Я стучала сначала рукой. Потом ногой. Потом снова рукой. Свет горел, бросая в сад желтую полосу.

— Тук-тук! — возмущалась я гостеприимству. — Эй, есть кто живой? Вы что там, вымерли?

— Красиво у нас тут, да? — послышался ленивый голос. Я увидела кота, свесившего хвост с ветки дерева. — Тебе какие кустики больше нравятся?

— Причем здесь кустики? — спросила я, глядя на заросли.

— Это важный вопрос. Какие кусты тебе больше нравятся? — повторил вопрос кот.

— Ну эти… С синими цветочками, — пожала плечами я, отвечая на бессмысленный вопрос.

— Отлично! Здесь мы тебя и похороним, если ты так будешь стучать, — заметил кот.

— Погоди, я же, как бы, полуживая! — возмутилась я, глядя на дерево.

— А хозяину все равно! Потом подметем и ссыплем, — заметил кот. — Чего пожаловала?

— Письмо! — помахала я конвертом.

— О, сколько лет, сколько зим! — глаза кота стали похожими на плошки. — Я это письмо уже сто лет не видел! Я его вспомнил! В прошлый раз его приносил какой-то мужик с дергающимся глазом, хромающий на обе ноги с перебитой рукой.

Мне это ужасно не понравилось.

— О, если бы ты знала, где оно у него в последний раз оказалось после визита к нам, то вымыла бы руки с мылом! — усмехнулся котяра, поигрывая хвостом.

— А ты что здесь делаешь? — взбодрилась я, глядя на кота.

— Охочусь на дятла. Кот я или нет? — зевнул кот. — С чем пожаловала? Пиписьмо принесла? Зря. Хозяин письма не любит. И незваных гостей, кстати, тоже. Незваные гости приносят письма и на ночь глядя, то он вообще в бешенстве!

— Это с чего это вдруг? — спросила я, понижая голос.

— Характер у него дрянной, — снова сладенько зевнул кот. — Ну что ж, с кустиками мы определились. Вопрос закрыт. Спокойной ночи!

Кот спрыгнул с ветки прямо на подоконник и толкнул лапой створку окна.

Еще новости подвезли! Что мне с письмом делать?

— Не мог бы ты убрать свою пушную задницу с моего стола? — послышался приятный голос.

— Я имею полное право ходить по столу! — послышался громкий голос кота. — Я кот! Я могу даже в тарелку сесть! Кофе котиком не испортишь! Ну и что, что важные документы! Были важные стали влажные! Кружка сама перевернулась! Ай! Прекрати! Ну, ты и изверг! Обидел маленького котика! Пусть у котика девять жизней, но нервная система одна! Ладно-ладно, я запомню!

Я постояла еще немного под дверью, раздумывая, что делать. Как вдруг дверь открылась.

— Кис-кис-кис, — высунулся кот. — Быстро сюда!

На секунду я замешкалась, но тут же прошмыгнула в дверную щель, очутившись в темноте.

— Я тут тебе за аудиенцию похлопотал, — заметил кот, прыгая на перила. — Будешь должна!

— Неужели? — обрадовалась я, бесшумно поднимаясь по лестнице. — Так и сказал. Бедная девочка стоит под дверью, мерзнет, страдает. А у тебя сердца нет!

Я поднялась на второй этаж, тихо подкрадываясь к двери. За огромным столом среди книг и бумаг сидел силуэт. Слышался шелест перебираемых бумажек.

— Тук — тук! — осторожно постучала я, прижав письмо к груди. Я вошла в кабинет, слегка обалдев от его размеров.

— Ты что здесь делаешь? — послышался холодный голос. На меня посмотрели пристально.

— Извините, но у меня письмо! — показала я конверт в руках. — Для вас! Мне сказали, что вы готовы меня принять… Что-то там про аудиенцию…

— Теперь все в курсе, что у вас аудиенция. Я сделал свое дело, а теперь пересижу где-нибудь! — заметил кот, путаясь под ногами.

Хозяин откинулся в кресле, а я прошла и приготовилась развернуть письмо.

— Можно я его прочитаю? — спросила я, готовясь сорвать печать.

— Нет, — заметил хозяин.

— А может… — начала я, искренне недоумевая.

— Нет, — спокойно произнес хозяин, беря бумаги и просматривая их.

— А если… — попыталась я зайти с другой стороны.

— Нет, — не поднимая на меня глаз, ответил хозяин. Мне казалось, что меня не слышат.

