Наследие пресвитера Иоанна
Для истории пресвитера Иоанна особое значение имеет фигура рассказчика. Примечательно, что и письмо о появлении Индийского патриарха при папском дворе, и само «Послание», и известия о походах царя Давида были тщательно записаны бельгийским анналистом Альбриком из монастыря Трех Источников. Альбрик живо интересовался Востоком и следил за происходящими там событиями вплоть до начала сороковых годов XIII века, когда он закончил работу над «Хроникой». Именно Альбрику удалось зафиксировать историю распространения слухов о некоем царе Давиде, отпрыске легендарного пресвитера Иоанна, который вместе с огромным войском собирался прийти на помощь находившимся в Египте участникам пятого крестового похода. К несчастью, поход, главной целью которого стала египетская крепость Дамиста – стратегически важный пункт, расположенный в дельте Нила, окончился полным поражением христианского войска. Хотя саму крепость удалось взять, необдуманные действия крестоносцев на открытой местности привели к потере всех завоеваний. Именно под Дамистой впервые распространился слух о том, что восточный царь Давид спешит войску крестоносцев на помощь. В 1221 году хронист Оливер Падербонский, оказавшийся непосредственно на месте событий, писал: «В этом году, как о том сообщает Папа Гонорий III в послании ко всем прелатам, царь Давид, более известный под именем пресвитера Иоанна, вступил в сражение с султаном Персии и, обратив его в бегство, за двадцать четыре дня приобрел над Персией царскую власть, подчинив себе города и крепости, и оказался на расстоянии не более чем десяти дней пути от Багдада, где находится столица языческого папы. В это же самое время георгианы [10] – люди католической веры, наделенные военным могуществом, – пошли войною на своих соседей-сарацин». Сведения о царе Давиде Папа Гонорий III получил от Якова де Витри, знаменитого проповедника, присоединившегося к крестоносцам и взвалившего на свои плечи нелегкое бремя быть архиепископом Акры. Яков де Витри находился в Дамисте и, присутствуя на месте событий, живо интересовался культурой противника, собирал книги на сирийском и арабском и прилагал немалые усилия по их переводу на латинский язык. Взгляд Якова де Витри отличался объективностью и критичностью, чего стоит записанный весною 1220 года рассказ о посещении святым Франциском войска крестоносцев: «Видели мы первооснователя этого [то есть францисканского] ордена, человека простоватого и неграмотного, любимого Богом и людьми, зовущегося братом Франциском, превознесшегося до небес и охваченного неуемным буйством духа. Едва он прибыл в христианское войско, стоявшее под Дамистой в земле Египетской, как тут же, неустрашимый, защищаясь одним только щитом веры, отправился в крепость султана Египта. И когда по дороге его схватили сарацины, он сказал им: „Я христианин, отведите меня к вашему господину!" А когда его представили перед султаном, то, увидев его, зверь жестокосердный преисполнился кротостью и несколько дней внимательно слушал, как тот проповедовал ему и его людям веру Христову. Однако, опасаясь, как бы кто-нибудь из его войска под действием этих слов, обратившись к Господу, не перешел на сторону христиан, он со всем почтением и под охраной повелел доставить его назад в лагерь, сказав ему напоследок: „Молись за меня, чтобы Бог удостоил меня откровения". Сарацины же всех этих вышеупомянутых братьев-миноритов, покуда они проповедуют о вере Христовой и евангельском исповедании, слушают благожелательно, но когда те принимаются выступать в своих проповедях против Магомета как лжеца и обманщика, бранят их безмерно и, если Бог за них не вступается, подвергают наказаниям и изгоняют из своих городов». Францисканцы не очень любят вспоминать этот эпизод, поскольку это единственное подлинное свидетельство встречи святого Франциска и султана. И вот в такой обстановке в руки Якова де Витри и кардинала Пелагия попал уникальный документ, о котором архиепископ Акры рассказывает: «Когда у нас оказалось четыре гарнизона в Египте, а именно Дамиста, Фанис, Торон в пустыне и крепость Бутавант на большом озере, положение наше по-прежнему продолжало улучшаться, в то время как враги попали в сложную ситуацию, ибо у сарацин начались распри и трения друг с другом, а царь Дамаска, Корадин, осаждавший крепость Паломников (в ноябре 1220 года), отступил с великим позором, потеряв многих из своих воинов. Его брат, по имени Сераф, в чьи земли, как стало известно, вторгся царь индов Давид, вынужден был вместе с войском отступить из наших владений в родные пределы. Этого самого царя Давида – мужа наимогущественнейшего, наделенного военной отвагой, врожденным умом и способностью в любой ситуации одержать победу в сражении, – Бог назначил в наши дни стать бичом для язычников и изничтожителем племени последователей нечестивых законов и обычаев Магомета. Именно этого человека в народе называют