Доминика заверила мужа, что все понимает, но, когда положила трубку, первой ее мыслью было: «Ничего не изменилось!»
Энгус вернулся в пятницу, и они провели выходные в поместье, пребывая в блаженном дурмане. Доминика снова на время забыла о своих переживаниях и решила воскресить в их памяти воспоминания о первых днях знакомства. В тот день Доминика надела платье цвета розовых камелий из полупрозрачного шифона, то самое, которое было на ней во время их первой встречи. Энгус вспомнил об этом, начав расстегивать на нем пуговицы.
— А я помню, — сказала Доминика, глядя на его склоненную темноволосую голову, — как ты смотрел сквозь это платье, словно его вовсе не существовало.
Энгус взглянул на нее, и его глаза хищно блеснули.
— Да, но ты вела себя как недоступная принцесса, — поддразнил ее Энгус.
— А разве ты не вел бы себя так же на моем месте?
Он выпрямился, и платье соскользнуло с ее плеч. Под ним на Доминике был кружевной лифчик цвета шампанского и такие же трусики. Платье упало на пол, и Энгус произнес:
— Тебе следует быть снисходительнее к бедным мужчинам, Доминика. Хотя с другой стороны… — Он потянул вверх край лифчика, и она вскинула руки, — теперь я приветствую такое поведение. Я за то, чтобы ты вела себя как можно высокомернее и надменнее, если какой-нибудь субъект вдруг начнет пялиться на тебя подобным образом.
Он стянул с нее лифчик, но Доминика не сразу опустила руки с переплетенными над головой пальцами.
— Вижу, что ты еще больше похорошела, пока меня не было, — сказал он мрачно, упираясь взглядом в ее налитую грудь.
— А что ты еще видишь? — поинтересовалась она, в свою очередь хищно улыбаясь.
— Что тебе придется поплатиться за свою нескромность. Ты решительно вознамерилась довести меня до безумия, Доминика, — пробормотал он.
— Именно так, — поддакнула Доминика севшим голосом и отвернулась. Она распустила волосы, приподняла ногу, поставила стопу на кровать, согнув колено. И взглянула на него с отчетливым вызовом в потемневших голубых глазах.
Энгус сел рядом, не притрагиваясь к ней. Она откинулась на подушки, приподняла бедра, стянула с себя трусики и отбросила кружевной комок в сторону. Он протянул руку и провел ладонью по ее животу, затем пальцы переместились к треугольнику темных кудрявых завитков внизу.
— Если я и вел себя в тот день дерзко, то все же оказался прав насчет всего этого великолепия, которое скрывалось под платьем, — пробормотал Энгус едва слышно.
— Мне тут судить трудно, — отозвалась Доминика. — Но если это правда, то мои совершенства крайне нуждаются в том, чтобы ты запечатлел па них свой знак качества, Энгус, — призналась она жалобно.
Они оба засмеялись, после чего бросилась в объятия друг друга. Уже под утро, усталые, но счастливые, они погрузились в блаженный сои.
Первые дни после возвращения Энгус не поднимал вопрос о приобретении доли в бизнесе Доминики. Она показала ему квартиры, которые успела осмотреть, и очень обрадовалась, когда ему понравилась именно та, которая ей самой пришлась по душе больше всего, — с видом на залив и садом па крыше.
Энгус немедленно купил квартиру и предложил Доминике отделать ее по своему вкусу. Пентхаус он намеревался продать вместе с обстановкой — разумеется, оставив себе свою коллекцию картин. А квартиру Доминики собирались купить Ян и Кристи.
— Может быть, у тебя есть какие-нибудь пожелания насчет отделки? — спросила его тем же вечером Доминика.
Энгус немного поразмыслил.
— Мне нравилась эта комната. — Он обвел взглядом самую маленькую в пентхаусе комнатку, служившую ему кабинетом. — И еще мне нужно место, чтобы повесить картины. Все остальное на твое усмотрение.
В качестве свадебного подарка Доминика купила Энгусу тот этюд с гуртовщиком, который ему очень понравился. Оп же купил ей обручальное кольцо с овальным рубином в окружении бриллиантов. Увидев кольцо, Доминика восхищенно ахнула, и до сих пор его красота заставляла ее задерживать дыхание.
