— Красавица! Сияющая мечта! — донесся низкий голос со стороны входа в патио. Из темноты выступил мужчина и подошел к подножию лестницы, где замер в мерцающем свете лампы, укрепленной на железном кронштейне. Темные мягкие вьющиеся волосы, дерзкий нахальный взгляд, аккуратные испанские усики, никарагуанская униформа — полковник Луис де Ларедо, мужчина, увиденный ею в Новом Орлеане в Бэнк-Аркаде. Когда она спустилась, он отвесил ей глубокий почтительный поклон.

— Теперь я понимаю, почему луна сегодня спряталась за тучи. Из зависти к вам.

Улыбнувшись, Элеонора подала ему руку, благодаря за комплимент, что выглядело очень естественно.

— Спасибо, — тихо сказала она, хотя при виде приближающегося полковника Фаррелла ее снова охватило волнение.

— О, так это леди из Нового Орлеана, которая не назвала своего имени!

— не унимался офицер. — Другой такой и быть не может. Я думаю, это судьба, что мы снова встретились.

— А мы могли встретиться и раньше, — сказала Элеонора, убирая руку, — если бы вы не просидели всю дорогу в каюте.

— Так вы были на пароходе? Ох, эта моя распроклятая морская болезнь. На лошади я могу скакать несколько дней подряд, но при одном виде парохода… — Его передернуло. — А вы, похоже, выжили и в хорошей форме? Разве что стали чуть тоньше, чем когда я в последний раз держал вас в своих руках.

Если он хотел вогнать ее в краску, ему это удалось, тем более что она увидела, с каким цинизмом наблюдает полковник, как она краснеет. Разве тогда, в баре, он не видел, как она столкнулась с подполковником?

— Добрый вечер, Луис. Я вижу, ты уже знаком с мадемуазель Элеонорой Виллар.

— В каком-то смысле да, мой друг.

Полковник не отреагировал на двусмысленный ответ. Властным жестом он взял Элеонору под руку.

— Тогда пойдемте.

Луис продолжал стоять, не двигаясь с места. Оглянувшись, Элеонора увидела, как лицо его побледнело. Почувствовав ее колебания, полковник тоже обернулся.

— Ну так идем? — повторил он нетерпеливо.

— Я… Я как раз подумал, что мне кое-что еще надо сделать, — ответил Луис с непроницаемым лицом, выходя из света лампы. — Встретимся на приеме.

— Не опаздывай, — сухо предупредил полковник. — А то пропустишь главный выход.

— Да, это будет непростительно, — согласился Луис, но его явно что-то смущало.

Нинья Мария Ирисарри величаво вплыла в длинную, отделанную красным деревом комнату для приемов, опираясь на руку Уильяма Уокера, — прекрасное создание, затянутое в негнущуюся золотую парчу. Ее черные, как вороново крыло, волосы, зачесанные назад, спускались локонами и были покрыты жестко накрахмаленной черной мантильей. Несмотря на жару лиф был из черного облегающего бархата. От плеча спадали каскадами кружевные оборки, служившие рукавами. За женщиной шли два очень похожих друг на друга мальчика-индейца в национальных костюмах из сурового полотна — в рубахах с длинными рукавами и пестрых кюлотах чуть ниже колен. На плече у каждого восседали яркие желто-зеленые попугаи. Шествие замыкала крошечная девочка с веером из желтых перьев, таким большим, что ее едва было видно.

Когда Нинья Мария проходила мимо, Элеонора, стоявшая рядом с полковником Фарреллом, заметила, что та вовсе не так молода, как казалось на первый взгляд. На ее лице не было морщин, но она держалась слишком уверенно. Ей определенно было за тридцать.

Уокер, разглядывая преимущественно мужское сборище, с нескрываемым неудовольствием поймал взгляд полковника. Коротко кивнув, он усадил свою даму на стул с высокой спинкой в дальнем конце узкой комнаты. Над стулом не было балдахина, но с почетным эскортом из мальчиков с попугаями и девочки с опахалом Нинья Мария выглядела слишком уж похожей на королеву. Генерал Уокер наклонился к ней, что-то сказал, потом, выпрямившись, направился к полковнику.