пресвитером Иоанном. Он, являясь самым младшим из братьев своих, был, как это сказано о царе Израиля пророке Давиде, предпочтен всем прочим и возведен Божьей волей на царствие. Ибо в наше время чудесным образом Господь руководит деяниями его и приумножает его подвиги, и направляет его шаги, а также уже вручил ему власть над неисчислимым множеством народов, племен, родов и языков, как о том повествует нижеприведенное сочинение, которое мы приказали толмачам, достойным доверия, перевести с арабского на латынь, дабы лучше уразуметь содержание оного». Яков де Витри пометил свое послание серединой апреля 1221 года и направил его сразу нескольким адресатам: Папе Гонорию, австрийскому герцогу Леопольду, «декану Стефану и Филиппу, парижскому канцлеру, а также всем остальным магистрам и ученым, в городе Париже находящимся» и «всем своим сотоварищам и христианам-единоверцам». Послание действительно разошлось широко, поскольку Альбрик из монастыря Трех Источников уже упоминает о том, как его рассылал по Европе Папа Гонорий. В анналах Дунстаплерского монастыря, расположенного в Англии, говорится, что «Повесть о царе Давиде» была прислана королю Генриху III кардиналом Пелагием. Пелагий, взявший на себя смелость руководить (причем неудачно) военными операциями крестоносцев в Египте, весьма полагался на благоприятные, с его точки зрения, предзнаменования. По словам автора «Турской хроники»: «В первую очередь его подвигла на это попавшая в его руки из вражеского стана книга, в которой говорилось, что вере Магомета отпущен срок в шестьсот лет, который закончится в месяце июне, и что из Испании придет тот, кто уничтожит ее вовсе. А поэтому легат, родившийся в Испании, считал эту книгу абсолютно истинной. Кроме того, епископ Акры в своих проповедях говорил людям, что Давид, царь обеих Индий, устремился на помощь христианам и ведет с собою свирепых людей, которые, словно звери, пожирают неверных сарацин». Захваченная у врагов книга, упомянутая Яковом де Витри, сохранилась в переводе на латинский и старофранцузский. Читатель сам может убедиться, насколько опасно было строить стратегические планы, опираясь на столь неопределенную информацию. Индийский царь Давид стал надеждой крестоносцев, впрочем, прибытия императора Фридриха и его войска можно было ожидать с большей вероятностью. Кто же скрывался за именем этого легендарного Давида? Сопоставив известия, записанные Альбриком и другими европейскими хронистами, нетрудно догадаться, что «Повесть о царе Давиде» – эхо событий, происходивших в Средней Азии, когда хан Чингис обрушился со своими полчищами на державу шаха Хорезма. Парадоксальным образом история жизни Давида перекликается с событиями подлинной биографии Чингис-хана, а перечень завоеванных городов и стран подтверждает это предположение. Получается, что сообщения о вторжении царя Давида на Русь и в страну половцев (которых на Западе называли «команами» [11]) едва ли не первые известия, сохранившиеся о легендарной битве на Калке, когда военные отряды полководцев Джебея и Субедэ, отправившиеся преследовать повелителя Средней Азии Джелал-ад-Дина, вторглись в Армению и Грузию, а затем проникли на территорию Великой степи, где и произошло сражение. Нелишним будет упомянуть о том, что в русской летописной традиции сохранилось только три оригинальных известия о битве на реке Калке [12]. Для крестоносцев и их соратников, оставшихся дома, обитатели Руси, согласно логике слухов, распространившихся о царе Давиде, не были правоверными христианами, в то время как монголы, совершившие нападение на царство сарацин, являлись адептами истинной веры. Царь Давид так и не пришел на помощь христианской армии под Дамистой, и завоеванная крепость была потеряна. Естественно, это потребовало логических объяснений, не говоря уже о том факте, что через двадцать лет полчища монголов обрушились на Русь и Восточную Европу. Но от веры в царя Давида, «называемого также пресвитером Иоанном», никто не отказался. Напротив, Альбрик из монастыря Трех Источников пишет, что Давид возвратился в свою страну из-за неудач крестоносцев. Вот только татар вряд ли можно было считать христианами. Нашлось объяснение и этому: монголы свергли своего христианского повелителя – царя Давида или царя Иоанна – и после этого обратились к завоеванию мира. Легенда выстраивалась постепенно, шаг за шагом, передавалась от одного человека к другому. Побывавший в Грузии и Абхазии доминиканец Андрей де Лонжюмо повстречал некоего монаха-несторианина, Раббан-ату, который поведал ему немало об обычаях и нравах татар. В 1245 году Папа Иннокентий IV, выслушав рассказ брата Андрея, направил в Грузию своих посланцев под предводительством доминиканца Асцелина. Каково же было удивление миссионеров, когда они узнали, что Раббан-ата вовсе не правоверный христианин, «а купец, гадатель, еретик и недруг истинной католической веры». Впрочем, даже после этого никто не