В случае видения мы имеем парадоксальное состояние, которое я и назвал преодолением невозможности. Восприятия быть не должно, но оно есть. Напряжение, вызванное прямо противоположными установками, — сохранить осознание и пребывать в состоянии тотальной остановки интерпретации, — разрешается неожиданным и непостижимым для разума способом. Напряжение намерения выводит нас из неразрешимого противоречия за пределы двух полюсов, трансцендирует, и мы оказываемся в новом, принципиально неизвестном качестве — новом модусе осознания.
Очевидно, это следствие интеграции, но способ интеграции остается формально непонятным. Предположительно, это возвращение к первичным структурам — даже не к архетипам восприятия, а к «атомам» архетипов. Визуальная трансляция воспринимаемого приходит к своей основе — точкам, линиям, «сеткам» и «спиралям». Сила светимости этих начальных форм оказывается единственной характеристикой, в которую «свернулись» многочисленные дискретные качества, возникшие в процессе эволюции описания. Критерии формального различения сводятся к совокупности первичных форм и остаются на этом уровне, предшествующем началу анализа и синтеза воспринимаемых сигналов.
Можно подумать, что это — примитивность, экстремально приближенная к хаосу. Особенно если учесть принципиальное отсутствие статичности явленных форм: они превращаются друг в друга, распадаются и вновь собираются, отражая подвижное взаимодействие самого осознания и пересотворяющейся каждый миг Реальности. Хаос, «первичный бульон», materia prima, еще не ставшая, но лишь становящаяся. Логично предположить, что это неконструктивное состояние, своего рода «перцептивная олигофрения».
Однако осознание в этом «архаичном» поле не деградирует, напротив — оно качественно возрастает. И это тоже парадокс, видимо, связанный с тем, что мы не возвращаемся вспять, а превосходим себя. Царство тоналя не рушится, а воссоединяется со своим истоком. Отдельные смыслы, организации и структуры, весь массив тональной продукции неявно участвует в соприкосновении осознания с «распавшимся» на элементарные частицы Миром. В результате возникает удивительная объемность, в которой одновременно существуют все доступные опыту уровни — от космического Хаоса до высшей организованности дискретного мира.
Этот объем, эта недостижимая ранее целостность дает Знание. Возвращаясь в режим выбранной структуры, в присущую человеку отдельность субъекта, мы сохраняем опыт обретенной перспективы и действуем с новым пониманием. Невидимое вторгается в жизнь, Целостность входит в Отдельность.
На практике это мгновенные переходы, «переключения фокуса», которые в состоянии идеальной безупречности и тотального сталкинга могут даже не прерывать потока видения. Точнее, сам акт прерывания интегрируется в поле видения и управляет им. Передать это словами невозможно, поскольку языка для интегральных состояний такого масштаба не существует.
Как в сновидении, так и наяву неизменной (хоть и не всегда осознаваемой) предпосылкой видения является обнаружение «фона». В бодрствующем состоянии «фон» обнаружить проще, поскольку он прошел через все манипуляции воспринимающего аппарата. Иными словами, «фон» был сначала воспринят как совокупность сигналов, тональ попытался его собрать как одну или несколько значимых «фигур», оценил его как нечто малозначительное для воспринимающего и, кроме того, обладающее однородными чертами, из-за которых его трудно удерживать в центре произвольного внимания. В результате произведенных операций тональ приписывает данному сенсорному полю значение «фона», уводит его на периферию внимания, полностью или частично вытесняет из сферы ясного осознания.
Поскольку сам принцип видения подразумевает высокую интеграцию всех сенсорных полей, отражающих окружающий нас океан эманаций, «фон» надо вновь обнаружить и вернуть ему перцептивную значимость. То есть остановить процесс автоматического вытеснения сигналов, которым тональ приписал статус «фона».
Наяву практик использует комплекс методов, которые, на первый взгляд, прямого отношения к видению не имеют, — сталкинг, перепросмотр со специфическим осознаванием дыхания, не-делание, остановка внутреннего диалога.
Обратите внимание: в книгах Кастанеды дон Хуан неоднократно утверждает, что его цель — научить Карлоса видеть. При этом никаких техник, непосредственно направленных на вызывание видения, учитель не дает. Зато он постоянно говорит о безупречности, сталкинге, остановке внутреннего диалога и т. п. Так и должно быть. Потому что техники самого видения не существует; зато есть масса приемов, которые создают условия для включения видения. И все эти приемы (перечисленные выше), помимо усиления осознания, последовательно ведут к тому, что я назвал обнаружением «фона».
He-делание, остановка внутреннего диалога, сталкинг и перепросмотр — все это наяву приводит к открытию (или, можно сказать, вспоминанию) внутреннего пространства, стоящего за психическими движениями. В ряде отношений это — вспоминание целостности. Поля восприятия, эмоциональные и полубессознательные силы, от века пребывающие «в тени», на периферии осознающей себя человеческой психики, вновь становятся равноправными объектами нашего внимания. Распространяя присущую нам алертность по этому обширному пространству, мы входим в специфическую позицию восприятия, которую можно назвать разновидностью «деконцентрации». Мы постигаем слишком много, воспринимаем больше, чем способны структурировать, следуя привычным схемам описания мира. Разнообразие подпороговых, периферийных сигналов, которые наш тональ вычеркнул из главного потока восприятия и автоматически поместил в темный угол под названием «фон», возвращает свое природное право на ясную осознаваемость. А там, надо заметить, много всякого — противоречивого, загадочного, наделяющего человека новым смыслом и новой перспективой.
Все это требует иного типа согласования, а потому — смещает точку сборки, чем вызывает отрешенность и бесстрастие, схожее с «безупречностью воина», и в конечном счете — приближает практика к сновидению наяву, где усиленное и измененное восприятие вовлекает массу психоэнергетических сил, которые принято считать «паранормальными». Таким образом, «магия» и видение наяву неразрывно связаны, будучи, по сути, проявлениями одного и того же трансформационного процесса, меняющего все энергетическое тело человека.
Обретенный навык иного согласования психоэнергетических полей (как перцептивных, так и эмоциональных, когнитивных, наконец рефлексивных) может вызвать видение как наяву, так и в сновидении. Кому-то впервые это приходит наяву, кому-то (как мне) — в сновидении. Но сам навык, само усилие и намерение — идентичны. Если первый опыт видения возник в сновидческом созерцании, то он возможен и во время бодрствования. Потребуется лишь некоторое время, чтобы осознать, что и как вы делали.
Благодаря видению вы узнаете об удивительном, казалось бы, положении — первое и второе внимание отличаются друг от друга только тем, как они представляют (репрезентируют) феномены Мира. В близких позициях точки сборки сама воспринимаемая Реальность практически одна и та же.
Это весьма странно, особенно поначалу. Но интегрирующий режим сновидения наяву все расставляет по местам. И действительно — странно обнаружить, что «порыв ветра» или какой-нибудь «лишайник» на дереве во втором внимании транслируется как «лазутчик». Начинаешь иначе понимать, почему мексиканский шаман Хуан Матус называл какой-нибудь куст дурмана «союзником» или утверждал, что в «водяной дыре» живет «дух», требующий почтения.
Если исходить из моего опыта, видение в сновидении достигается проще. Правда, здесь возникает ряд иных трудностей — например, проблема с сохранением должного уровня контроля и алертности. Но если сновидящий научился качественно стабилизировать внимание сновидения, то, пользуясь новым типом перцепции, он здесь может узнать много больше, чем наяву, где тело стремится вернуть нас в базовое состояние, пользуясь древнейшими рефлексами млекопитающего.
