Роберт Лоуренс Стайн

Послание зелёного монстра

Глава I

НЕРВЫ НИКУДА!

— АААИИИЭЭЭОО!

Я заорал от злости и швырнул рюкзак о стенку.

Отец вскочил из-за стола. Мама повернулась ко мне от кухонной раковины.

— Сэм, ты что? — в один голос спросили они.

— Эту дурацкую молнию опять заело, — буркнул я.

Разумеется, я знал, что последует за моей выходкой. Очередная лекция о том, как важно сдерживать свое раздражение и научиться владеть собой.

И мысленно досчитал до пяти. Мама в это утро что-то тормозила. Обычно она начинает свои нотации быстрей, по счету три.

— Сэм, ты ведь нам обещал, — произнесла она с упреком, укоризненно качая головой.

— Знаю, знаю, — пробормотал я.

— Ты дал нам слово, что будешь работать над собой, — напомнил папа, подходя ко мне. Мой папа очень высокий и широкоплечий, будто баскетболист. Друзья прозвали его Гулливером.

Я неохотно поднял с пола свой рюкзак и еще раз дернул молнию.

— Я ведь вам сказал, что научусь сдерживаться, когда начну учиться в новой школе, — заявил я.

— Тебе не пришлось бы переходить в эту школу, если бы ты вел себя более сдержанно и разумно в прежней, — с упреком сказала мама.

При этом она жестко посмотрела на меня. Мысленно называю такой ее взгляд демоническим. В такие моменты она напоминает какую-то хищную птицу — коршуна, ястреба или кого-то в этом роде.

— Как будто я сам не знаю! — огрызнулся я.

— Сбавь обороты! Спокойней! — предупредил меня отец, поднимая для пущей убедительности свою громадную руку.

— Знаю, знаю… Меня выперли из школы, и теперь вы мне никогда этого не простите, — сердито буркнул я. — Но только не я затеял ту месиловку. Честное слово. Я не виноват.

Мама вздохнула.

— Сэм, разве мы не беседовали с тобой о том, как нехорошо сваливать на других свою вину и свои проблемы? Тебе пришлось уйти из школы, потому что ты подрался в спортивном зале. Потому что ты никогда не умеешь вовремя останавливаться. Так что нечего винить кого-то другого.

— Угу, угу, — пробормотал я, наконец-то заставив эту идиотскую молнию двигаться.

— Не смей говорить «угу» своей маме! — рыкнул на меня отец.

— Извиняюсь, — пробормотал я. — Извиняюсь, извиняюсь, извиняюсь.

Пожалуй, мне придется сделать на лбу такую татуировку — состоящую из слова «извиняюсь». Тогда не придется его произносить лишний раз. Буду просто молча показывать пальцем на лоб.

Отец отпил большой глоток из кофейной кружки и, прищурив глаза, взглянул на меня.

— Сэм, я понимаю — ты нервничаешь из-за новой школы.

Я взглянул на кухонные часы.

— Нервничаю — и опаздываю, — уточнил я.

— О господи! — воскликнула мама, схватившись за щеки. — Мы совершенно утратили представление о времени. Быстрей. Бери свою куртку. Я подвезу тебя.

Через несколько секунд я уже сидел в нашей машине за маминой спиной и смотрел на унылые ноябрьские картины, проносившиеся мимо. Деревья уже облетели и стояли голые. Весь мир казался тусклым и полинявшим.

На маминой голове всегда шапка рыжих кудрей, она их почти не причесывает. И сейчас они торчали в разные стороны над воротом ее коричневой куртки, которую она надевает специально для езды в автомобиле.

Машина с ревом неслась по узкой улице. Моя мама классно водит машину — хоть посылай ее в «Формулу Один». Дома пролетали мимо, сливаясь в сплошное пятно. Я даже немного испугался такой скорости и покрепче застегнул ремень безопасности.

— Ничего, привыкнешь, — произнесла наконец мама. — Новый старт, — пошутила она, стараясь казаться веселой.

— Хмм, — неопределенно хмыкнул я.

Мне не хотелось ничего говорить. Я скрестил пальцы и всей душой мечтал о том, чтобы доехать до школы, не прослушав новой лекции.

— Я уверена, что в этой школе у тебя все пойдет нормально, — сказала мама. Вероятно, она тоже переживала за меня, потому что на одном из светофоров едва не поехала на красный свет.

