— Более чем. — Проскрежетал Ган недовольно.

— Значит, пойдет. А я обязуюсь оставить право правления за семьей Гаяши, а так же, собрав своих помощников, сразу же покинуть Ваш мир.

Жакоромородот, быстро записывающий под диктовку, не переставая, кивает вслед за моими доводами. Если соглашается он, значит, с этим же согласилась бы и императрица. Я даже улыбаться начала, от того, что неожиданная развязка может привести к надлежащему концу.

Слизень дописал последнюю строчку, внес ссылки под звездочками и, встряхнув договор, размножил его на два экземпляра. В шкафах за камнем для переговоров нашел два костяных пера и по одному, как перу, так и свитку договора, протянул мне и Ган Гаяши.

Я легко и быстро расписалась у себя, и даже мурлыкать начала от предвкушения. Поднимаю взгляд на Гана, а он не подписывает и злится.

— Как ты добьешься этого?

— Ну, как… попрошусь домой у нового Правителя Гарвиро. — я потянулась и, чуть ли не падая, расписалась и в его свитке.

— Это ясно… — рыкнул красавец, — кто им будет?

— Ган, подписывайте. У нас нет не то, чтобы выхода из данной ситуации, но и спасательного входа в другую. И время не ждет.

— Я должен знать, кто займет кресло Императора. Какой рыб или демонесса?

— Император. — Не осталась в долгу я, и, подумав, добавила, — «сын» демонессы.

Благо не пришлось уточнять, что сын не родной, а приемный, и то, что демонесса, принявшая его, не огненная, а водная. Но это же мелочь, что ему стоит подписать.

— Ты что же, любовника своего поставишь? — хитро прищурился Ган, медленно выводя свои закорючки. — А черт твой в курсе?

Как некстати, камень мигнул и в пространстве залы раздалось:

— Будет в курсе. — Пообещал Люциус. — Галя, ты кого-то уже подцепила в Гарвиро?

— Ага, у меня помимо паразитов здесь и почитатели нашлись. — Не стала я скрывать.

— Не один?! — опешил Ган, остановившись на середине своей безумно долгой и сложной подписи. — А как же Эдваро?

— Да подпиши ты уже и успокойся! Жить будет твой Эдваро и, чем дальше от меня, тем лучше.

И, раздраженная его наездами, обратилась к слизню:

— Жакоромородот, мой экземпляр в срочном порядке перешлите демонессе Олимпии в Аид.

Слизень кивнул, а Ган, заподозривший меня в измене, громко возмутился: — Почему ей?!

— Потому что! — прошипела я. За дверьми в залу кто-то завозился. — Не тормози…

Нет, ну если мой план рухнет из-за тормозящего Гана, то это будет самая глупая смерть императорской семьи в истории Гарвиро, потому что глупее быть не может.

Мои раздумья прервал невидимый Люциус:

— Ты говоришь о том, о ком я думаю?

— Если честно, я и представить не могу, о ком ты там думаешь. Но что бы ты ни думал, поможешь ей с отправкой искомого, хорошо? И поторопи его, время, знаешь ли, не ждет.

Получив его задумчивое согласие, продолжила инструктаж бронированного дворецкого: — Все расшаркивания, связанные с коронацией, приемом и расселением, организуете в соответствии с инструкциями нового правителя.

— Да, Великолепная.

Двери скрипнули, открываясь.

— Ну, с дьяколом!

— Да я и так с вами. — Возмутился Люц шепотом.

— Чтоб не забыл, а то вдруг твоя память девичья уже в склероз переросла. — Смотрю на Гана, а он все еще каракули свои выводит.

— Что ты как вобла сушеная в воду опущенная?! Живо дописывай!

Ган одним махом довел роспись на первом договоре, а затем словно бы взглядом вывел такую же сложную на втором. Слизень, схватив договора и костяные перья, поспешил скрыться за камнем, дьякол, будучи в этом самом камне замолчал, а мы, как все правильные пленники, приняли подходящие позы для нашего непростого положения — шмякнувлись на спины и притворились мертвыми.

Долго лежать не пришлось, в наступившей тишине раздались звуки мягких шагов, а затем и голос жизнерадостного Тавериля:

— Отрадная картина, но вряд ли настоящая.