— Хорошо, будь по-твоему. Мне придется порядком потрудиться, — заметила Доминика. Они только что вернулись с концерта и ужинали в его кабинете в пентхаусе бутербродами с сыром и чаем.
— Ты подумала над моим предложением насчет «Примулы» и «Водолея»? — небрежно спросил он.
Доминика затаила дыхание и, сделав над собой усилие, посмотрела ему прямо в глаза.
— Да, подумала. Но решила пока оставить все как есть.
Энгус ответил не сразу. Какое-то время он, глядя в пространство, вертел в руках чайную ложечку, затем пожал плечами.
— Делай как знаешь. На твое усмотрение.
— Ты только что сказал это, — напомнила Доминика, — когда речь шла об отделке квартиры. И у меня почему-то такое чувство, что тебе не очень-то нравится это «мое усмотрение». Или мне только кажется?
Он поднял глаза на ее нахмуренное лицо и произнес мягко:
— Если ты не хочешь выпускать свое дело из рук, тут нечего обсуждать.
— А ты мог бы выпустить из рук «Кейр и Конвей»? Кстати, я все собиралась спросить тебя, кто такой этот Конвей?
— Так звали моего отца.
— Мне казалось, ты не очень-то любил его, Энгус…
Энгус глубоко вздохнул, как бы обдумывая нечто, озадачившее его.
— Все равно он был моим отцом, — произнес он наконец. — Нет, я бы не расстался с «Кейр и Конвей». Но мне никогда не приходится заниматься двумя делами одновременно.
— Я справлюсь, хотя нашу семью мне не хочется называть «делом», — сказала Доминика, чувствуя, как по спине ползет холодок.
— Тогда все в порядке, миссис Кейр. — Он откинулся назад и, прикрыв глаза веками, окинул взглядом ее фигуру в сером облегающем платье, которое она надела на концерт вместе с бабушкиным жемчугом. — Иди сюда, сядь рядом. Может быть, тогда мне придет на ум более удачное определение.
Она помешкала, потом слегка улыбнулась.
— Мне уже предложили одно.
— Да? — Он усмехнулся. — Какое же? И кто его предложил?
— Наташа. Она назвала ее по старинке: «супружеские обязанности».
— Ну… — Он негромко рассмеялся. — Это только одно из определений. А ты в самом деле воспринимаешь нашу близость как обязанность, Доминика?
— Гмм… — Она встала, сбросила туфли и примостилась с ногами рядом с ним на кушетке. — Не совсем. — Она сморщила носик. — Нет, я назвала бы их захватывающим и рискованным занятием.
— Насчет захватывающего я согласен, но что тут такого рискованного? — несколько удивленно спросил Энгус.
Доминика помедлила. Ее голова лежала у него на плече, и она не видела выражения его глаз.
— Риск в том, что.., я не знаю точно, о чем ты иногда думаешь.
— Я то же самое могу сказать о тебе.
Доминика рассмеялась.
— А я-то полагала, что я для тебя — открытая книга. Оказывается, нет?
— Доминика… — Он взял ее за руку и благоговейно прикоснулся к колечку с рубином. — Нет. Но я не считаю, что нам следует из-за этого тревожиться или огорчаться. Мы независимые личности, и иногда даже приятно удивить самых дорогих и близких.
Доминика вскинула голову и посмотрела ему в лицо, и перед ней отчетливо замаячил путь к отступлению. В конце концов, если существуют сферы, куда он не допускает ее, так у нее тоже есть свои запретные зоны.
— Если ты считаешь это правильным, я постараюсь удивлять тебя время от времени, — шутливо проговорила она, несмотря на то, что холодок по-прежнему оставался с ней, и она не знала, как от него избавиться.
— Представляю себе. Кстати, мне пришло в голову очень удачное определение для тебя. Как насчет «Художник-Модельер, Который Безраздельно Владеет Моими Мыслями И Чувствами»? Все слова с большой буквы.
— Гм. — Доминика задумалась и решила, что юмор — единственный выход для нее. — Немного длинно, но в общем неплохо. Для тебя я тоже кое-что придумала: «Исполнительный Директор, В Чьем Присутствии У Меня Подгибаются Колени».
— Так уж и подгибаются?
— А ты не заметил?
— Честно говоря, нет. Может быть, стоит проверить не откладывая?