Дергачев внимательно смотрит на меня, выдерживая мхатовскую паузу, затем многозначительно роняет:

— Если Вы, товарищ командир, будете вести по шоссе тот же беспокоящий огонь, и с теми же последствиями, что сегодня утром…

— Именно этим, товарищ майор, я и собираюсь заняться! Выезжайте вперед на машинах, помните, что как только вы отъедите, идеального противовоздушного прикрытия в виде раненых немцев у вас больше не будет, поэтому постарайтесь как можно быстрее добраться до кромки леса и укрыться в нем. Но дальше пока тоже не заезжайте, отброшенные от шоссе остатки наших частей отходят по лесу параллельно дороге, и могут принять ваши машины за немецкие. Дождетесь нас на повозках, по лесу поедем вместе, не спеша, там авиация не так опасна.

— Понятно, товарищ командир!

И пошел, даже про приказ, запрещающий уход с обороняемой высоты не вспомнил, а эти странные манеры военных даже меня, человека гражданского, раздражают. Развернулся и вперед, «понятно» ему, никаких «разрешите выполнять?». Черт знает что!

— А Вам, капитан, чего? — Первокомандующий капитан, тот самый, что воспринял как шутку шуточное назначение полковником ВВС меня командиром части, отослал моего возницу прочь от повозки и ждал окончания разговора с майором.

— Нужно отправить в штаб дивизии захваченные документы. Пошлите с ними меня, товарищ командир.

— Интересное заявление. И почему это я должен отправить с ними именно Вас?

— Там я буду гораздо полезнее, чем здесь. И себе, и Вам.

— И чем же именно Вы будете мне полезны?

— Например тем, что помогу превратить в деньги ту мелочь, что для Вас собрали бойцы. И еще…, — капитан сделал таинственное лицо.

— Говорите.

— Никто ведь не знает, сколько денег дали Вам фашисты за пленных, мало ли, какую сумму они назвали, Вы денег не пересчитывали и за них не расписывались, а вдруг в мешках подшивки старых газет…

— Как Ваша фамилия, капитан?

— Демченков, Александр Владимирович.

— Никаких денег никуда не сдаете, вывернетесь как-нибудь, марки меняете на рубли, все деньги мне, держите их до нашей встречи, все, что выручите за барахло, Ваше. Годится?

— Да, я согласен.

— Хорошо, капитан, пишите имена, адреса, явки, где я Вас потом отыщу, получите у майора документы, которые нужно отправить, пусть выпишет сопроводительные…

— Все оформим, как полагается, товарищ командир!

Откладываю для себя карманные золотые часы, огромные, с кулак, с громовым боем, тяжелые, как камень для гнета грибов при засолке, на цепочке толщиной с палец, и массивный, весом с кирпич, золотой же портсигар. Все остальное, кроме шоколада, выгребает Демченков.

Какой полезный человек этот капитан, и не без талантов, заметил мою склонность к стяжательству и моментально использовал. Теперь при нужде можно и в тылу неплохо устроится, задница плотно прикрыта, материально, по крайней мере. А если он имеет связи с большими людьми, и может помочь со всякими оправдательными и обосновывающими документами, то это вообще хорошо. Правда, я пока на продуктовой базе подъедаться не собираюсь, но жизнь, она штука такая, часто решает за нас.

До места добрались без приключений, лесная дорога, по которой мы двигались к шоссе, выходила на него с юга почти под прямым углом. Не доезжая семи километров, я остановил машины и приказал растолкать их под деревья и замаскировать.

— Товарищ майор, карту и Джалибека. Смотри, Джалибек, вот шоссе, вот мы, где, по-твоему, правильнее поставить тридцатисемимиллиметровую пушку, чтобы надежнее заткнуть его?

— А почему тридцатисемимиллиметровую, а не пятидесяти? У нее снаряд немного, но слабее, и по дальности то же самое.

— Зато снарядов этих у нас впятеро больше, и их, как менее ценные, будем тратить в первую очередь. Говори, эксперт, куда пушку ставить.

— Хорошо бы сюда, только это среди леса получается. Рубить много придется.

— Погоди лес рубить, Джалибек, объясни, почему сюда, и куда ты стрелять собрался.

— Вот здесь дорога изгибается, и, ведя огонь вдоль нее, мы все снаряды вытянутого эллипса рассеивания положим прямо на дорогу.

