И предчувствие такое нехорошее появилось, будто бы сейчас будет тааакой фейерверк, который мы никогда не забудем. Видимо, у брата моего интуиция тоже хорошо развита была, он успел не только из дома выбежать, ракеты воткнуть в снег и меня с Женькой оттащить за сугроб, но и с Толькой пообщаться. И пока мы восхищенно смотрели, как два двухметровых столба огня горят, перекрестив друг друга, он ему в сугробе доходчиво объяснил, что фейерверк — это сказочно красиво и опасно одновременно.

Бугай понял всю серьезность вопроса и еще долго не улыбался, правда, уже по стоматологическим причинам…

И вот, лежу я на жесткой койке в неизвестной темнице мира Гарвиро и понимаю, сейчас будет фейерверк. Вода вокруг трещин вспенилась и с громким хлопком, вытолкнула идеально ровный круг пола за переделы темницы.

— Галя, вы здесь? — Послышалось издалека, и я не поверила своим ушам.

— Повторите!

— Ищу Галю. Галя, вы здесь?

— Подождите сейчас! — мгновенно слетела с койки и подплыла к «проруби», заглянула в огромный колодец не менее 7 метров длиной, а с той стороны черно и тихо.

— Ау! Галя, это я! А вы кто?

— А я за вами, — послышалось глухое с той стороны, — вы остаетесь тут или плывете со мной к императрице Глицинии?

Услышав имя демонессы, я более не раздумывала, проплыла колодец, и, оказавшись в полной темноте, остановилась, заблаговременно схватившись за стенки, чтобы не потонуть. Мой герой и спаситель вспыхнул синими огоньками, озарив лишь большую игйаг морду охранного идола, на его свет выплыл ластоногий полу-лягуш. Представился Гассиром и был он по размерам не больше меня, не страшнее идола, но краше Ган Гаяши в рыбоподобном образе.

Я пожала его перепончатую руку. Мы были где-то на дне… в непроглядной темноте, где светился только идол и такие же круглые дыры в ближайших тридцати камерах, кроме крайних двух. Я выжидающе прищурилась:

— А мы точно к ней?

— Точно. — Улыбнулся полу-лягуш. — А вы меня ни к кому не пошлете?

— А я могу?

— Вы можете. Секретные агенты его Императорского Величества были вами перенаправлены.

— Кто? Я?! Я никого не… — тут я вспомнила о крабах. — Ну, у них с манеры, знаете ли!

— Знаем.

— Они не сказали от кого пришли, и вообще были лишены всякого представления об этикете.

— Понимаю.

Я посмотрела в кромешную темень, затем на идола и спросила:

— И чего мы ждем?

— Ваших соратников.

— И где они?

— В соседней камере, прорываются к вам оттуда.

Я чельдовски обрадовалась, услышав такую новость, за мной пришли и не единожды, ненароком почувствовала себя счастливицей, в которой нуждаются все абсолютно.

— Так может быть, сделаете такую же дыру и к ним?

— Я не знаю точно, в какой они камере.

В миссии по спасению Гали и Себастьяна из заточения одновременно и отдельно друг от друга работало несколько групп: от императора, от императрицы и добровольцы, являющиеся их соратниками: амур Донато и зелен Вестерион. Поэтому обмена опытом о том, какими путями будут проводиться поиски заложников в мертвом городе, они не произвели и самонадеянно отправились на дно Океании, к некогда процветающей, а теперь давно забытой, шестнадцатой провинции. Донато и Вестерион по прибытии заметили разлом во внешней обшивке старой крепости и проникли внутрь, проплывая по черным коридорам с затхлой водой, заблудились и, неправильно прочитав показания датчика на наличие жизни за стеной, прорубили вход в камеру яйцевидной формы без окон, дверей и заключенных.

Датчиком был игольчатый представитель океанической флоры, так называемый ежек. При соприкосновении со стеной, за которой обитает жизнь, ежек как хищник меняет цвет с ярко красного на черный. Попав в пустую камеру, Донато и Вестерион недовольно взглянули на красного обманщика, казалось, тот уже понял свою вину и заблаговременно покраснел.

— Нет тут жизни! — прорычал Вестерион, молчаливому жителю Гарвиро. — Нечего было краснеть.

