— Помню, — ответил Костя. Хотя помнил он только пару отглаженных, блестящих черных штанин. Мамин отец был военным моряком. Вернее, врачом на подводной лодке. Жил где-то на Дальнем Востоке. С бабушкой давно развелся, и Костя видел его лишь однажды в глубоком детстве. Потом мама еще пару раз ездила к военно-морскому деду после того, как умерла бабушка, но Костю с собой не брала. На него уже надо было покупать билет в поезд, а денег в семье Костровых всегда не хватало. Родители отца умерли еще до рождения Кости. Так что у него был только один дедушка, и тот малознакомый. Хотя Костя знал, что он уже полгода, как вышел на пенсию и живет где-то под Москвой в деревенском доме. К Костровым он переезжать отказался. Костя считал его чудаком, а может, и еще того хуже.

— Очень хорошо, что ты его помнишь, — медовым голоском проворковала мама, но Костя пока не почувствовал подвоха. — Ты ведь его давно не видел.

— А что, он к нам приедет? — поинтересовался Костят

— Нет, но ты можешь к нему съездить. Костя перестал есть и уставился на мамино круглое приятное лицо, пытаясь угадать, к чему она клонит.

— Что я там буду делать? — спросил он наконец.

— Пообщаешься с дедом, должны же вы наконец познакомиться. В конце концов, он нам помогал, давал деньги, а ты с ним почти незнаком.

— Да я вообще с ним незнаком, — уточнил Костя.

— Вот и познакомишься.

— Когда?

— Мы с папой решили, что ты можешь поехать к нему уже завтра.

— Нет, завтра не могу, у меня клуб, — отрезал Костя, — Да и как я поеду, я даже дороги не знаю. Он тебя встретит.

— Нет, завтра не поеду, мне в клуб надо.

— Хорошо, — неожиданно легко согласилась мама, — поедешь в воскресенье.

— А как же лицей, мне ведь уроки надо сделать?

— Поедешь на целую неделю, в лицее мы уже договорились.

У Кости в горле застряла манная каша, он поперхнулся.

— Вы что это, серьезно?! — вскричал он, бросая ложку.

— Серьезно, — спокойно сказал папа. Такого поворота событий Костя никак не ожидал.

— Костя, — сменила тон мама, — нам с отцом очень нужно, чтобы ты пожил неделю у деда. Только неделю. Он тоже этого очень хочет. И мы тебя очень просим.

Костя опустил глаза. Ну что ты тут скажешь, мама его еще ни разу так не просила. Придется ехать.

"И чего это им взбрело в голову отправлять меня к этому деду? — с досадой думал Костя, уже лежа в постели. — Чего я там не видел? Его самого? Ну и не увидел бы никогда, беда какая. Пусть сам приезжает, если хочет. А я не хочу, у меня здесь дела. Да не поеду я никуда, и точка!"

Утром он встал рано. Быстро оделся и почистил зубы.

— Ты куда? — вышла из комнаты заспанная мама, накинув халат на ночную рубашку.

— В лицей.

— Сегодня же суббота.

— Ну и что, у Нас в понедельник Пушкинский вечер. Я должен окончить декорации. Даже если вы меня ушлете к этому деду, я все равно их должен окончить.

— Ну иди, — растерянно пробормотала мама, — раз это надо. Хоть чаю попей только.

— Потом. Меня там Елена Михална напоит. Он поскорее выскочил прочь из квартиры, пока мама еще не окончательно проснулась.

Легко сказать — в лицей. А как туда пройти? В субботу лицеистов пускают только по спискам. Тех, кто ходит на кружки. Сегодня и правда в театральной мастерской была репетиция у Елены Михайловны, но он-то там никак задействован не был, стало быть, и в списках его нет. По театральному мастерству у него еле-еле была тройка, ну не дал ему Бог способностей к лицедейству. По крайней мере, он сам их в себе не ощущал, и Елена Михална, как видно, не находила тоже. Вот и в представлении на Пушкинском вечере он тоже не участвовал, хотя посетить тот вечер все-таки собирался. Умела их устраивать Елена Михайловна. Всем было интересно. Даже ребята из других школ посмотреть приходили.

И про декорации он соврал. Сашка Чернецов, наверное, все уже без него сделал. Ну как тут прорвешься? Только бы на вахте сидел Миша, может, хоть к себе в гости пустит. А Косте только того и надо.

Все эти мысли занимали Костю по дороге к лицею. Ворота оказались открыты, он вошел во двор, ломая голову, как ему попасть внутрь. Заглянув в окошко охраны, он увидел, что дежурит не Мишка. Там сидел Аликанов и еще кто-то, кажется, из новых. Костя его не помнил — состав охраны часто менялся. Что делать?