— Так, снова погоди, с эллипсом понятно, стрелять вдоль дороги удобнее, чем поперек, это как с мостом. Но тут расстояние больше пяти километров, а у тебя дальность стрельбы?..

— Семь двести. Я бумаги смотрел.

— У сорокапятки четыре четыреста, а тут калибр меньше, а дальность чуть не вдвое? Ты, Джалибек, правильно все понял?

— Правильно, товарищ командир, семь двести, а у пятидесятимиллиметровой девять четыреста. Еще, если мы поставим пушку туда, где я показал, мы сможем обстреливать шоссе и в противоположную сторону, тоже на изгибе, вдоль дороги. Но лес придется вырубать в обе стороны.

— Не проблема, ближайшие кусты метров на тридцать вырубим, а дальше пусть снаряды прокладывают себе дорогу. Осколки все равно летят в основном вперед, и расчет не заденут.

— Снаряд бризантный, назад осколки тоже летят.

— Ну, не на тридцать же метров. Запрягайте лошадей, пушку тащить и пару телег со снарядами и минами. Миномет возьмем для самообороны, на всякий случай. Десять человек сверху расчета, лес рубить. Вы, майор, стоите здесь и ждете нас, отдыхайте, больше от вас пока ничего не требуется.

— Поправку, товарищ командир? — Джалибек дал пристрелочный выстрел и ждет у заряженной пушченки моего резюме. Бригада подсобников только что расчистила сектор обстрела на восток, что оказалось гораздо проще и быстрее, чем предполагалось, и теперь в три топора, двуручную пилу и пять лопат вырубала аналогичный в противоположную сторону.

— Погоди, Джалибек, не вижу разрыва, вообще не понимаю, куда делся. Давай еще один…

— Есть?

— Не вижу, то ли снаряды не рвутся, то ли разрыв совсем маленький. Ты не бронебойными лупишь?

— Нет, товарищ командир, осколочными.

— Давай беглыми штук пять, экономить некуда, может, так разгляжу. О, нормально, вижу, все перелетало через шоссе, дай на восемьсот ближе. Хорошо, теперь на пятьдесят правее. Охренеть! Представляешь, в тентованную машину, в кузов, ужас, настоящее мясево!

— Хорошо, товарищ командир!

— Отлично, Джалибек, беглым, десяток.

Большая часть ушла чуть влево, но в пределах нормы, два зацепили осколками проезжавшие машины с мотопехотой и заблокировали дорогу. За следующие десять минут Джалибек отстрелял сто пятьдесят снарядов, разбив шесть застрявших в пробке автомобилей, положив убитыми и ранеными около сотни фашистов и полностью перекрыв движение на шоссе. Теперь огонь перенесли на запад, и после короткой пристрелки также намертво закупорили дорогу. В мешке между пробками на пятнадцатикилометровом участке шоссе застрял полный моторизованный полк, но выковырять его с лесной дороги оказалось невозможным. Даже если бы дело происходило в степи, стрелять поперек дороги было бы непрактично, большая часть снарядов ложилась бы с перелетом, или недолетом. В лесу же в такой стрельбе и вовсе не было смысла, снаряды просто рвались бы в кронах деревьев. Минометы же до шоссе не дотягивались, и я отказался от идеи подъехать с минометом ближе к дороге, немцы время от времени пытались разобрать пробки, порой нужно было ставить их на место возобновлением обстрела, и мне бы пришлось бегать между пушкой и минометом.

Со своей стороны фашисты не пытались послать карательную экспедицию по нашу душу, ограничившись попыткой обстрела леса из пехотных короткоствольных гаубиц. Однако нащупать у них наше местоположение не получалось, лес был большой, пушка стреляла негромко, стрельба гаубиц по огромной площади наудачу ничего не дала, ни один снаряд не упал к нам ближе, чем в ста метрах. До стоянки машин же эти недальнобойные орудия просто не дотягивались.

Таким образом, образовалась патовая ситуация, что меня сильно разочаровало, ведь направляясь сюда, я хотел полностью выбить отсеченную часть немецкой моторизованной дивизии из пушки, а если они двинут в атаку на лес, уничтожить их из миномета. Смешно, если бы мне с утра дали приказ остановить мотодивизию, и у меня бы это получилось, я бы, наверное, был вполне доволен таким результатом. А сейчас просто скучно, хочется все бросить и свалить.