Амур поскреб макушку и вдруг заметил:

— Кажется, мы неправильно поняли его сигнал. Он в нормальном состоянии красный, а учуяв жизнь, становится черным.

— А ну-ка приставь его к той стене, — зелен, махнул рукой на правую сторону камеры. Амур повиновался, а ежек, как по мановению палочки, стал менять цвет.

— Там жизнь! — провозгласил Донато.

— Для начала перепроверь, сообщит ли он о жизни за другими стенами.

Амур, вооружившись колючим ежеком, поплыл по кругу, приставляя его к пупырчатым сиреневым стенкам. На противоположной первоначальной стене ежек вновь из красного начал становиться черным.

— И здесь… жизнь? — недоверчиво переспросил Донато. — Но как?

— А может, Себастьяна и Галю разместили в разных камерах?

— Может быть, — задумчиво протянул Донато, — смотри, краснеет! А я его от стены не отрывал.

— Странный ежек, — протянул Вестерион, — либо он только что ошибся, либо за стеной кто-то только что скончался.

— Надеюсь не Галя! — простонал амур.

— Такие, как Галя, просто так не мрут. Она бы одними мыслями своими тут все разнесла. — Ответил Соорский, доставая из сумки на плече костяную пушку. — Верни его к предыдущей.

Прислонив его к первой стене, амур уверенно произнес:

— Жизнь есть, вскрывай.

— Посторонись!

Установка костяной пушки, как и сам процесс запуска ее работы, очень трудоемка и требует точных движений. Соорский, закусив губу, как мастер ювелирных дел с точностью до градуса произвел монтаж и начал процесс пиления. Не будь город мертв, он бы мановением руки вскрыл все камеры и капсулы для одиночек и небольшим всплеском собственной магии заставил его цвести. Но захватчики Гали и Себастьяна, стерев следы похищения, фактически оставили их умирать в закрытой камере на дне.

Не будь подсказки от Олимпии, их бы еще долго не нашли. Думая об этом, зелен старался отвлечься от мельтешения встревоженного Донато, ежеминутно вопрошающего:

— Итак… кто идет ее спасать?

— Мы спасаем не только Галю.

— Это не имеет значения! — всплеснул он пухлыми ручками, — так, кто идет ее спасать?

— Мы уже ее спасаем. — Заметил зелен, задавая новый угол костяной пушке.

— Ты не понимаешь! Галя из четвертого мира! У них, как в двадцать восьмом, плененные могут воспылать страстью к похитителю.

— И что с того? — повторился зелен.

— А то, что спасителю в случае ее спасения не позавидуешь!

— Странный мир… самый тормозной и магически отсталый, а тут еще и это…

— Стокгольмский синдром. — Подсказал амур и начал кружить в обратную сторону. — И в то же время, к спасителю они тоже могут быть благосклонны. Иными словами, первый вошедший может стать кумиром, которому она будет поклоняться…

От этого сообщения зелен вздрогнул и с опаской поинтересовался у Донато:

— И чем это чревато?

— Ну, всеми видами поклонения: стихи, оды, подарки, песнопения, танцы, восхваления и всяческое оберегание идола.

— То есть, войди я первым, жить спокойно она мне не даст?

— Не все так плохо, ты же можешь отказаться. — Нашелся амур, просияв, как звезда на небосводе.

— И вызвать ее гнев? — Вестерион посмотрел на левую ногу в эластичной повязке, затем на сияющее лицо Донато и глухо отрезал:

— Нет.

— Но ты не можешь так с ней поступить! Она обидится…

— В таком случае первым пойдешь ты. Ты знаешь их обычаи, устои, традиции и поведешь себя толерантно.

Амур, ошеломленный предложением, медленно опустился на дно камеры:

— Я, конечно, ей многим обязан…

— Но? — усмехнулся зелен. В это мгновение инструмент для пропила стены завершил свою работу, а за спиной спасателей кто-то тактично кашлянул.

— Галю спасаете?

Амур Донато тут же спрятался за зеленом, и оба они с опаской посмотрели на пришельца:

— Себастьян!? Ты откуда тут?

— Галя послала к Люциусу, Люциус, расспросив о месте заточения, переслал обратно, но ошибся… и вот я тут.