— Он глух к мольбам и просьбам, — вздохнул кот, все еще путаясь под ногами. — И вообще он скупердяй, человеконенавистник, мизантроп, бессердечная тварь…

Хозяин резко вскинул глаза на кота.

— И просто хороший человек, — елейно добавил кот, снова наворачивая круги вокруг меня. -

Бумаги складывались в огромные стопки. Интересно, чем же он занят? Что это за бумаги?

— Просто замечательный! Золото, а не человечек, — елейно продолжал кот под тяжестью хозяйского взгляда. — Итак, я оставлю вас одних. Есть вещи на которые нельзя смотреть впечатлительным котикам!

— Письмо, — напомнила я, удивляясь, почему его не хотят читать. Что может быть такого в этом письме, что его так упорно не разрешают прочитать? Может, тайна какая-нибудь?

Меня просто игнорировали.

— Неужели вам совсем не интересно, что вам написали? — удивленно спросила я, вспоминая, как трепетно относятся к письмам другие.

— Так что вы сказали? — послышался голос. На меня даже не подняли глаз. — Вы уже уходите? Ну что ж, не смею вас задерживать!

— Я сказала вовсе не это! — возмутилась я, понимая, что меня очень деликатно выпроваживают. — Я сказала, что вам должно быть интересно, что в письме! Вот что я сказала!

— Хорошо, — послышался голос. На меня подняли глаза, глядя, словно сквозь меня. — Я так и быть поясню. Меня не интересуют письма оттуда. Все, что мне хотели сказать, сказали при жизни. Если не успели — это их трудности, не мои. Не успели, значит, не хотели. Если человек ценит каждое мгновение проведенное с тобой, то вряд ли он будет откладывать или забывать сказать что-нибудь важное. Вы так не считаете?

— Эм… — удивилась я, переминаясь с ноги на ногу.

— Присядьте. Я попробую вам объяснить. Так и быть, потрачу свое драгоценное время, — мне указали на кресло.

— Мне должно быть стыдно за то, что я отвлекаю вас от столь важных дел? — с неким вызовом произнесла я. Если бы все это случилось утром, я бы, наверное, стушевалась, отступила, решила зайти попозже, когда у хозяина будет хорошее настроение. Но сейчас, пережив столько всего и Барсика, я была настроена решительно. К тому же, я даже представить себе не могла, где я буду ночевать!

Камин горел, но не грел. Даже пламя здесь холодное, синеватое. И мне не хотелось уходить из красивого уютного дома.

— Вам должно быть не стыдно, а страшно, — заметил хозяин. Мне безумно нравилось, как выглядит его белоснежная прядь. Она то пряталась в его волосах, то наоборот. Она казалась мне какой-то изюминкой, которая отличала его от всех других людей, виденных мной на том и на этом свете.

— Это письмо приносили мне уже сотни раз. И я не имею ни малейшего желания его читать, мадемуазель, — произнес незнакомец. Он стоял возле окна, задумчиво глядя в темноту сада.

Я сидела в уютном кресле, чувствуя, как на меня наваливается усталость. Бархатный голос убаюкивал меня, а смысл слов растворялся в пламени. В этом было какое-то уютное очарование.

— Я ненавижу письма с того света. И не одобряю их. Живые пишут письма мертвым, чтобы попросить прощения за нехорошие поступки, оправдаться, крикнуть что-то вдогонку, — слышала я спокойный голос. — Ах, я забыла тебе сказать, что люблю тебя! Я забыл тебе сказать, что ты была мне так дорога! Ах, прости меня за то, что я сделал! Я должна была поступить иначе! Почему нельзя сказать это при жизни? Неужели это так сложно подойти, открыть рот и произнести элементарный набор слов? Но нет. Давайте подождем!

Послышалась усмешка.

— Вечно что-то мешает. Ах, экипаж уже подан! До завтра! Ах, прости, меня отвлекли. О чем мы с тобой разговаривали пять минут назад? Нет, не сегодня. Завтра! Завтра самое лучшее время, чтобы сказать! — словно передразнил хозяин, даже не глядя в мою сторону. — Люди, которые ценят жизнь, осознают ее хрупкость, ценят друг друга и не ждут волшебного «завтра». Если не будет плохих поступков, то не за что будет оправдываться? Не так ли? Зачем бередить души тех, кто обрел покой? Зачем напоминать о потерянной жизни?

— А зачем люди пишут друг другу письма, когда они далеко? — спросила я. — Зачем они рассказывают друг другу, как прошел день? Потому что скучают!