подверг сомнению легенду о жизни и гибели царя Давида. Один из соратников Андрея де Лонжюмо, доминиканец Гильом из Триполи [13], должен был по поручению Папы сопровождать в поездке к императору Китая Марко Поло, и именно от монаха купец-путешественник мог узнать историю, которая позднее записана в знаменитой «Книге о разнообразии мира». Так, пресвитер Иоанн и царь Давид были отождествлены с Ван-ханом, правителем кереитов, чья племянница стала женой Тулуя, четвертого сына Чингис-хана, и матерью великого Хубилая, при дворе которого подвизался Марко Поло. Отечественному читателю известно, что эта история вдохновила Л. Н. Гумилева на создание книги «Поиски вымышленного царства». Епископ Одо Тускуланский, находившийся в свите короля Людовика Святого, сообщал в послании, отправленном в 1249 году Папе Иннокентию IV, что на Кипр, в Никосию, к французскому королю прибыли татарские послы, доставившие послание от хана и рассказавшие в числе прочего, что «прошло сорок лет с тех пор, как те, кого называют татарами, покинули свою страну, ибо там нет ни городов, ни деревень, ни имений, но в изобилии – пастбища, потому что люди той страны разводят скот, и находится она на расстоянии сорока дней от той страны, где ныне живет Царь Хан и где расположена его столица. И эта страна называется Трахетар, отсюда и они именуются татарами. А о причине их переселения послам, как те сами сказали, ничего не известно. Сообщили только, что татары сначала захватили сына пресвитера Иоанна, изрубив мечом его самого и его войска. У этих татар нет веры. Сообщили они также, что при Великом татарском царе находятся все военачальники с неисчислимым множеством людей, лошадей и скота, и они все время живут в шатрах, потому что ни один город вместить их не может. Их кони и скот постоянно пасутся на пастбищах, ибо где найти столько ячменя и соломы, чтобы прокормить животных. Военачальники посылают вперед своих людей вместе с войсками, дабы покорять различные области. Сами же они остаются с Великим Царем. Во власти и воле Великого Царя, умирая, назначать царем одного из своих сыновей или внуков. Послы также сказали, что у того, кто ныне правит, а имя его Киокай, мать – христианка, дочь того самого царя, которого называют пресвитером Иоанном, и по ее просьбе, а также некоего святейшего епископа, на Богоявление он вместе с восемнадцатью царскими детьми и многими другими, в основном военачальниками, принял таинство крещения». В подтверждение своих слов Одо привел также письмо армянского коннетабля Смбата Спарапета, который сообщал правителям Кипра: «Знайте же, что в землях Индии, которые крестил святой апостол, Фома, есть некий христианский царь, которому со всех сторон грозили живущие по соседству цари сарацинские, притеснявшие его вплоть до того часа, когда татары пришли в его страну и он сделался их человеком. Он объединил свое войско с татарским, напал на сарацинов и извлек из этого столько пользы, что Восток едва не переполнился индийскими рабами, я видел более пятидесяти тысяч из числа тех, кого этот царь взял в плен и приказал продать». Распространению легенды способствовало и известие Вильгельма Рубрука, францисканского монаха, отправившегося в 1252 году к ханам Батыю и Мункэ по поручению короля-крестоносца Людовика IX Святого («Итинерарий» Рубрука сохранился в семи рукописях, однако это произведение стало широко известно благодаря выпискам, сделанным для географического раздела «Великого сочинения» Роджером Бэконом). По словам Вильгельма: «На одной равнине, расположенной среди отрогов, жил несторианин, могущественный пастух и правитель народа под названием найманы, которые были христианами-несторианами. После смерти Коир-хана [14] этот несторианин сделался царем, и несториане стали называть его пресвитером Иоанном, преувеличивая все десятикратно, ибо так у несториан, которые из тех мест приезжают, заведено. Из ничего они делают значительную весть, так они распространяют слухи о Сартахе, будто он христианин, равно как о Менгу-хане и Гуйюк-хане, а все оттого, что те оказывают больше почтения христианам, чем какому-либо иному народу. Но ведь на самом деле эти трое христианами не являются. Так вот распространилась и великая молва о царе Иоанне. Я проезжал по его пастбищам, но никто, кроме нескольких несториан, ничего о нем не знал. На пастбищах его жил Куюк-хан, при его дворе побывал брат Андрей [де Лонжюмо], и я проехал через эти места на обратном пути. У этого самого Иоанна был брат, могущественный пастух по имени Унк, и он жил на расстоянии трех недель пути от своего брата, за отрогами этих самых кара-китайцев, и владел поселением под названием Кара-корум, и правил народами, называвшимися Крит и Мекрит, которые были христианами-несторианами. Но сам их повелитель, оставив веру Христову, стал поклоняться идолам и сошелся с языческими жрецами: колдунами и заклинателями демонов» (Вильгельм Рубрук. Итинерарий. Гл. 17).
