- Всё нормально. Просто дел много, башка раскалывается, может, простудился. Да не бери в голову! - забравшись под одеяло, Тимур выключил свет, оставив только ночник и перевернувшись на бок. - Спокойной ночи.

- А может, не будем спать? - прижавшись к спине мужа, Карина поцеловала его в шею, игриво пробежавшись пальцами по груди мужчины. - Ты ведь говорил, что заболел? - продолжая покрывать лицо, шею, плечи Тимура нежными призывными поцелуями, женщина медленно начала спускать лямки бюстгальтера. - Давай я побуду твоим доктором?

Откинув одеяло, Карина ещё теснее прижалась обнажённым разгорячённым телом к спине мужа, захватив губами мочку его уха и медленно, наслаждаясь прикосновениями к его коже, спустилась ладонью к резинке его боксёров. В этот самый момент мужчина резко переменил всё положение мест. Уже через секунду руки Карины были заведёны за голову, а сама женщина оказалась прижата к постели его мощным телом. Томно застонав, она ещё больше распалилась, потянувшись к его губам. Мужчина ответил на её поцелуй, но вовсе не с той страстью, на которую она рассчитывала, а скорее вынужденно, чтобы не показаться слишком грубым или сгладить впечатление от произнесённых после слов.

- Не сейчас. Я устал и мне действительно плохо. Спокойной ночи.

Всего одна секунда и он уже опять перевернулся на бок, укрывшись одеялом и потушив ночник. И в этом не было ничего ужасного. Он поздно вернулся с работы, сильно устал, наверняка действительно плохо себя чувствовал. По крайне мере именно так Карина попыталась бы себя успокоить, если бы не успела уловить его взгляд. Тот самый взгляд, который он прятал от неё весь вечер, и теперь она понимала почему. Никогда раньше, за все восемь лет их совместной жизни она не видела столько холода, безразличия, а главное отвращения. К НЕЙ. Почему? За что? Чем она это заслужила? Ответ пришёл в ту же секунду. Сколько бы не пыталась женщина гнать от себя подобные мысли, но в это мгновение, они не щадя, тяжелейшим обухом рухнули на голову. 'Он не меня хочет здесь видеть. Не я ему нужна в этой постели, а может и не только здесь...'.

Когда комната разразилась громким истерическим смехом, Тимур сел на кровати, включив ночник и удивлённо уставившись на закрывшую лицо руками и захлёбывавшуюся хохотом жену.

- Господи, ну какая же я дура! - всё ещё продолжая смеяться даже через вырвавшиеся наружу слёзы, женщина тоже села на постели, прижав ноги к груди и обхватив их руками. - Ты заболел, а я пытаюсь тебя вылечить лекарствами, которые тебе совершенно противопоказаны, - хотя речь её была скомкана и абсолютно несвязна, оба друг друга прекрасно поняли. Несколько минут они так и сидели в паре сантиметров друг от друга в совершенной тишине пока Карина, нерешительно обернувшись к мужу, жалобно не спросила. - Но это ведь пройдёт? Это же обычная простуда, она не смертельна и скоро всё закончится?

Ответа так и не последовало. Ещё пару минут они оба сидели не шевелясь, а затем, Тимур снова перевернулся на бок, выключил ночник и так ничего и не ответил.

В этот вечер не произошло ничего плохого. Они не поссорились, даже не обиделись друг на друга, но оба, совершенно ясно ощутили, что в их отношениях пошла трещина, которую ещё можно было склеить, но Карина не знала как, а Тимур уже просто не хотел ничего делать. И трещина пошла дальше, разрастаясь до таких размеров, когда не то, что починить, уже нельзя было собрать даже осколков.

- Я бы на твоём месте не ехал. В этом нет никакой необходимости. Всё дело идёт под нашим контролем, тем более Полянский уже на месте, скоро должен выслать нам отчёты. Или ты ему не доверяешь?

- Доверяю, но не так как себе, - после долгих поисков, Тимур вынул из верхнего ящика папку с документами, положив её на стол и потянувшись к телефону. - Света, зайди ко мне.

- Какая Света? Она уже давно ушла, как впрочем, и все сотрудники. Ты на часы вообще смотрел? Половина десятого!

- Чёрт, точно, - с досадой убрав папку обратно в стол, мужчина откинулся на спинку кресла, устало прикрыв глаза. - Мне надо, чтобы она заказала билет и забронировала номер в гостинице.

