— Старый знакомый?

— Да.

С этого момента они готовили побег с помощью левых социал-демократов..

Часть посылок приходила на имя пожилого столяра, товарища Мартина по партии. И в мастерской, пахшей свежей стружкой, вскоре набрались два комплекта одежды, пара саквояжей, нескольких сотен марок и другие необходимые вещи. Дольше всего ждали документы, но как только к делу подключился из Швейцарии Вельяминов, все пошло на лад.

В тот день пленные, опираясь больше на здравый смысл, нежели на сухопутный армейский опыт, говорили о грандиозном сражение флотов в Северном море. Главенствовало мнение англичан, как представителей морской нации. Обсудили сведения с фронтов, перешли к рассказам о случаях на войне и анекдотам, когда этот ужасно неуклюжий русский опрокинул бутылку вина на себя и на лейтенанта де Голля!

Пришлось пострадавшим оставить интересный разговор и идти на второй этаж, в хозяйственные помещения, застирывать форму. Там же, под охраной обер-ефрейтора Дриттенпрейса, стояли ящики с грязным бельем, подготовленные к отправке в городскую прачечную…

Два француза, два бельгийца и два англичанина не дождались Шарля и Димитри к отбою и легли спать, ворча, что слишком долго они там возятся с формой, еще перебудят всех, когда вернутся.

Но они не вернулись.

Весна 1916

В Нюрнберге, после того, как они купили меховые шапочки, Шарль, наконец, спросил:

— И куда теперь?

До сего момента он вопросов не задавал. Вся подготовка побега — одежда, деньги, документы, явки — была в руках Мити. В конце концов, даже паспорт лейтенант де Голль получил несколько менее настоящий, чем поручик Скамов — Вельяминов, руководствуясь принципом “от добра добра не ищут”, прислал старые Митины бумаги. Множество полицейских отметок, полученных начиная со времени учебы, делали паспорт безусловно достоверным в глазах любого проверяющего. Нет, Шарлю тоже сделали отличные документы, даже вклеили фотографию, использовав возможности “польских чемоданчиков”, весьма популярных по всей Европе среди лиц, не признающих государственные власти.

Три дня, пока вокруг Ингольштадта носились наскипидаренные жандармы, военные и полицейские, беглецы просидели на чердаке мастерской. И Шарль ни словом не возразил, когда Митя скомандовал ехать не в Швейцарию, на юго-запад, а на север, в Нюрнберг. Но вот сейчас не выдержал.

— Теперь в Пилзен.

— Но мы же удаляемся от границы!

— Не так экспрессивно, Шарль. Да, удаляемся, — объяснил Митя, — как раз потому, что все бежавшие из плена стараются добраться до границ с нейтралами кратчайшим путем. И там у каждого чиновника, вплоть до железнодорожных кондукторов, будут наши приметы. А вот на дороге в Богемию нас никто ловить не станет.

— Но так же в несколько раз дольше!

— Зато безопаснее.

— У вас даже нет карты!

— Ксенофонт прошёл всю Малую Азию, побывал бог весть в каких еще местах и обошелся вовсе без карты.

Австро-венгерскую границу пересекли не Шарль с Дмитрием, а Карл и Маттиас, сотрудники фирмы “Эрликон”, ехавшие на заводы Шкода обсуждать поставки станков. Жандармский вахмистр тщательно проверил бумаги и даже успел засечь внимательным взглядом этикетки цюрихских и женевских портных на висевших в купе пальто. “В нашем деле мелочей нет”, как любил говорить Вельяминов и подготовка побега учитывала это до последней пуговицы.

В Пилзене путешественники купили по небольшому подержанному чемодану с наклейками гостиниц и тут же отправились на симпатичном поезде из нескольких вагончиков в Будвайс. В дороге Митя развлекался тем, что слушал разговоры попутчиков — Шарль не настолько хорошо знал немецкий и уже тем более не мог разобрать ни слова по чешски.

— А войну эту не выиграет наш государь император, — вещал пожилой чех учительского вида. — Какой у народа может быть военный дух, когда государь не короновался?

— Точно, пусть теперь втирает очки кому хочет, — поддакивал ему круглолицый мужичок. — Уж если ты обещал короноваться, то держи слово!

