— А может, один шестисотфунтовый мешок золота? — предложил Лакмен. Вместо трех двухсотфунтовых…
— Ты отвяжешься?! — гаркнул Баррис. — Я пытаюсь рассчитать силу инерции при скорости восемьдесят миль в час.
— Машина не дает восьмидесяти, — заметил Ар- Один цилиндр барахлит. Я забыл сказать. Вчера что-то случилось.
— Тогда какого черта мы вытаскиваем карбюратор? — возмутился Баррис. Так вот почему она не заводится…
— Твоя машина не заводится? — спросил Фрек Боба Арктора. — Она не заводится, — сказал Лакмен, — потому что мы вытащили карбюратор.
— А зачем мы вытащили карбюратор? — растерянно спросил Баррис. — Я что-то забыл…
— Чтобы заменить все пружины и всякие мелкие штуковины, — разъяснил Ар.
— Если бы вы не тарахтели все время, как зачуханные ублюдки, — обиженно пожаловался Баррис, — я бы давно закончил расчет. Так что ЗАТКНИТЕСЬ!
Лакмен раздул грудь, расправил плечи и поиграл бицепсами. — Ну, Баррис, — процедил он, отводя назад правую руку, — сейчас я тебя проучу! Будешь знать, как разговаривать с людьми, которые превосходят тебя во всех отношениях!
Заблеяв от дикого ужаса, Баррис выронил ручку и блокнот и зигзагами помчался к дому, на ходу крича:
— Кажется, звонит телефон!.. — Я просто его подкалывал, — пробормотал Лакмен, пощипывая нижнюю губу.
— А если он возьмет свой револьвер с глушителем? — спросил Фрек, совершенно потеряв самообладание. Он потихоньку стал отходить к машине, чтобы сразу укрыться, как только Баррис начнет стрелять.
— Ну ладно, давай, — сказал Арктор, И они принялись за работу, а Фрек околачивался возле своей машины, кляня себя за то, что вообще решил приехать. Сегодня здесь нет той приятной расслабленной атмосферы, как обычно. Он с самого начала почувствовал недоброе. Что же произошло, недоумевал он, садясь в машину.
А ведь как хорошо отдыхалось, как сладко балделось под рок, особенно под "Стоунз"!.. Лакмен набивает сигаретку и разглагольствует о семинаре, который он проведет в УКЛА, по приготовлению и употреблению травки.
И о том, как он однажды набьет идеальную сигаретку и ее поместят под стекло и в гелий в Музее американской истории рядом с другими реликвиями не меньшего значения…
Как было здорово в те дни! А все началось с Джерри и перекинулось сюда.
— Я уезжаю, — заявил Фрек Лакмену и Арктору. Из дома осторожно выглянул Баррис. В руке он сжимал молоток. — Ошиблись номером, — сказал он, опасливо приближаясь и зыркая глазами, словно краб.
— Зачем молоток? — спросил Лакмен. — Для ремонта двигателя, — предположил Ар — Решил прихватить на всякий случай, — смущенно объяснил Баррис. Попался на глаза…
— Самый опасный человек — это тот, — проговорил Арктор, — кто боится собственной тени.
Чарлз Фрек услышал эту фразу, отъезжая, и задумался: не имеет ли он в виду меня? Ему стало стыдно. А впрочем, какого черта здесь ошиваться? "Избегай дурных сцен" — вот мой девиз, напомнил себе Фрек. И уехал, не оглядываясь. Пусть грызутся между собой. Кому они нужны?..
Настроение резко упало. Такая пугающая перемена — чем она вызвана, что это значит?.. Но потом он подумал, что все еще может поправиться, дела пойдут на лад, и воспрянул духом. У него даже пронесся в голове коротенький глюк: ВСЕ, КАК ПРЕЖДЕ. Собрались все, даже мертвые и выгоревшие, вроде Джерри Фабина. Их заливает белый свет — не дневной, но куда лучше, — целое море света. Слышна музыка, хотя трудно разобрать, с какой пластинки. Может быть, Хендрикс, подумал он. Да, старая вещь Хендрикса… Или нет: Джи-Джи.
Джим Крос, и Джи-Джи, и особенно Хендрикс… "Перед тем, как я умру, — напевал Хендрикс, — дайте мне пожить, как я хочу…" И тут вдруг глюк взорвался, потому что он вспомнил, что и Хендрикс, и Джоплин мертвы, не говоря уже о Кросе. Хендрикс и Джи-Джи погибли, сидя на игле, — два великолепных человека, потрясающих-распотрясных человека…
Поговаривали, что менеджер давал Дженис Джоплин сущие гроши она все пускала на наркотики… Потом в голове у него зазвучала музыка, и Дженис запела свою знаменитую «Одиночество», и он начал плакать. И так, плача, он ехал домой.
…Арктор сидел в гостиной с друзьями и пытался решить, нужно ли брать новый карбюратор или можно обойтись переборкой старого. Всем телом он чувствовал постоянный контроль, электронное присутствие к И на душе было хорошо.