— Чего пришел, сачок? — заставил его обернуться густой бас Сашки Чернецова.

— Тебе помочь хотел, — сразу нашелся Костя.

— Да уж поздно, — Сашка улыбнулся, — я уже все без тебя закончил.

— А сам чего пришел?

— Цепь вешать, мы ее покрасили-с Константином Ростиславовичем, надо посмотреть, как получилось.

— Ну дай и я хоть посмотрю.

— Приходи на вечер, увидишь.

— На вечере меня, наверное, не будет, — искренне вздохнул Костя, — меня родители хотят на неделю к деду в деревню отправить.

— Чо это они? — удивился Сашка. — Вроде не лето.

— Я и сам не пойму.

— Ну ладно, пошли, давай посмотришь. На самом деле Сашке страшно хотелось показать кому-то свою работу, и Костя это понял. Потерпеть до завтра Чернецов был не в силах.

Костя нажал кнопку дверного звонка. Им открыл незнакомый охранник.

— Я художник, — представился Сашка, — мне надо декорации доделать, посмотрите там в списках. Чернецов моя фамилия. А он со мной, помогает.

Охранник пропустил их беспрекословно. Костя оживился: полдела было сделано.

Дуб у Сашки получился классный. Сказочный. И дупло в нем было такое, какое бывает у вековых деревьев. Посредине ствола, черное, большое. Сашка так умело положил тени, что в дупло хотелось запустить руку.

Костя по достоинству оценил работу, Сашка остался доволен. Потом они вместе подвесили цепь. Получилось еще лучше. Только кота ученого и не хватало.

— Вжик котом будет, — открыл секрет Сашка.

— Жаль, я не увижу.

— Ну ты останься сейчас на репетицию и все увидишь, — подал неплохую мысль Сашка. — Хотя, конечно, это не то. На вечере будет лучше.

Сашка стал прибираться в мастерской, а Костя пошел как бы побродить по лицею. На самом деле он направился прямо к комнате охраны.

— Можно позвонить? — спросил он Аликанова и заглянул в комнату охранников.

— Пожалуйста, только недолго.

Костя подошел к телефону и набрал номер Саши Губина. Взгляд его тем временем шнырял по столу, отыскивая график дежурств. Этого чертового графика почему-то нигде не былр, а ведь должен быть, должен. Костя даже помнил, как он выглядел. В трубке раздались длинные телефонные гудки, и тут Костя понял, что график лежит под стеклом и накрыт журналом регистрации ключей. Гудки в трубке прервались, и он услышал голос Саши Губина.

— Алло.

— Сань, это я.

— Ты откуда?

— Из лицея, от охраны звоню.

— Ну? — после некоторого молчания спросил Губин.

— Я здесь еще задержусь, приезжай. Только прямо сейчас продиктуй мне, что обещал.

— Чего я обещал? — удивился Саша.

— Ага, спасибо, я сейчас запишу. Где же ручка?

Костя стал шарить по карманам, потом по столу, будто искал карандаш или ручку, заодно сдвинул журнал и открыл нужный ему график.

— Вот ручка, — Аликанов дал ему свою.

Костя вытащил из кармана какой-то листок, положил его на столе рядом с графиком и приготовился записывать.

— Диктуй, — сказал он в трубку.

— Ты там не переиграй, Шарапов, — услышал он от Сашки Губина. — Поаккуратнее.

— Ага, а дальше, — Костя записал на листок какие-то цифры.

— А дальше я выезжаю. Ты мне только дай сигнал, когда закончишь свой спектакль.

— Ага, — Костя еще записал какие-то цифры. — Повтори, пожалуйста.

— Выражаю тебе благодарность от лица всех внутренних органов за смелость и находчивость.

— Спасибо, — Костя еще что-то записал. — Ну пока, увидимся.

Он повесил трубку, отдал ручку Аликанову, поблагодарил и вышел. "По-моему, я гений", — решил он про себя.

Больше ему в лицее делать было нечего. Неожиданно он почувствовал, что очень устал. Странно. Раньше с утра он никогда не чувствовал усталости. А может быть, это и не усталость вовсе. Просто так подействовала музыка, доносившаяся из актового зала, который в лицее почему-то называли "Белым*. Кто-то тихо, печально и очень красиво играл на скрипке. Что-то из классики, конечно, но Костя не знал что. Он никогда не увлекался классической музыкой. Ему стало интересно. Кто это у них в лицее такой Паганини?