаться в идиотский сон про мальчика, рисующего помесь черта с генсеком, ему хотелось в десятки раз меньше, чем ходить весь день квелым.

Сон был не просто странным, он был до тошноты реалистичным, в нем помимо звуков и картинок присутствовало некое прямое знание – будто кто-то шептал прямо в мозг. А кроме того, Володя проснулся с четким осознанием, что мальчишку этого он видел не только во сне, но и в жизни. Только когда они столкнулись, тот выглядел лет на сорок старше. Володя был практически уверен – тот, кто вырос из этого юного художника, следил за ним последнюю неделю. А может, и дольше.

Откуда взялось это ощущение, Володя понять не мог, но был абсолютно уверен в том, что сон – реальность сорокалетней давности. И эта уверенность раздражала, потому что была ничем не подкреплена, не мотивирована.

Когда на кухне появилась мама, он уже запивал чаем бутерброд.

– Володя? – удивилась мать. – Чего так рано вскочил?

– Надо в универ пораньше. – Володя поспешил набить рот, только бы не объяснять ничего.

– Раньше первой пары?

Мама села рядом у стола и пристально посмотрела на сына.

– Слушай, ты мне не нравишься в последнее время. Что-то случилось?

Голос ее звучал нежно и заботливо, как в детстве. Володя забыл, когда она последний раз так с ним разговаривала. И от этого голоса внутри что-то предательски затряслось. Захотелось пожаловаться на странного мужика, показать фотографии, рассказать про замеченную слежку.

Володя мотнул головой, представив себе, как глупо будут выглядеть подобные байки. Мама погрустнела. Видимо, решила, что он ей не доверяет.

– Володя, – в голосе мамы появились просящие нотки.

Вошел отец.

– У меня все отлично, – сказал Володя, встал из-за стола и вышел.

Отец полоснул взглядом по спине сына. Когда повернулся к матери, та смотрела на мужа в упор.

– Может, с Ольгой проблемы?

Отец покачал головой:

– Я боюсь другого.

– Думаешь, он вернулся? – едва слышно спросила она мужа.

– Свари кофе.

Он сделал вид, что не услышал. Но она знала, что это не так.

До университета Володя добрался спокойно. Никакой слежки не было, и волнение начало проходить. Вчерашние вечерние метания захотелось считать чушью, а мальчика, рисующего рогатого Никиту Сергеича, глупым сновидением.

Но не вышло. На третьей паре он сел у окна и со второго этажа узрел слонявшегося под окнами знакомого мужчину. Днем было значительно теплее, чем накануне вечером, видимо, поэтому ни плаща, ни шляпы на мужике не было. Серенький костюмчик и идиотская розовая рубаха с расстегнутым воротом.

Впрочем, смена имиджа ничего не давала. Мужчина был узнаваем. К концу лекции Володя сгрыз ноготь чуть ли не до основания. На перемене поспешно спустился по лестнице и выскочил из здания. Под окнами никого не было. Тип в сером пиджаке заворачивал за угол.

Ни о чем уже не думая, Володя ринулся следом. И хотя громада ГУУ казалась простой по форме и стояла вроде бы на вполне открытом пространстве, мужчина умудрялся так выбирать маршрут, что все время куда-то сворачивал и пропадал из поля зрения.

Через несколько поворотов Володя следом за неизвестным выскочил к палаткам и автобусному тупику у метро «Выхино». Здесь в любое время суток было людно, и он понял, что окончательно потерял из виду обладателя серого костюма.

Володя огляделся. Будка с шаурмой, CD-DVD диски, «все по 10 рублей», лотки, магазинчики, палатки. Остановки, переход на другую сторону, снова остановки. Натужно скрипнул подползший «Икарус». Народ полез в единственную дверь, штурмуя невесть зачем вставленный в автобус турникет. «Икарус» пшикнул, будто выпуская пары, давая понять, что посадка не бесконечна. Люди заторопились. Кто-то с силой пихнул Володю в плечо и, не извиняясь, поскакал дальше, к автобусу, покуда тот не уехал.

Володя зло выругался и пошел обратно. Последнюю лекцию он пропустил мимо ушей. Преподаватель зудел бессмысленно и противно, как вьющийся возле уха комар. Володя попытался сосредоточиться, но смысла в услышанных словах от этого не прибавилось. Хотел полистать под столом книгу, но строчки плясали, а мысли возвращались к тому мужику.

В конечном итоге Володя понял, что не желает о нем думать, но думать о чем-то кроме него просто не в состоянии.

С этими мыслями он досидел до конца последней пары. Спохватился, собрался и побрел к выходу. Желание спрятаться, чтобы больше не попадаться мужчине на глаза, боролось с неменьшим желанием поймать негодяя и... Что дальше, Володя представлял себе плохо, но интуитивно чувствовал, что бояться в конечном итоге должен непонятный шпион.

Правда, по дороге от университета до метро Володя так и не увидел соглядатая, но, кажется, его силуэт промелькнул и затерялся в толпе на «Новокузнецкой».

– Привет, Саныч тебя спрашивал, – кивнул напарник, когда Володя вошел в мастерскую.

Володя посмотрел на часы.

– Я на десять минут раньше.

Напарник пожал плечами.

Владлен Александрович всего лишь хотел поговорить, но о чем, Володя так и не узнал. Сперва начальство висело на телефоне, если это определение применимо к радиотрубке, затем поспешно удалилось со словами: «Завтра, все завтра».

Володе было уже наплевать. Работал он на автопилоте, мысли крутились далеко от родного «Кодака». Оттрубив четко по графику, он закончил рабочий день минута в минуту, поспешно отключил аппаратуру и вышел, заперев мастерскую.

На улице снова было прохладно. Последние обманчиво теплые дни бабьего лета сменялись к ночи откровенно осенней холодрыгой. Володя поежился, ссутулился, огляделся. И вздрогнул.

Знакомый незнакомец стоял неподалеку, через дорогу. Сбоку от трамвайных путей, практически сливаясь с оградой сквера и темной стеной деревьев. Он снова был в плаще. Володя задохнулся от неожиданности, словно ему дали под дых.

Человек в плаще стоял спокойно, будто не было двухдневной слежки. На вид ему в самом деле было лет пятьдесят. Одет недорого, но с претензией. Волосы, казалось, поседели раньше времени, но не благородным серебром, а пепельными хлопьями. Зато морщин было немного, меньше, чем обычно бывает у людей его возраста. Ни усов, ни бороды. Гладко выбритые скулы и подбородок. Тонкие, или даже утонченные черты лица, словно вырезанные искусным мастером. Вообще к нему подходило слово «утонченность». Вот только лоска ему не хватало. Вкус был, а дорогого глянца недоставало.

Мужчина растянул тонкие губы в легкой улыбке, развернулся и пошел по трамвайным рельсам. Не к метро «Новокузнецкая», где было светло и шумно, а в обратную сторону, где народу и фонарей было поменьше.

Наверное, Володе стоило об этом поразмыслить, но в тот момент он почему-то подумал иначе.

– Стой! – крикнул он и пошел следом.

Мужчина не обернулся. Лишь ускорил шаг. Володя тоже добавил темпа.

Недолощеный шпион перешел через трамвайные пути и, не глядя, перебежал через дорогу. Теперь они были на одной стороне улицы, но расстояние между ними меньше не стало.

Володя заспешил, чуть не переходя на бег. Человек в плаще заскользил черной тенью вдоль мрачных фасадов старых домов. С каждым шагом на улице становилось все темнее. Фонари, что и без того горели здесь через один, почему-то погасли вовсе. Свет в окнах если и был, то выше. Нижние этажи словно вымерли.