— Все-таки он это сделал, — проговорил Лакмен. — На полном серьезе. — Таким образом. Боб, — снова как ни в чем не бывало продолжил Баррис, — мы узнаем, чьих рук это дело.
— Если они не разделаются с магнитофоном, когда разделаются с диваном, — сказал Ар.
Он лихорадочно соображал, какие трудности создаст очередная выдумка доморощенного гения. Они-то знают, что делать, — сотрут запись, перемотают ленту, оставят дверь незапертой и не тронут записку. Кстати, открытая дверь даже облегчит им работу. Чертов Баррис! Все равно, как пить дать, забыл включить магнитофон в сеть. Но, разумеется, если он обнаружит штепсель выдернутым…
Тогда он сочтет это доказательством, что у нас кто-то был, пришел к выводу Ар Начнет стучать себя в грудь кулаком и изводить нас историями, как кто-то хитроумно отключил его электронное устройство.
Одна из наиболее эффективных форм промышленного или военного саботажа — это ограничиться нанесением таких повреждений, которые трудно с определенностью назвать умышленными. Если в автомобиле установлена бомба, то налицо действие врага. Но если происходит случайность или серия случайностей, если оборудование просто отказывается работать, если оно выходит из строя постепенно за какой-то естественный период времени с множеством маленьких неисправностей и поломок, тогда жертве, будь то частное лицо или государство, даже не приходит мысль о защите.
Наоборот, рассуждал Арктор, человек начинает думать, что врагов нет, а есть зато мания преследования. Он начинает сомневаться в себе: ему все мерещится. И это доканывает его куда основательнее, чем любая реальная опасность. Правда, уходит много времени. А той порой жертва может узнать, кто за ней охотится, и нанести ответный.
То есть у жертвы куда больше шансов уцелеть, чем если бы в нее, скажем, стреляли из винтовки с телескопическим прицелом. Это преимущество жертвы.
Все страны обучают и засылают тучи агентов — тут ослабить гайку, там отвернуть винтик, где-то оборвать проводок или потерять документ… Маленькие неприятности. Жевательная резинка в «Ксероксе» может уничтожить незаменимый и жизненно важный документ: вместо снятия копии стирается оригинал. Избыток мыла и туалетной бумаги, как было известно хиппи шестидесятых, могут засорить всю канализационную систему здания и выдворить на неделю жильцов…
Подобно моей жене, вспомнил Ар Он тогда работал инспектором страховой компании. Она бесилась, что он засиживается допоздна, составляя отчеты, вместо того чтобы трепетать от восторга при виде жены. К концу их совместной жизни она взяла на вооружение многие трюки и хитрости.
Она могла обжечь руку, прикуривая сигарету, запорошить себе чем-нибудь глаза или без конца искать что-то возле его пишущей машинки. Сперва он нехотя откладывал работу и покорно предавался восторженному трепету; потом ударился головой о кухонную полку и нашел лучшее решение.
— Если они убили наших животных, — бормотал Лакмен, — я им подложу бомбу. Я их в порошок сотру. Я профессионалов найму, из Лос-Анджелеса, банду "пантер".
— Да нет, — скривился Баррис. — Какой им смысл убивать животных? Животные ничего не сделали.
— А я сделал? — спросил Ар — Очевидно, они так полагают, — сказал Баррис. — "Если б я знала, что оно безобидное, я бы убила его сама", — проговорил Лакмен. — Помните?
Но Тельма Корнфорд была из добропорядочных, вспоминал Ар Как-то она пришла к нам и попросила убить залетевшую к ней стрекозу. А когда мы объяснили…
Сидя за рулем автомобиля, Арктор прогнал в памяти эпизод, который произвел на них на всех неизгладимое впечатление. Изящная элегантная девушка из добропорядочных, обратившаяся с просьбой убить большое, но безвредное насекомое, которое на самом деле приносило только пользу, поедая комаров. А потом она произнесла слова, ставшие для них символом всего того, что надо бояться и презирать:
ЕСЛИ Б Я ЗНАЛА, ЧТО ОНО БЕЗОБИДНОЕ, Я БЫ УБИЛА ЕГО САМА. Так хорошо образованная и материально обеспеченная Тельма Корнфорд сразу стала их врагом. И, к ее полному недоумению, они бежали сломя голову, бежали, бросившись вон из роскошной квартиры в свою грязную конуру.