10
То есть грузины. Яков де Витри одним из первых рассказывает о них в «Восточной истории»: «А кроме того, обитает на Востоке еще один христианский народ – воинственный и отважный в сражениях, крепкий, словно дуб, и могущественный неисчислимым множеством своих воинов. Сарацины их весьма опасаются. И, будучи со всех сторон окружены неправедными народами, а с персами, мидянами и ассирийцами уже долгое время имея общие рубежи, при этом они часто ведут войны со своими соседями, хотя и несут большие потери. Эти люди называются георгианами, ибо святого Георгия, которого они считают своим защитником, патроном, а также покровителем в сражениях против неверных, прославляют с благоговением и почитают его более всех святых. Они используют Святое Писание на греческом языке и соблюдают в богослужении греческий обряд. Клирики там носят на голове круглые тонзуры, а миряне квадратные. Всякий раз как отправляются и паломничество к Гробу Господню, вступают в Святой Град безо всякой дани и с высоко поднятыми остриями копий. От сарацин они не ожидают никаких неприятностей, а не то, возвратившись в родные края, другим сарацинам – своим соседям – за все отплатят сполна. Да и знатные женщины у них, словно амазонки, подобно мужчинам с оружием участвуют в сражениях. А когда латинское войско осаждало Дамисту, они с большим негодованием пригрозили правителю Дамаска Корадину, который, если бы не их требовательность, видел в мечтах своих уже разрушенными стены Иерусалима. Волосы и бороды они отращивают длиной почти с локоть, а на головах носят круглые шапки из войлока».
11
Яков де Витри рассказывает о команах следующее: «Множество племен и большое число язычников обитают в основном в северных странах – на просторах, окружающих Меотидские болота, а также на землях Булгарии и Комании, простирающихся вплоть до самых рубежей Венгрии. А те, кто осел на границах царства Дакии и прилегающих к нему стран, отказываются подчиняться закону Магомета. И поскольку от всех прочих западных и восточных сарацин их отделяет большое расстояние, они не опасаются, что будут принуждены к этому силой или угрозой А посему и до сего дня упорствуют в древних своих заблуждениях: благоговеют перед идолами, почитают их и им поклоняются. Прочие же, словно скот, не имея ни закона, ни писания, ни грамоты, деревья, рощи, скотину, да и вообще то, на что укажет воля случая, принимают за Бога, целыми днями оное почитают и перед оным преклоняются. Есть среди них и такие, кто, проявляя свое неведение относительно Бога Единого и Всемогущего, принялся поклоняться некоему неизвестному Божеству и с раболепием ею почитает. Мясо, хлеб и все прочее того же рода они подкидывают ввысь в качестве жертвы во славу того, кто есть Бог и обитает па небесах. А при этом они громко выкрикивают следующее: „Этa жертва предназначена тому, кто возвышается над всеми и наивысшей своею божественностью занимает первое место среди прочих"».
12
В Лаврентьевской, Ипатьевской и I Новгородской летописях.
13
Гильом из Триполи известен как автор весьма глубокого трактата о мусульманской вере. Предположение о том, что Гильом был одним из спутников Андрея де Лонжюмо, высказал, ориентируясь на совпадение имен в текстах, французский ориенталист П. Пельо, однако в своих поздних работах он не настаивал на правдоподобности этой гипотезы.
14
Вильгельм Рубрук поясняет: «Коир – это имя собственное, хан – обозначение сана, то же самое, что „заклинатель". Всех заклинателей ханами называют. А правители зовутся ханами, потому что их род получил царскую власть над людьми при помощи колдовства… Этот Коир был кара-китаец. „Кара" означает „черный", „китайцы" – название народа, поэтому „кара-китайцы" – означает „черные китайцы". И так их называют, чтобы отличать °т собственно китайцев, которые живут на востоке, рядом с Океаном» (Вильгельм Рубрук. Итинерарий. Гл. 17).