— Полезет, — сказал сэр Реджи. — Если понадобится, я буду штурмовать ущелье в одиночку.

— Не сомневаюсь, — сказал лорд Келвин. — Ваше выступление в Кантарде было доблестным и героическим, но, увы, бессмысленным. Вы ничего не добились, капитан.

— Вы тоже, — негромко сказал сэр Реджи.

— Меня там не было. — Лорд Келвин вздохнул. — Жаль, что меня там не было. И жаль, что я пришел слишком поздно.

— Не допустите, чтобы это произошло во второй раз, — сказал сэр Реджи, опуская полог палатки.

Пока мы разбирали сложенное оружие, я слышал, как лорд Келвин потребовал к себе адъютанта.

— Куда теперь? — спросил сэр Реджи, едва мы отошли от палатки командующего. — Какие еще планы?

— Навестим родичей Кимли, — сказал Морган.

— Конечно, — буркнул Кимли, — гномы верят в магию сильнее, чем люди. Гномов ты сможешь убедить. Гномов можно отправить туда, куда люди не полезут.

— Я сделал все, чтобы убедить его, сын Дэринга, — сказал Морган. — Но никто не может быть убежден, если не хочет быть убежденным.

— На нем лежит слишком большая ответственность, — сказал Теффас.

— На нас тоже.

— Да, доблестный гном, но мир — это абстракция, а под началом лорда Келвина семьдесят тысяч вполне определенных людей, и жизни их зависят от его решений. Не знаю, как я бы поступил на его месте.

— Ты никогда бы его не занял, — сказал Кимли.

Мы брели по военному лагерю в сторону стоянки гномов. Наступила ночь, лагерь постепенно отходил ко сну, затихали разговоры, гасли костры, скрылся звон оружия. Лишь лошади всхрапывали во сне, да слышалась перекличка часовых.

— Они устали, — сказал сэр Реджи. — За их спинами длинный и трудный марш.

— За нашими — тоже.

— Они — люди, — возразил сэр Реджи. — Нельзя много требовать от обычных людей, не связанных правилами и обетами. Все, что они хотят от этой войны, это остаться в живых и вернуться домой.

— У них не будет дома, если они ничего не предпримут.

— Их не убедить, — сказал сэр Реджи. — Десяток-другой, может быть, сотню. Но не десятки тысяч. Здесь мало профессиональных воинов, в основном, крестьяне из ополчения. Все, что выше их понимания, они расценивают как зло.

Лагерь гномов расположился ближе всего к ущелью, словно служил буфером между основными силами Двенадцати Королевств и тем, что могло прийти из-за гор. Если верить Кимли, то так оно и было. Люди использовали гномов в самых неприятных местах. В армии Двенадцати Королевств гномы были подобием Иностранного легиона, которым всегда затыкали самые опасные дыры.

Там до сих пор ярко горели костры, на стенах шатров плясали приземистые тени, слышались пьяные голоса, распевающие веселые песни. Подземный народ не ложился спать рано.

Часовые стояли по всему периметру лагеря, даже там, где он граничил с армией людей. Кимли показал Стражникам какой-то странный, явно искусственной формы камень, который служил ему пропуском, и нас беспрепятственно пропустили внутрь.

Раньше мне не доводилось видеть столько гномов в одном месте, да что там, до сих пор я знал одного только Кимли. Бородачи производили сильное впечатление. В них даже в пьяных, даже в весело пляшущих в свете походных костров, чувствовалась неудержимая мощь и каменная твердость.

Когда мы проходили мимо, разговоры стихали. Чужаки были редким явлением на территории их лагеря, чужаков здесь не привечали. Но нас вел Кимли, поэтому нас готовы были терпеть.

— Если кому-то из нас надо поговорить с Королевским Стражником,[70] — сказал Кимли, — он может сделать это в любой момент. Никто не будет тревожить командира по пустякам.

Он оказался прав. Шатер Королевского Стражника никем не охранялся, и в нем тоже кипело бурное веселье.

Которое тут же стихло, стоило только пирующим в командирском шатре рассмотреть, кто именно стоял за спиной Кимли.

