– Ну что, ты готов? – спросил его профессор с каким-то нездоровым блеском в глазах.

– Да. – кивнул Андрей, который совсем недавно пережил приступ боли. Они с каждым месяцем становились всё чаще и острее, из-за чего уже разрушили его сон и истощили до крайности. Настолько, что врачи стали настойчиво рекомендовать ему хоспис[3] и наркотики, дабы отойти в мир иной без лишних тревог и болевых ощущений. Но он выбрал свой путь. Он к нему готовился. И вот теперь – сев на кресло, опутавшись проводами и надев какой-то необычный шлем, он был полон решимости.

Профессор улыбнулся.

Дёрнул за рубильник.

И тело Андрея пронзила острая боль. Настолько мощная, что он потерял сознание и обмяк, повиснув на ремнях, удерживающих его тело. Секундой спустя запищал кардиомонитор, а его диаграмма ЭКГ превратилась в линию.

– Дело сделано, – несколько нервно произнёс старик внезапно осипшим голосом. Подошёл к окну и приоткрыл жалюзи.

В чётко очерченном круге всё было нормально. А вот дальше крутился серый вихрь первородного хаоса вокруг этого островка порядка. Энергии для поддержания аномалии в стабильном состоянии оставалось всего ничего. Едва на полминуты.

За его спиной громко тикали часы, отдаваясь в голове каждым щелчком, словно ударом. Старого мира больше не было. Он спровоцировал его откат. А значит, в новом его варианте, в новой его сборке судьба может оказаться более милостива к его супруге и дочери, погибшим таким нелепым и обидным образом.

Да, он отправил в прошлое современника. Но профессор, вслед за Львом Толстым и прочими его поклонниками, был уверен – личность ничто в жерновах истории. Выживет ли он там? Бог весть. Однако даже если и выживет, то ничего поменять не сможет и мир плюс-минус соберётся так же, как и сейчас. Вот на этот «плюс-минус» профессор и рассчитывал, надеясь, что это убережёт его семью от гибели. Ведь случайность же… случайность…

Щёлкнули ещё раз часы, отсчитывая очередную секунду.

Пискнул аварийный зуммер, показывающий, что энергии осталось на десять секунд.

– Весь мир в труху… – нервно улыбнувшись, прошептал профессор знаменитую фразу из ДМБ. А потом добавил: – Надеюсь, всё это не зря.

Пискнул последний раз зуммер. И эта стабильная аномалия в доли секунды растворилась в хаосе. Настоящее же сместилось на неполные пять веков назад, начав заново развиваться. И там, в далёком 1552 году от Рождества Христова или, как тогда считали, в 7060 году от сотворения мира, Андрей открыл глаза. И тут же зажмурился из-за рези от яркого солнца. Какой-то балбес догадался положить его так, чтобы солнечные лучи светили ему прямо в лицо.

Вокруг сразу залопотали.

«Ну что же, хотя бы местные края», – пронеслось в голове у Андрея с некоторым облегчением. Потому как оказаться где-нибудь в Китае или Персии ему не сильно хотелось. Слишком всё другое в культурном плане. Слишком он там будет чужеродным элементом.

На Руси, понятно, он тоже будет выглядеть чужим. Но… хотя бы не настолько. Просто «ушибленным» слегка. Да и адаптируется быстрее. Оставалось понять только, кем именно он тут очнулся. И скрестить пальцы за то, чтобы не оказаться крепостным там или холопом. Или, упаси Боже, холопкой. Профессор вроде бы говорил о том, что он попадёт в тело предка-мужчины, но вдруг у этого «учёного лба» что-то пошло не так?

Немного ещё повалявшись, Андрейка[4] – а его здесь, к счастью, звали именно так – поднялся, отряхнулся и огляделся. Ощущения были странные. Тело было меньше старого и существенно легче, из-за чего поначалу все вокруг казались великанами. Но это быстро прошло.