— Ты радуешься, — заметил Лакмен, — Я бы не радовался, если бы мне пришлось выложить сотню долларов.
— Я решил найти точно такую машину, как у меня, — объяснил Арктор. А затем снять с нее карбюратор и ничего не платить. Как делают все, кого мы знаем.
— Особенно Донна, — кивнул Баррис. — Лучше бы ее не было здесь в тот день, когда мы уезжали. Донна крадет все, что может унести. А если сил не хватает, она звонит своим дружкам, и те оказывают ей помощь.
— Расскажу вам одну историю про Донну, — сказал Лакмен. — Однажды она бросила четвертак в машину, что продает почтовые марки. Машина испортилась и давай эти марки выплевывать! В конечном итоге — Донна со своими дружками-головорезами пересчитала — оказалось больше восемнадцати тысяч пятнадцатицентовых марок. Ну, скажете вы, здорово! Только что с ними делать Донне Хоторн, которая в жизни не написала ни одного письма?! Так или иначе, сидит она с грудой пятнадцатицентовых марок и ума не приложит, куда их деть. Не продавать же обратно почте! Позвонила дружкам, которые на нее работают, и они приехали с каким-то спецобалденным отбойным молотком — с водяным охлаждением и водяным глушителем. Краденый, конечно. Вот… и среди ночи выдрали эту машину прямо из асфальта и увезли к Донне на пикапе. Тоже, наверное, угнанном…
— Ты хочешь сказать, что она продавала марки? — проговорил ошеломленный Ар- Через автомат?
— Эта женщина невменяема! — возмутился Баррис. — Ее надо лечить! Ты понимаешь, что у нас повысились налоги из-за того, что она украла машину?!
— Напиши об этом властям, — неприязненно посоветовал Лакмен. — Попроси у Донны марку для письма, она тебе продаст.
— За полную стоимость, — сказал Баррис, кипя негодованием. Голокамеры, подумал Арктор, накрутят десятки миль подобных записей на своих дорогих лентах… А потом ему в голову пришла ужасная, чудовищная мысль: предположим, просматривая записи, я увижу, как Донна забирается в мой дом, открыв окно вилкой или лезвием ножа, и крадет или портит все мое имущество. Другая Донна, такая, какая она есть на самом деле, когда уверена, что за ней никто не наблюдает… Не превращается ли внезапно милая, добрая, очень добрая девушка в нечто кошмарное? Не увижу ли я перемену, которая разобьет мое сердце? Перемену в Донне или в Лакмене — в близких мне людях?
Черт возьми, подумал он, а может. Боб Арктор встает среди ночи и выкидывает дикие коленца? Сношается со стеной. Или вступает в заговор с ошизевшими торчками, чтобы взорвать на вокзале мужской туалет…
Боб Арктор, рассуждал он, может узнать такое, к чему он совершенно не готов, — о Донне, о Лакмене, о Баррисе. Например, что Баррис отправляется спать, когда никого вокруг нет. И спит, пока кто-нибудь не появится.
Но вряд ли. Скорее Джим Баррис выуживает из каких-нибудь закоулков своей комнаты спрятанный передатчик и посылает закодированный сигнал своим коллегам, с которыми тайно злоумышляет, — уж по каким там причинам тайно злоумышляют такие типы, как Баррис…
Говорят, что, когда слушаешь запись, невозможно узнать собственный голос. Или распознать себя на видео. Вы представляли себя высоким, толстым, темноволосым мужчиной, а оказываетесь худенькой лысой женщиной… Уверен, что я узнаю Боба Арктора, думал он, если не по одежде, то путем исключения. Тот, кто живет в этом доме и не является Баррисом или Лакменом, — Боб Ар Если не кошка и не собака…
— Мне надо идти, — сказал он. — Лакмен, твоя машина на ходу? — Нет, — подумав, ответил Лакмен. — По-моему, нет. — Можно мне одолжить твою машину, Джим? — Я сомневаюсь, что ты сумеешь ею управлять… Это возражение возникало всякий раз, когда кто-нибудь хотел воспользоваться машиной Барриса. Оказывается, Баррис внес кое-какие секретные изменения в а) подвеску; б) двигатель; в) трансмиссию; г) электросистему; д) а также в часы, зажигалку, пепельницу и в бардачок. Особенно в бардачок. У Барриса он всегда был заперт. Радиоприемник тоже был хитроумно переделан. Нажатие любой кнопки вызывало только треск. И, как ни странно, рок-музыка не ловилась никогда. Порой, когда они вместе ехали за покупками и Баррис выходил из машины, он включал определенную станцию на полную громкость. Если во время его отсутствия они меняли настройку, он в бешенстве что-то бессвязно орал, а потом молчал всю дорогу и отказывался объяснять свое поведение. Возможно, настроенный на некую частоту, его приемник вел передачу а) властям; б) общественной военно-политической организации; в) синдикату; г) инопланетянам. — То есть я хочу сказать… — начал Баррис. — А, заткнись! — оборвал Лакмен. — У тебя самая обычная машина. На стоянку ее загоняет сторож. А почему ею не может пользоваться Боб? Жмот ты проклятый!
