Когда я получал у молодухи нужное, то та выдала двух связанных кур, отбежала, а я их убрал в хранилище. А потом в голову пришло, на черта сделал это? Тут лучше забить, общипать и тушки убрать. Достал, а те живые, я в шоке был. Этого не могло быть. Так что куриц не взял, вернул, не до них было. А у старушки, дважды ловил кота. Убирал и доставал. Живой. Полчаса в хранилище пробыл один раз, и никаких заметных следов пребывания в хранилище не было. Похоже, общий удар псионов всё же зацепил хранилище, а я только сейчас об этом узнал. Свежая еда, я про хлеб, что кусочками убирал, имелась, достал по очереди все и убрал. Свежие, не засохли, значит, стазис действует. Но живое хранилище принимать может. Чудеса. Поэтому ещё раз на пойманной курице проверил, но вскоре отпустил. Я не вор, у афганцев взять, ничего не дрогнет, а у своих, узбеков я своими считал, это против правил брать. Вот так и бежал, попутной машины не было, еле-еле успел, прошёл КПП и к казарме, по пути ещё две банки с вареньем достал, сладкое все любят. Так что когда рота с марш-броска вернулась, все потные, еле ноги переставляли, я отдохнувший ожидал в казарме, полы мыл, поступил в распоряжение дежурного по казарме. Так что после ужина, когда помылись и отдыхали, личное время было, форма сохла после стирки, наш главный заводила, которому до всего есть дело, рядовой Казанцев, он ещё претендовал на место комсорга к слову, спросил у меня:

– Антошин, а за какие такие заслуги ты увольнительную получил?

– Чирик писарю и получил на руки, – пожал я плечами.

Все замерли вокруг, а тёзка, Казанцев тоже Валера, медленно спросил:

– Ты хочешь сказать, что заплатил писарю и получил увольнительную?

– Ну да, при нас же обсуждали сержанты у курилки. Забыл?

– А-а-а, точно. А я не понял. Чёрт, я уж думал, ты на особиста работаешь, постукиваешь. Местные парни говорили, их можно вот так, по увольнительным вычислить. Им бывает дают.

– Ну да, бывает, – согласился я, заканчивая подшивать воротничок. – Я узнал у писаря. Покупатели уже прибыли, завтра распределение.

– Да это итак известно.

– Да? А известно, что нашу роту всю в Шестьдесят Шестую мотострелковую бригаду направляют? В Джелалабад.

– Нет, – медленно проговорил Казанцев, он кстати из Брянска. – Я про это не слышал.

Тут в казарму зашёл наш прапор, за ним семенил дежурный по казарме, младший сержант Гузеев.

– Антошин, быстро сюда, – велел дежурный, и я подбежал, в трусах и майке.

– Рядовой, ты в городе сегодня был? С сержантами? – спросил прапор.

– Так точно.

– С ними был?

– Нет, товарищ старший прапорщик, как машину покинули, разошлись, они вроде на базар, а я в частный район. Больше их не видел.

– А зачем тебе частные подворья? – заинтересовался прапор.

– Так денег нет, а парням что принести надо. Помогал одному старику дрова сложить. Фронтовик он, банку варенья дал. Потом старушке курятник от навоза очищал, сухофруктов и тоже варенья дала. Сладкого-то хочется.

– Угу, ясно.

Прапор развернулся и стремительным шагом покинул казарму, а Гузеев потёр бритый затылок, он вообще русак, на кавказца ничуть не похож, но мелкий и шустрый.

– М-да, – только и протянул тот, с интересом рассматривая меня. – Навоз значит носил?

– А что с парнями, товарищ младший сержант?

– Сами не знаем, в комендатуре сидят, что-то натворили. Вроде статья ждёт.

Развернувшись, тот двинул к каптёрке, а я вернулся к койке. Мы стали живо обсуждать, что это вообще было. Похоже, сержанты вляпались в какое-то дело. А так вскипятив воды в стеклянных банках, шесть нагревателей было, заварки нашли, всё в дело пошло, не только варенье, но и сухофрукты. Да, меня ругали, что спиртного не принёс, но другие наоборот защищали, мол, правильно сделал.

– Первая и последняя увольнительная, – воздохнул я.

– А что, в Афганистане увольнительных нет? – спросил Казанцев.

– Лобанов сказал, что не бывает. Кто тебя в чужой город отпустит? Самоволки только.