Куда важнее оказались ощущения. Он чувствовал себя словно в какой-то компьютерной игре. Почему? Сложно сказать. Скорее всего, потому, что он хоть и готовился оказаться в прошлом, но сам до конца в это не верил. И использовал этот проект как возможность не думать о плохом в последние годы жизни, чтобы наполнить их смыслом и чем-нибудь увлечённо заниматься. А тут раз – и всё получилось. И наш герой оказался удивлён этому совершенно не шуточно.

Клим Дмитриевич делал своё дело – настраивал машину времени, доводя её до ума. А он? Он просто вцепился в этот «спасательный круг» и готовился, но в глубине души даже и не сомневался в полной бессмысленности этих занятий. И в том, что он умрёт. Без всяких сомнений и довольно скоро…

Как и предполагал профессор, какие-то остатки личности далёкого предка, которого Андрей так бессовестно подвинул из тела, сохранились. Прежде всего отрывки памяти и эмоциональные реакции на знакомых людей. Почему это сохранилось? Не ясно. Да и не важно. Главное – что это не привело к раздвоению личности. И к тому, что он не получил полную амнезию в глазах окружающих. А то было бы крайне неудобно.

Внешне вселение, кроме кратковременной «потери сознания» телом в самом прямом смысле этого слова, вылилось в несколько странное поведение. Парень поводил несколько минут напряжённым взглядом по окружающим. А потом начал «узнавать» то одного, то второго, то третьего. Понятно, что подробностей в такого рода воспоминаниях было минимально. Но личности опознал и эмоциональные реакции своего предшественника осознал. Для начала хватило за глаза. Но общения со священником избежать не удалось, слишком уж он себя странно повёл…

– Мне сказывали, что сомлел ты, – с доброй, располагающей к себе улыбкой спросил отец Афанасий.

– Да, – односложно ответил Андрейка.

– Отчего же?

– Не ведаю.

– Как сказали, что батька его погиб, так отрока и скрутило. Словно оглоблей ударило. Раз. И осел. А сам едва дышит, – вместо Андрейки ответил дядька Кондрат, друг отца, что привёл его по доброте душевной в храм «от греха подальше, а то как бы беда какая не приключилась».

– Царствие ему небесное, – вполне искренне произнёс священник и перекрестился. – Хороший человек был.

Андрейка же едва сдержал грустную, скорее даже мрачную ухмылку. Судя по тому, что он сумел вызнать, погиб отец этого тела во время обороны Тулы от татар. Перестреливался с супостатом и поймал стрелу. Иными словами, батька Андрейки отдал жизнь за них всех в честном бою.

Но это ещё полбеды.

Сыну он оставил в наследство старую саблю в дешёвых ножнах да лук татарский, трофейный, с шестью стрелами в колчане. Мерин[5] и заводной меринок[6] его пали во время отхода к городу. Он и сам тогда едва ноги унёс. А вместе с ним утекли к татарам и сбруя, и кое-какие пожитки, и, что особенно обидно, кольчуга дедова с шеломом[7].

Так что у Андрейки на сей момент из имущества имелся только отцовская сабля, лук с неполным колчаном стрел и достаточно худой кошелёк.

Конечно, где-то там, на берегу реки Шат, недалеко от засечной черты, имелось поместье отцовское. Но ему с него по малолетству выделят на прокорм всего 25 четвертей[8]. Пока. А полностью передадут лишь на будущий год, если сможет пройти вёрстку в новики. Но толку от этого поместья – ноль. Потому как людей на нём теперь, после такого нашествия татар, совершенно не осталось. Побили или угнали в рабство почти наверняка. И совершенно неважно в такой ситуации, 25 у тебя четвертей или 500. Работать на них всё одно – некому.

В самом же городе с поручением отцовым остались два его холопа – Устинка и Егорка. Обоим уже за тридцать лет. На вид худые, изнурённые кадры с пустым взглядом. И батя их в холопы взял лишь от милосердия великого, ибо голодали, совершенно разорившись.