Он не был крупным мужчиной и, встав рядом с Грантом Фарреллом, оказался на голову ниже его, тщедушного сложения, с маленькими руками и ногами; волосы цвета некрашеного льна лежали мягкими прямыми прядями на затылке, и почти всю кожу его покрывали веснушки, отчетливо проявившиеся под жарким солнцем. В уголке широкого рта, казалось, притаилась смешинка. Природа наградила его прямым патрицианским носом, а что касается глубоко посаженных глаз, то они притягивали к себе внимание, светясь чистым серым светом из-под тяжелых бровей, и обладали словно бы гипнотической цепкостью.

— Полковник, — сказал генерал Уокер, поворачиваясь к Элеоноре и терпеливо ожидая, когда его представят.

— Позвольте представить вам Элеонору Виллар, недавно прибывшую в Никарагуа. — Произнося это, полковник улыбался, и в его голосе слышались гордость и обожание. Более того, качнувшись вперед, он легким движением руки обхватил ее за тонкую талию. Сделать реверанс генералу? Должно быть, в нынешних обстоятельствах это в ее интересах. Свет сотен свечей на люстрах под самым потолком освещал красное золото кудрей, венчавших, словно корона, голову Элеоноры. Она подала генералу руку и проговорила:

— Рада видеть вас.

Генерал Уокер улыбнулся, окинув ее оценивающим взглядом, и тотчас повернулся к полковнику.

— У меня в кабинете сидит человек, и я хотел бы, чтобы вы его допросили. Его поймали, когда он вечером взбирался по лестнице в мои личные апартаменты. Парень утверждает, что он племянник горничной Ниньи Марии. Но горничная стара и плохо видит. У нее есть родственник, носящий такую же фамилию, но она не уверена, что это он. А мне кажется весьма странным, что племянник наносит визит, спрятав под рубашкой оружие.

— Попытка убийства?

— Я и хочу, чтобы вы это выяснили.

— Но есть те, кто быстрее получит от него информацию.

Генерал понимающе кивнул.

— Я бы предпочел не передавать его никарагуанцам, пока не буду вынужден это сделать. Я хочу, чтобы вы решали.

— Хорошо.

Уокер улыбнулся.

— Понимаю, вам не хочется оставлять столь очаровательную леди одну. Я постараюсь никого не подпускать к ней до вашего возвращения.

С мрачной усмешкой Элеонора проводила взглядом полковника. Если он и не хотел покидать ее, так скорее всего потому, что с ней рядом был Уокер. Он не знал, как она поведет себя в его отсутствие. Может, Грант Фаррелл до конца не понимал, каким оружием для него являлся ее брат.

— Скажите мне, генерал, — ломким голосом спросила Элеонора, — вы действительно боитесь за свою жизнь?

— Давайте лучше скажем иначе — я боюсь предательства.

— Вы имеете в виду шпионов?

— Да, и не без основания. Я начинаю думать, что в этой стране не существует понятий преданности, чести. Предательство, похоже, стало образом жизни. Но эта тема вряд ли вам интересна. Итак, вы недавно приехали в Никарагуа? Пожалуй, как и все мы. И как вам понравилось то, что вы успели посмотреть?

— Это красивая страна, и я думаю, я могла бы ее полюбить.

— Похоже, вы говорите искренне. Насколько я знаю, большинство женщин находят ее слишком жаркой, грязной, кишащей страшными зловещими созданиями.

От смеха зеленые глаза Элеоноры заискрились, ей понравилась его шутка.

— Какая неблагодарность с их стороны, после того как вы с таким трудом ее завоевали! Но я сама из Луизианы и люблю жаркий климат.

— Так я и подумал! Ваш голос и манера говорить напоминают мне девушку, которую я когда-то знал. Креолку из Нового Орлеана.

Его серые глаза потемнели от печального воспоминания. Может, и правда он любил когда-то девушку, умершую от лихорадки?

— Мне кажется, генерал, — нерешительно сказала она, — вы могли знать моего отца, доктора Этьена Виллара.

— Виллар? Доктор Виллар, который лечил больных в своем доме на Рю-Роял? Да, он был очень добр к молодому человеку, который только что приехал в ваш город.

— Товарищу и коллеге?

Уокер нахмурился.

— Тогда я воображал себя врачом. Потом понял, что совершенно ничего не могу сделать, чтобы спасти людей, которых люблю, от боли и от смерти. У меня на глазах мать умирала от ревматизма. Ни молитвы отца, ни мои ценные знания ее не спасли.