Вот так и легли спать. А с утра, до завтрака беготня, сдать оружие по описи, подсумки и магазины, я быстро отстрелялся. Нас оказывается, в часть повезут безоружными, на месте выдадут. Помню, читал неделю назад книгу «Живые и Мёртвые», там вышел отряд из окружения, оружие приказали сдать, и повезли в тыл, а там их танками давить немцы стали. Что-то мне это не нравиться. А то, что в учебке использовали, это учебное пособие. Ну да ладно. Уже после завтрака погрузка в машины. Я думал, построят, «покупатель» осмотрит, но нет, в машины загрузили, с вещами, да пересчитали перед этим. Вещмешки под ноги, и двинули к выезду. Я же ещё когда забирался в машину, удивился, увидев хмурого Лобанова, что лез следом.

– А вы чего, товарищ старший сержант? – спросил я у него.

Тот только щекой дёрнул и буркнул:

– Куда вы без меня? Пропадёте.

Мы же с парнями переглядывались, пока «Урал» двигаясь в колонне, покидал территорию учебки. Сержанты не раз говорили, что они тут службу закончат, не их дело моджахедов гонять, но видимо вчера хорошо повеселились, раз командование части их с нами, новобранцами, направило с новым назначением. Лезть в душу никто не стал, видно, что взводный не в настроении, сел на лавку у заднего борта, швырнув вещмешок на пол, и сидел, нахохолившись. Могло и прилететь от него, уже сто дней до приказа пошло, дембель. Правда, долго тот не сидел, а кликнул меня, я у кабины был:

– Антошин! Иди сюда. А вы подвиньтесь, дайте место бойцу.

Я приземлился рядом, вещи под ноги, а тот спросил:

– Что вчера ночью было? Это правда, ты восемь дембелей спать отправил?

– Сами полезли, – пожал я плечами.

Что было, то было. Ночью меня сдёрнули с койки, и потащили в каптёрку, а там другие старослужащие. Я так понял за Лобанова и двух других сержантов мстили, правда, до сих пор не знаю, что те натворили. Однако избиения не получилось. Я тут не только по программе обучения солдат-срочников тренировался, но и проводил свои специальные тренировочные комплексы и зарядку. Находил время, зачастую и ночью, поэтому моё тело очень хорошо натренировано, а я отличный боец-распашник. Так что просто навалял всем дембелям, старался без следов, и вернулся в постель, прихватив новую простыню из стопки, ту, в которой меня спеленали, в клочья порвал. И было их больше, одиннадцать, помниться мне.

– Угу, – кивнул Лобанов. – Кто-то настучал, тобой интересовались.

– Кто? Особисты? Или замполит?

– Сам не понял. Хмыри какие-то, может из разведки. Без понятия, раньше не видел. А спросить не успел, вон приказ в зубы и быстро собирайся.

– Надеюсь, сейчас им не до меня будет. А вас одного, или остальных сержантов тоже с нами?

– Тоже, – буркнул тот, и отвернулся от меня, глядя на пыльную дорогу и морду следующего за нами грузовика, тоже «Урал был. Интересно, что же они сделали? Перегаром не пахло точно.

Я возвращаться не стал, так и сидел рядом со взводным. Тут в кузове почти сорок парней набилось, переполненная машина, места едва хватало, но едем. Так и добрались до пункта сбора колоны, тут наливняки, разные грузы, и хорошая охрана, и с ними до заставы, и при пересечении границы, проходили досмотр. Да просто заглядывали в кузов, не везём ли чего опасного, когда меня окликнул молодой офицер, в камуфляжном комбинезоне «Берёзка», с автоматом, у которого подствольник был:

– Антошин? Кто тут рядовой Антошин?

– Это я… – поднял руку и замешкался, пытаясь определить звание неизвестного.

– Лейтенант Ромашин. С вещами из машины, вон та «шишига». Грузитесь, боец.

– Спецура, – сплюнул Лобанов, когда лейтенант отойдя, начал со старшим колонны мои документы искать. – Второй день у нас на базе крутился, запомнил его. Ищут спортсменов, крепких бойцов, из нашей роты двоих забрали, ты третьим будешь. Видимо недобор, вот и тебя решили прихватить.

Делать нечего, спрыгнул на пильную и утрамбованную землю, мне вещи подали, так что прощаясь, пожимая протянутые руки, я направился к указанной пыльной «шишиге». А жара уже такая стояла, в кузове сидели, потом обливались, все мокрые были. И река недалеко, но не искупаешься. На всех нас форма «хэбэ» была, полевая, образца шестьдесят девятого года, она уже почти вся пропиталась потом. Да и застиранная, за два месяца каждый день стирка, с утра сырую, потому как ни фига не сохнет, надеваем, и новый марш-бросок. Лейтенант догнал меня, как раз когда я к заднему борту подходил.