Далее Стук отдал приказ своим «амбалам» доставить нас к месту казни. И я просто не удержалась от картинного всхлипа актрисы погорелого театра:

— Ах, вы так спешите… так спешите! А мы с вами так мало знакомы…

Ловцы удивленно поскребли панцири, но продолжили тащить нас на «голгофу»

— Ладно, а что у вас в программе развлечений? Четвертование, отсечение головы, сожжение?

— Расщепление. — Сообщил Стук.

— И какие у нас места? В первом ряду или на галерке для поцелуев?

— Галя, что ты делаешь?! — зашипел Ган.

— Развлекаюсь. Я же тут не задержусь… после. Кстати, ты мир открыл?

— Я не могу сосредоточиться.

— А придется. — Пропела я в ответ и умолкла под пристальным взглядом злого Тавериля. Стало ясно, если я продолжу в том же духе, голову мне отсекут здесь и сейчас, не дожидаясь смены течений Дарави.

В том, что слизень уже доставил договор, спешно заключенный между Ганом и Галей, дьявол не сомневался. Как говорится, пути водников неисповедимы, и скорость, с которой они передают сообщения между мирами, подчас поражает. Поэтому, покинув свой любимый кабинет, Люциус переместился во владения любимой демонессы, а именно к ее бассейну с рыбками.

Узрев голого мужика, сидящего по пояс в воде, дьявол озадаченно остановился:

— Что за…?

На его сдавленный хрип рыжий молодой любовничек, а в этом нет сомнения, повернул в его сторону классически красивое лицо, и осклабился, сверкнув наглыми глазищами водника:

— Добрый день. Она в спальне.

— Не сомневался! — сдавленно произнес Люциус. И в пространстве уютной девичьей комнаты сгустились сумерки, текстильные изделия интерьера вспыхнули кроваво-красным пламенем. Послышался треск, и из медленно крошащихся стен по направлению к молодому наглецу полезли черные плети мрака. Водник, поняв, что к чему, попытался исчезнуть в своей среде, но Темнейший предугадал его действия, а заодно и предопределил его дальнейшую судьбу, сковав ловушкой. Теперь воду в бассейне прекраснейшей демонессы заменило неразбиваемое холодное стекло, которое плоскими щупальцами заскользило по телу пленника вверх, окончательно обездвиживая его.

Люциус ожидал, что гадкий хлыщ попросит пощады, взмолится о том, что готов исчезнуть из жизни демонессы раз и навсегда, лишь бы остаться в живых, крикнет: «Любимая, спаси!» или, на крайний случай, как могут кричать такие изнеженные щеголи и эгоисты: «Убивают!», а водник спокойным голосом без тени паники и страха просто позвал Олимпию совершенно не вяжущимся с ситуацией словом:

— Мама?

— Да, дорогой, — откликнулась демонесса.

— Тут к тебе пришли. — Все так же обыденно сообщил непутевый любовник, хотя стекло уж достигло его горла.

— Кто там? — в спальне демонессы что-то упало, и она со смешком попросила водника. — Малыш, скажи, я сейчас.

— Тут будущий родственник. — Сообщил «малыш» ей, и обратился к дьяволу с улыбкой. — Она сейчас.

От удивления Люциус замер и не сразу сбросил с паренька стеклянную ловушку, лишь когда водник, окончательно покрывшись прозрачной субстанцией, сдавленно замычал.

— Не знал и замешкался.

— Ничего. Бывает. — Молодой красавец улыбнулся, и, все еще сидя в воде по пояс, протянул руку для пожатия. — Филио сын Вада.

— Люциус сын Люцифера.

— Вы уже познакомились? — в дверях объявилась счастливая Олимпия с маленькой шкатулкой в руках. — Или только лишь узнали имена друг друга?

Она с нежностью посмотрела на присутствующих мужчин и радостно улыбнулась. Передав молодому шкатулку, демонесса прильнула к дьяволу и мысленно обратилась к нему:

«Правда, у меня потрясающе красивый сын?»

«Сын?»

«Да, Филио Гаяши».

«Гаяши? — переспросил Темный Повелитель, — Сын Вада Гаяши?»

«Да».

«И каким он к тебе попал?» — нахмурился он, внимательно разглядывая новоявленного родственника.

«Крошечным».

Объект их мысленного диалога в это время с энтузиазмом рассматривал в шкатулке цепочки с кулонами и, выбрав белый камень Оргарини Итмеродол в желтом золоте, надел его на шею. Через мгновение Филио Гаяши уже выбрался из бассейна в белом чешуйчатом костюме парадного кроя.