Дарин из Твердыни Подземного Короля был старым гномом, старым и могучим. Он был чуть выше Кимли, но почти в полтора раза шире в плечах, отчего его фигура казалась квадратной. В истинно ваххабитских традициях, борода его была длинной, хотя и аккуратно расчесанной, и свисала до живота. Руки Королевского Стражника напоминали корни дерева — длинные, мощные, узловатые, покрытые причудливым узором из татуировок и шрамов.

— Друзья мои, — пророкотал он низким басом, обращаясь к пирующим, — время веселья закончилось, как я вижу.

— Оно закончилось пятьсот лет назад, — сказал Морган. — Я рад видеть тебя снова, Дарин, сын Дарина.

— Я хотел бы ответить тебе тем же, — сказал Дарин, — но тогда получилось бы, что я солгал.

— Я рад, что ты не солгал, — сказал Морган. — Негоже начинать долгие разговоры со лжи.

— Разговоры с тобой никогда не бывают короткими, — сказал Дарин. — Но не будем утомлять ими моих друзей и твоих спутников. Поговорим наедине.

— Ты — хозяин здесь, Дарин, сын Дарина.

— Сейчас я в этом уже не уверен, — пробормотал Кимли.

Кроме меня, его никто не услышал.

Пировавшие еще минуту назад гномы приняли серьезный вид и стали покидать шатер. Мы последовали за ними.

Гном в островерхой шапке и кольчуге, накинутой на голое тело, пригласил нас продолжить веселье в его палатке. Сэр Реджи промолчал, эльфы вежливо поблагодарили и отказались, и даже Кимли не проявил никакого энтузиазма от встречи с соотечественниками. Отказался и я. Гном в кольчуге пожал плечами и нетвердой походкой направился прочь.

Морган и Дарин совещались больше двух часов. За это время основная масса гномов успела утихомириться. Веселье стихло, Стражники отходили ко сну.

Наш отряд, лишившийся своего идейного вдохновителя, сидел на земле. Каждый коротал время ожидания, как мог. Сэр Реджи курил, Кимли полировал полученный в подарок топор, который не нуждался в полировке, Теффас лежал на спине, закинув руки за голову, и любовался звездами, мы с Дри… Сами догадайтесь.

Полог палатки приподнялся, и звучный голос Моргана позвал эльфов внутрь. Теффас вскочил, словно подброшенный мощной пружиной, и быстро скрылся в шатре, как будто только того и ждал. Я неохотно отпустил Дри, она обещала вернуться быстро. Не стоит давать таких обещаний, когда речь идет о Моргане.

Сэр Реджи выбил свою трубку на землю и каблуком затоптал тлеющие угольки. Бросив взгляд в сторону ущелья, взгляд, не предвещавший его защитникам ничего хорошего, он откинулся на спину и мгновенно заснул. Годы тренировок и суровой жизни истинного воина приучили его засыпать в любых условиях, использовать для отдыха каждую свободную минуту.

Мне спать не хотелось, потому что я боялся возобновления кошмаров. Кимли тоже не горел желанием отдаться во власть Морфея, его руки продолжали размеренные движения по лезвию топора. Он был слишком мрачен в последние дни, и я решил поговорить с ним об этом. Тем более что заняться все равно нечем.

— Пройдемся по лагерю? — предложил я. — Великие мира сего договорятся и без нас.

— Ты — Избранный, — сказал он. — Тебя в любой момент могут позвать в палатку.

— Надо будет, найдут, — решил я, поднимаясь на ноги. — Мы недалеко, только мышцы размять.

— У нас еще будет случай их размять, — сказал Кимли, однако отложил топор и пошел рядом со мной.

— Ты не слишком весел в последнее время, — заметил я.

— Отчего мне быть веселым? — спросил Кимли. — Мир рушится.

— Но он еще не разрушен, — сказал я. — В годы больших несчастий надо радоваться каждой мелочи.

— Какой, например?

— Встрече с земляками.

— Радоваться встрече с земляками? — переспросил он. — Ты не понимаешь, о чем говоришь, сэр Геныч. Я не видел ни одного гнома вот уже несколько месяцев, и я рад был бы их видеть в любом другом случае, кроме этого. Потому что сегодня я привел с собой смерть.

— Ты имеешь в виду…

— Моргана, я имею в виду Моргана, — сказал гном. — У него не получилось с лордом Келвином, но ты видел, он не слишком расстроился. Потому что он надеется убедить Дарина, и я уверен, что Дарина ему удастся убедить.