- Да успеется, чего волноваться? Ты лучше скажи, почему домой не идёшь? Что-то в последнее время ты стал подолгу засиживаться на работе. Что дома проблемы? С женой поцапались? Выгнала?

- С чего ты взял? У нас всё в порядке. Просто дел много, хочу со всем разобраться до отъезда.

- Ну-ну, - недоверчиво усмехнувшись, Михаев по излюбленной привычке закинул ноги на стол. - Хотя я бы на твоём месте сначала разобрался с семейными делами. А то ходишь последнее время такой нервный, на всех своё зло срываешь. Кстати, а возьми Каринку с собой в поездку. Она ведь наверняка соскучилась по Франции, тем более Париж - такой город, который даже из пепла сможет возродить романтику и былую любовь.

'Если бы эта любовь ещё хоть когда-то была', - мысленно усмехнулся мужчина, но вслух произнёс совсем другое:

- Ей некогда, она полностью занята обустройством новой квартиры. Да и Саньку мы уже замучили этими перелётами. Пусть дома осваивается.

Тимур не сказал, что на самом деле эта поездка была нужна ему только для того, чтобы хоть на время сбежать от семьи, а точнее от жены, которая теперь почему-то начала раздражать его одним своим присутствием. Он беспричинно срывался и кричал на неё. Сам понимал, что поступает жестоко и несправедливо, но в первый раз за долгое время совершенно не мог контролировать свои чувства. Поэтому мужчина и надеялся, что хоть эта поездка сможет вернуть всё назад.

- Ну, тогда сам переставай хандрить, и давай поехали отсюда куда-нибудь, надо развеяться!

- Развеяться? А знаешь, пожалуй, ты и прав, - встав с кресла, Тимур подошёл шкафу и своими последующими словами 'убил' широченную улыбку на лице друга. - Мне действительно надо пройтись, а вот ты, займись делами. Доделай отчёт, забронируй номер в гостинице и закажи билет.

- Вербицкий?! - возмутившись так, что краска залила всё лицо, Михаев вытянулся в кресле, даже убрав ноги со стола.- Ты не обнаглел? Я тебе что, секретарша?

- Вполне можешь ей стать, если к утру всё не будет готово.

- Нормально. То есть мне пахать всю ночь, а ты куда?

- Я? - удивлённо обернувшись к другу, Тимур застегнул пальто. - А я прогуляюсь, по твоему совету.

На часах было уже одиннадцать. Тимур всё реже встречал людей, а когда вышел на набережную оказался в полном одиночестве.

В лицо дул холодный ветер, слышался шум плескающейся воды и впервые за долгое время он оказался наедине со своими мыслями. Никто не мешал, не отвлекал пустыми вопросами. Никуда не хотелось идти. Ни в офис, ни домой. Особенно домой.

Мужчина был рад, что Карина не звонила. Хотя он знал, что она наверняка волнуется, ведь он даже не предупредил, что так поздно вернётся. И этот её самоконтроль, необыкновенная выдержка, благодаря которой ей удавалось справляться с истериками (мужчина видел, что она уже не раз была на грани срыва) стали единственной вещью, за которую он действительно был ей благодарен. Всё остальное, ВСЁ без малейшего исключения начинало его раздражать. Он сам не знал почему. Почему ему вдруг так опротивела её улыбка, её горящий блеск в глазах, её близость? Почему она стала ему так невыносима? Ведь всё по-прежнему. Она совершенно не изменилась. Та же нежность и любовь во взгляде, но почему теперь это начало казаться ему таким отвратительным? Если она осталась прежней значит это он, ОН изменился. Тимур так остро начал ощущать, что та прочная, казалось совершенно нерушимая материя чувств, которые он воспитал в себе по отношению к ней, была, разорвала в одно мгновение. Он видел в ней только хорошие качества. Считал её другом, мудрой и верной ему женщиной, прекрасной матерью и ещё многое другое. Всё, что теперь осталось от той 'прочной' материи - понимание, что он её не любил, не любит и никогда не сможет полюбить. Хоть в этом он себе не врал. Ни тогда, ни сейчас. Но, если раньше Тимур чуть ли не возводил её в ранг святых и считал, что они вполне счастливо могут прожить всю жизнь, то теперь он совершенно ясно начал видеть, что она абсолютно обыкновенная, такая же как и все. И теперь перед ним стояло только два вопроса: как жить с ней дальше и почему именно сейчас, спустя столько лет он вдруг понял, что всё их семейное 'счастье' держалось лишь на одной его лжи, в которой он сам себя убеждал?