— Хмм… — Я не отрывал глаз от окна, как будто там можно было увидеть что-то новое.

Внезапно мама повернулась и погладила меня по плечу.

— Будь умницей, сынок, хорошо? Договорились?

Ее неожиданная ласка вызвала у меня состояние, близкое к шоку. Вообще-то, в нашей семье не принято проявлять друг к другу нежные чувства. Мы не тискаем друг друга в объятиях и не сюсюкаем, как в семьях, которые показывают по телевизору.

Самое большее — отец может хлопнуть меня по плечу в знак одобрения. Или показать большой палец — мол, молодец, сын! Вот и все.

Я понял, что мама говорит совершенно серьезно. И беспокоится.

Я тяжко вздохнул.

— Постараюсь вести себя по-другому, — пообещал я. — Нет проблем.

Она остановила машину у тротуара. Я вылез из машины и взглянул на свою новую школу. Внезапно на меня нахлынула тоска. Даже во рту пересохло.

Тут я понял, что и в самом деле нервничаю.

Конечно, если бы я мог догадаться, какие ужасы ждут меня внутри школьного здания, я бы занервничал еще сильней!

Я бы сразу повернулся и бросился бежать без оглядки!

Глава II

ШКОЛА, ПОХОЖАЯ НА ТЮРЬМУ

— Сэм — твой саксофон! — крикнула мне вдогонку мама. — Он лежит в багажнике — забыл?

— Ой, верно. — Я действительно забыл про него.

Она открыла багажник, и я извлек оттуда большой черный футляр.

Хорошо бы в этой школе нашлись приличные музыканты.

Я брал уроки игры на саксе с самого раннего детства, когда еще сам был не больше этого инструмента.

В своей прежней школе я играл в джазовой группе. Часто друзья приходили ко мне домой, и мы вместе репетировали в родительском гараже.

Все говорят, что у меня настоящий талант. Я люблю играть. Мне нравится извлекать из сакса разные звуки, причем так, чтобы они походили на настоящий рок.

— Сэм, ты что? Замечтался? Не стой как столб.

Опоздаешь, — крикнула мне мама.

Она тронула с места машину, развернулась на чьей-то лужайке и помчалась домой.

Я поправил на плечах рюкзачок, взял футляр в правую руку и еще раз посмотрел на свою новую школу.

Какое тоскливое зрелище!

Прежняя моя школа была совсем новая, светлая и современная. Она размещалась в четырех отдельно стоящих корпусах, причем каждый из них был выкрашен в свой цвет — и все яркие.

В той школе многие уроки проводились под открытым небом, как в тех калифорнийских школах, которые часто показывают по телевизору. Мы даже из кабинета в кабинет переходили не по коридорам, а по улице. Еще перед той школой была большая лужайка и прудик, где любили отдыхать все ребята.

Эта школа оказалась совсем не такая.

Старое прямоугольное здание в три этажа, с плоской черной крышей. Вероятно, когда-то кирпичи были желтыми, но теперь их цвет сделался коричневым.

На боковой стене они даже почернели, и теперь вид у нее стал таким, словно она находится в глубокой тени. Я предположил, что эта стена сделалась такой после какого-то давнишнего пожара.

Газоны перед школой заросли сорной травой, а местами были вытоптаны. Сбоку от школы виднелась маленькая спортивная площадка, огороженная колючей проволокой. Даже американский флаг, поднятый на шесте перед входом, и то казался унылым и блеклым. Его рвал с шеста безжалостный осенний ветер.

Короче, это заведение мало походило на среднюю школу. Скорее его можно было принять за небольшую тюрьму.

Я одолел три ступеньки и потянул на себя одну из входных дверей. Она оказалась на удивление тяжелая, и мне пришлось поднатужиться, хотя я не обделен физической силой. По стеклу этой двери бежала трещина.

Войдя в школьный вестибюль, я остановился. Там оказалось настолько темно, что я ничего не мог разглядеть. Пришлось дожидаться, когда глаза привыкнут к тусклому свету. Только после этого я увидел, что нахожусь в длинном и сумрачном коридоре.

Стены коридора были покрашены серой краской. Ряды черных металлических шкафчиков придавали ему еще более мрачный облик. На потолке горела только половина светильников.