Однажды, еще до перехода на тайную работу, Арктор снимал показания у зажиточной четы из добропорядочных, в чьей квартире похозяйничали наркоманы. Он запомнил одну их фразу: "Люди, которые вламываются в ваш дом и забирают ваш цветной телевизор, ничуть не лучше тех извергов, которые калечат животных или варварски уничтожают бесценные произведения искусства". "Нет, — возразил Арктор, оторвавшись на минуту от записи показаний. — Наркоманы редко обижают животных". Он сам видел, как они ухаживают за покалеченными животными, в то время как добропорядочные давно бы «усыпили» их — еще один специфический термин. Однажды он помогал двум абсолютно выгоревшим торчкам освободить кота, застрявшего в разбитом окне. Торчки, едва что-либо соображавшие, возились больше часа, терпеливо и бережно. Неизвестно, чей это был кот; вероятно, учуял еду и попытался впрыгнуть в окно. Одурманенные торчки не замечали зверюгу, пока та не заорала; а потом позабыли ради нее свои глюки и приходы. В конечном итоге кот остался цел и невредим; они его еще накормили.
Что касается "бесценных произведений искусств", тут тоже трудно что-либо сказать. Во время войны во Вьетнаме по приказу ЦРУ в Май Лай были уничтожены 450 бесценных произведений искусства плюс без счету цыплят, рогатого скота и другой живности, не внесенной в каталог.
— Вам не кажется, — вслух произнес Арктор, старательно ведя машину, — что когда мы умрем и предстанем перед Господом в Судный День, то выяснится, что составлен реестр наших грехов? В хронологическом порядке. А может, в алфавитном… Испускаю я дух глубоким старцем лет под девяносто, и вдруг как зарычит на меня Господь: "Так ты и есть тот самый сорванец, который в 1962 году украл три бутылки кока-колы из грузовика у магазина 7-11?!"
— Грех есть устаревший иудейско-христианский миф, — посмеиваясь, бросил Баррис.
— Может быть, все грехи держат в одной большой бочке для соленья. Арктор с ненавистью взглянул на антисемита Барриса. — В бочке для кошерного соленья. А потом просто выворачивают ее на тебя, и ты стоишь, обтекая грехами. Своими собственными, ну и небось примешается парочка чужих, попавших по ошибке.
— Грехи другого человека, но с тем же именем, — добавил Лакмен. Как по-твоему, Баррис, сколько существует Робертов Аркторов?
Сколько существует Аркторов, подумал Роберт Арктор, совершенно шизанутая мысль… Мне известно два. Некий Фред, наблюдающий за неким Бобом. Одно и то же лицо. Или нет? Кто знает? Должен был бы знать я, потому что на всем свете только мне известно, что Фред — это Боб Ар Но, подумал он, кто я? Который из них — я?
Они вылезли из машины и настороженно подошли к двери. Дверь была незаперта, и на ней висела записка Барриса, но в доме все казалось нетронутым.
В Баррисе мгновенно проснулись подозрения. — Ага! — буркнул он и молниеносно схватил с полки свой пистолет. Как обычно, заурчали животные, требуя еды.
— Что ж, Баррис, — промолвил Лакмен. — Теперь я вижу, что ты прав. Здесь определенно кто-то был. Об этом свидетельствует тщательное заметание следов, которые иначе бы остались… — Он рыгнул и поплелся на кухню за пивом. Баррис, тебя накололи.
Баррис невозмутимо продолжал осматриваться. А может быть и найдет, подумал Ар Может быть, они все-таки наследили. И тогда Баррис придет к выводу, что я специально выманил их из дома. чтобы дать возможность тайным гостям сделать здесь свое дело. А потом сообразит и все остальное — если уже не сообразил, причем давным-давно. Достаточно давно, чтобы осуществить диверсии против цефаскопа. машины и бог знает чего еще. Может, стоит мне включить свет в гараже, и весь дом взлетит на воздух.
— Смотрите! — воскликнул Баррис, нагнувшись над пепельницей на журнальном столике. — Идите сюда!
— Еще горячий окурок, — изумленно проговорил Лакмен. — Точно. Боже мой, подумал Ар Кто-то покурил и машинально оставил сигарету. Значит, они только что ушли.