— Да пусть поцелуют меня в задницу с ихней войной! — неожиданно громко донеслось из дальнего угла вагона.

На говорившего зашикали, несколько человек обернулись. Митя с Шарлем предпочли углубиться в газеты и не вступать в разговоры. Причины столь упадочнических настроений, да еще проявляемых на публике, выяснились быстро — царская армия в Галиции начала большое наступление. И даже в отцензурированных вдоль и поперек сообщениях выпирал масштаб разгрома. Целые полки, набранные в славянских землях, сдавались или вовсе переходили на сторону русских.

Обсуждать такое в поезде и не выдать себя решительно невозможно, поэтому беглецы молча потыкали друг другу в газетные статьи, покивали и, вздохнув, перекинулись парой слов о всеобщем восстании в Китае против “императора” Шикая.

В Будвайсе переночевали, утром купили билет до Инсбрука с остановкой в Линце, прошлись по магазинам и явились на вокзал к самому отходу поезда.

— Представьте, это придурок утверждал, что идет в свой полк в Будвайс, но все время кружил вокруг Пизека! — рассказывал станционный жандарм двум ржущим коллегам. — Наш ротмистр так и сказал, “предпринять целое кругосветное путешествие для того, чтобы попасть в свой полк, может только ярко выраженный дегенерат”!

Хохот заглушил последние слова.

— О чем они говорят? — тихо спросил Шарль.

— Вроде бы о поимке дезертира.

Так они и ехали, пересаживаясь с поезда на поезд, обрастая вещами и отметками в бумагах. На каждой остановке Митя посылал телеграммы “на фирму”, пару раз встречался с местными и корректировал планы в зависимости от полученной информации. После ночевки в Инсбруке наступил самый опасный момент — переход границы с Лихтенштейном. Но два швейцарских “коммивояжера” никаких подозрений в мирном, несмотря на близость к итальянскому фронту, городке Фельдкирхе не вызвали. Жандармы проверили бумаги, откозыряли и двинулись дальше по вагону.

А потом поезд поехал обратно, в Австрию.

Шарль подскочил, но Митя успел прижать его руку и усадить обратно, хотя и у самого сердце колотилось о ребра. Через несколько минут состав, обогнув гору, повернул на запад и друзья выдохнули и вытерли пот. А еще через пять минут, когда позади остались пограничные столбы, Шарль дал волю чувствам настолько, что ударился головой о потолок вагона, когда прыгал от радости.

Еще через пару дней, после ночевки в Тургау у герра Ратцингера, после встречи с Эйнштейном в Цюрихе и с Никитой Вельяминовым в Берне, они прощались в Женеве.

— Вы точно не хотите добираться через Францию, Мишель?

— У меня есть начальство и у него другие планы, Шарль.

— Что ж… Адрес вы знаете, любой член нашей семьи будет счастлив вам помочь.

— И вы, коли в Москве будете — Сокольники, дача инженера Скамова. Обнимемся на прощанье.

— Храни вас бог!

***

— Вот так вот. Побег, судя по всему, удался, после Ингольштадта у меня никаких известий о Мите нет, — разочарованно закончил Болдырев.

— Зато есть у меня, он в Швейцарии, у Альберта.

— И как ему удалось преодолеть заслоны на границе?

— А они в Богемию уехали, — весело заявил я, допивая кофе.

— В Богемию??? Без документов?

— Ну почему же. И документы, и деньги, и одежду им обеспечили.

— Черт побери, хотел бы я иметь в Германии сеть такой же эффективности!

— Если что, Митя собирается ехать через Германию в Данию.

Лавр задумчиво кивнул, тоже допил кофе и пустились мы обсуждать события на фронте и вообще в мире. О наступлении на Белосток, в котором Западный фронт не сумел выполнить ни одной стоящей перед ним задачи. О восстании на Пасху в Дублине, с капитуляцией и казнями. О том, что в Вене убили министра-президента Карла фон Штюрка — социал-демократ Адлер просто подошел к нему в ресторане и трижды выстрелил в голову. Тут кругом война, а первые лица как ходили без охраны, так и ходят, никак их не проймет.