Половицы стали подниматься одна за другой, словно по ним кто-то наступает. Причем, прямо на меня.

Я решила не дожидаться и бросилась бежать наверх. Стоило мне пробежать половину лестницы, как вдруг моя нога провалилась вниз,

— Уууууу! — слышалось завывание, пока я изо всех сил пыталась спасти свою ногу и себя заодно. Шторы зашуршали, словно вздымаясь от невидимого ветра. Они действительно поднялись, придавая мне ускорение.

Я мчалась по длинному коридору. В то время как за мной поднималась ковровая дорожка. Я подозреваю, что она не очень чистая. Особенно в силу особенностей дома и нервных гостей. Поэтому я цеплялась рукой за стены, чтобы не упасть.

— Уху-уху! — прокричало что-то на чердаке, словно огромная сова.

Я дернула ручку первой попавшейся двери, как вдруг прямо передо мной возник парящий силуэт. С диким визгом, который впору ставить на экстренный будильник, я вылетела из комнаты и перевернула столик.

Моя рука уже дергала еще одну ручку двери. Дверь была заперта. Но тут позади меня упала огромная люстра.

Однажды я соберусь с духом и мыслями, и защищу диссертацию о том, как падения позади тебя люстры открывает закрытые двери. Но не сейчас! Сейчас мне хотелось только одного — унести ноги и содержимое мочевого пузыря.

Я влетела в комнату, на стене которой был огромный ковер. Ковер внезапно зашевелился в такт волосам на моей голове. А потом обессиленно упал и снова прилип к стене. От ужаса я спряталась за шторку, притаившись, словно маленькая девочка. Если бы в детстве у меня было такое чудовище, что я бы лучше всех играла в прятки!

— Тьфу ты! — послышался писклявый голос откуда-то снизу. — Опять! Опять оборвалось! Ну епсель-мопсель! Сейчас! Надо поправить!

Осторожно отогнув шторку, я прислушалась. Как вдруг увидала, как под ковром что-то забегало. Маленькое такое… Вынырнув из-под ковра буквально на мгновенье, оно исчезло под ковром.

— Так, где она? — послышался писклявый голосок. — Где она? Куда она подевалась? Наверное, вылетела в окно! Да-да-да! В окно!

Я посмотрела краем глаза на разбитое окно, а потом на то, как шевелится половица, сдвигаясь в сторону, словно люк.

Из люка вылез маленький рыжий … хомяк. Он забавно почесал носик лапками, а потом осмотрелся по сторонам.

— Повыть что ли? — пожал он пушистыми плечами.

«Бойся хомяка!», — послышался голос в памяти. Так, погодите! Это все устроил… хомяк? Ладно! Сейчас и я ему устрою!

— Так-так-так, — повернулся хомяк ко мне попой. — А почему ковер заклинило? Я что катушку давно не менял?

— Попался! — бросилась я на пол, хватая пушистое исчадье ада руку. — Ай!

Вообще-то, сказала немного иначе. Не совсем «Ай!».

— Ой! — укусивший меня хомяк был перехвачен двумя пальцами.

Хомяк тоже сказал вовсе не «ой».

— … а потом твой гниющий труп я вздерну на флюгере! — закончил хомяк свое «неловкое ой».

— А ну быстро успокоился! Я письмо принесла! — рявкнула я на него, стараясь держать от лица подальше.

— … да я своими руками намотаю твои кишки тебе на горло! — зловеще обещал хомяк. — Ты хоть знаешь, с кем ты имеешь дело? Я — ветеран двадцати обнимашек «Ути-пути, какой холесенький!», двух постирушек в стиральной машине, однажды я спал с бабушкой. Точнее под бабушкой. Она на меня легла, и я не мог выбраться! Забудь, иначе придется тебя убить, так же как и других!

У меня это вызвало дикое умиление.

— А ну быстро поставь меня на место! — рявкнул хомяк, пытаясь сражаться со мной в воздухе.

— Поставить на место? — усмехнулась я. — Слышишь ты, маленький волосатый опилкосер! Если ты немедленно не прекратишь свою хомячью истерику, я посажу тебя в аквариум и буду хоронить каждую осень, когда ты впадаешь в спячку!

Это было далеко не все, что узнал о себе хомяк. Где-то бежала воспитательница с бруском хозяйственного мыла, чтобы сделать меня интеллигентной барышней, не способной ответить в трамвае на неожиданное оскорбление!

— Ну я тебе покажу воздушный бой! — пискляво ревел хомяк.

— Главное, снаряды вовремя сбрось, истребитель! — усмехнулась я, глядя на пушистую попу. — Накрой ковер ковровой бомбардировкой!

— Ах ты! Вот тебе! Вот тебе! — вертелся хомяк, пока я терпеливо сидела на стуле, подложив свободную руку под щеку. — Мало тебе? Да! Ну как тебе хомячьи единоборства! Да!

— Прелесть-то какая, — усмехнулась я, ожидая, когда хомяка отпустит.

— … а это стиль «укушус»! — зловеще и очень многообещающе выдал хомяк, брыкаясь изо всех сил. Его глазки бусинки выглядели такими милыми. Да и сам он таким славным и пушистым до умиления.

— … а это стиль крадущаяся под покровом одеяла смерть»! — верещал хомяк. — Ну как тебе?

— Военный парад принимает генерал почтовых войск Марта Васильевна Цветкова, — усмехнулась я, видя, что хомяк уже выдыхается. — Полный кавалер ордена «Ну ты там скоро?», чуть похудевший кавалер ордена «Ты это прекращай!»… Ну как? Мир?

— Ты предлагаешь мне завоевать весь мир? — вспыхнули хомячьи глаза.

— Я предлагаю тебе успокоиться и послушать, что тебе пишут, — устало выдохнула я, глядя на поникший короткий хвостик.

— Не буду! Ни слова! Ты… — хомяк прищурился. — Ты хоть знаешь, как я жил? О, это был ад! Нас было сначала трое. Я и два моих товарища. Я помню… Помню, как кто-то из наших заорал: «Воздушная тревога»! И появилась она! Рука! Огромная! «Вам какого? С пятнышком или рыженького!». Мы бежали, прятались в опилочные окопы. Но рука унесла двоих… А потом снова воздушная тревога! И снова рука! И так каждый раз. Мы несли колоссальные потери!

Я опустила хомяка, а тот уселся на стол.

— Ты когда-нибудь, — заглянул мне в глаза хомяк. — Рыла окопы из опилок? Нет? Это называется — война за выживание! Да, детка, хорошо, что ты этого не видела!

Он сидел на столе, вздыхая.

— А потом из соседней аквариумной дивизии к нам перебросили еще троих! Ту дивизию полностью разнесли. По домам! Они этого не заслужили… Ты бы видела. Они были намного пушистей нас! — выдохнул хомяк и поднял на меня глаза. — А потом пришли за нами! Это был страшный бой! Нас било о коробочку, пока нас везли… Мы не знали, куда нас везут!

Его голос был страшным и тихим. Это было настолько увлекательно, что я забыла обо всем.

— А потом… — хомяк заслонил лапкой глаза. — Помню яркий свет! Они пытали нас! Кормили до отвала, чтобы мы не могли убежать! Я сразу разгадал их хитрый план, но рядовой Толстопопик нет… Эх… Почтим память его…

— Может, вас просто любили? — спросила я, глядя на хомяка.

— Да? Любили?! — рявкнул хомяк. — Они пытали нас! Каждый день нас носили на допросы: «Ты любишь маму, Пухлер?». А ты молчишь. Из последних сил. «Любишь, да?», — спрашивают они. А потом тебя встречают товарищи, а ты им показываешь, что не сознался ни в чем!

— Может, действительно ты был кому-то дорог, раз тебе написали это письмо? Поверь, не каждому пишут письмо, — убеждала я, глядя в блестящие от слез хомячиные глаза.

— Однажды Толстопопик сказал: «Я так наелся, что посплю немного! Разбудите весной!». Зевнул и уснул. А потом… Потом его похоронили! Заживо! — утер глаза хомяк. — В коробке из-под ламочки! Тогда мы поняли, что они тут не шутки шутят. Пора бежать!

— Ну вас же кормили, любили, меняли опилки, водичку, — удивлялась я, глядя на страдания хомяка.

— А потом они решили, что мы должны размножаться… Они даже читали про размножение хомяков! Вслух! Мы с сержантом Бубончиком решили точно. Самое время бежать! Мы сбежали под покровом ночи. Прогрызли в шкафу дыру. Там много пушистого. Затеряться легко. А потом нас нашли… Сержанта Бубончика сразу вернули в карцер. А я сидел под прикрытием бабушки всю ночь! Пока она не заорала: «Уберите вашу крысу!». Сдала, старая! — погрозил кулаком хомяк. — А потом Сержант Бубончик пал смертью храбрых! Прямо на пол! Он сражался, как герой, но…

— Вам добра желали! — умилялась я, радуясь, что мне никогда не заводили хомяка.

— Добра? Я не знаю, где могила моего друга! — возмутился хомяк. — Его положили в коробку из-под Айфона и повезли хоронить… В автобусе кто-то вырвал коробку из рук и убежал с ней. А потом сбежал я! Я сбежал один! Выбежал из квартиры… За порогом меня ждала полосатая и усатая смерть! Потом темнота и вот я здесь!