Может хоть мотоциклист новости интересные привез, катил со стороны штаба, сам штаб остался за пределами моей видимости, но мотоциклист едет с той стороны, и скорее всего он посыльный, чего ему еще ездить. А где найти нас ему, или тому, кто его послал, явно подсказал капитан.

Заезжает на стоянку, говорит с майором, садятся вдвоем и едут сюда.

— Товарищ командир, Вам пакет из штаба дивизии! Прошу получить и расписаться.

— Распишитесь, товарищ майор, что я левой рукой перьевой ручкой и чернилами накарябаю, не будем задерживать посыльного. Почитаем, что тут нам…, «командиру двести сорок четвертого стрелкового полка Лапушкину А. М., прелестно, не позднее семи ноль-ноль двадцать восьмого июня, замечательно, занять прочную оборону возле д. Збари», изумительно. Посмотрите на карте, где эти Збари, майор, и проложите маршрут. До наступления темноты сосредоточимся на краю леса, по темноте выедем в степь, и никакая немецкая авиация нам не страшна. Что, майор, далеко?

— Нет, порядка сорока километров, чуть севернее штаба дивизии.

— Хорошо, торчим здесь еще два часа, и начинаем движение.

Если честно, сам не знаю, чего хочу, и возвращаться под руку комдива Некрасова не хочется, и бежать тоже, надоело метаться. Приходили мысли бросить полк с майором, и на двух подводах с людьми, что под рукой затеряться в лесу, приходили мысли, да ушли. Хрен с ним, плыву по течению, и будь что будет.

В Збари прибываем ночью, всю дорогу я спал, и понятия об окружающей обстановке не имел. Да хоть бы и не спал, информацией не разжился, ночь, ни хрена не видно, а из местности, что я мог разглядывать вечером, мы давно выехали. Поэтому сейчас я ошалело крутил головой, пытаясь понять, где я, и зачем меня разбудили. Ответ на второй вопрос я получил немедленно.

— Товарищ командир! Комполка шестьсот тридцать один майор Лукьяненко, — загремел над ухом голос Дергачева.

Поднимаю голову, усиленно хлопая глазами, чтобы прийти в себя.

— Ну и хрена нужно от меня майору Лукьяненко, чтобы будить меня ночью?

Вытягиваю из-под подушек монументальные часы. Бом-дин-бом-бом-дин-дон! Три пятнадцать. Ночь, улица, фонарь, телега. Бессмысленный и тусклый свет от керосинового фонаря, который держит Дергачев, падает мне на лицо, чувствую себя очень неуютно, кругом темень, сам подсвечен, надеюсь, немцы достаточно далеко.

— Нужно согласовать план обороны деревни, Вашему полку отведен южный участок.

Около получаса продолжается нелепое совещание, Лукьяненко рисует на карте непонятные заштрихованные круги и стрелки, Дергачев важно кивает, прикинуть план к реальной местности невозможно из-за темноты, проверить правильность предполагаемого расположения противника тоже, нахрена все эти домыслы и ребусы с неизвестными, завтра с утра все будет абсолютно ясно. С трудом выдерживаю штабной маразм, уже около четырех расходимся и снова отрубаюсь.

Утром новая напасть, просыпаюсь самостоятельно и сразу чувствую, что кому-то херовато. Мне. Голова раскалывается, в висках стучит, на глаза давит, тошнит и позывы к рвоте, симптомы знакомые с детства, когда ребенком часто угорал, в изначальном смысле угорал, а не извращенном современном, от преждевременно закрытой печи. Отравление угарным газом, летом, на улице?

— Товарищ командир, как вы можете спать в таком дыму? — Мой безымянный возница.

А, дым, точно, обычный дым стелется по земле, несет его из-за плетня, я уж грешным делом подумал о химической атаке, на войне все же.

Сделаю небольшое отступление, напоминая об отсутствии нюха, обычно оно меня не напрягает, о существовании запахов я просто не вспоминаю. Иногда это дажеи удобно, например, в тех случаях, когда другие зажимают носы, жалуясь на невыносимую вонь, я могу себе позволить насмешки и хаханьки. Но бывают случаи, когда эта особенность организма доставляет серьезные неудобства, не упоминая о таких мелочах, как невозможность почувствовать перегар, исходящий от выпившего человека. В рано закрытой бане, где дым горячий и прозрачный, я чувствую не угарный запах, а резь в глазах и горечь в горле, и только поэтому понимаю, что помывка в таком помещении может привести к проблемам. Пару раз, затопив дома печь, когда еще топил ее дровами, забывал открыть трубу, садился за компьютер в соседней комнате, и замечал неладное только тогда, когда перед глазами начинали плавать частички сажи. Поднимаешь голову — дым садится на уши, открываешь все, что можно и ложишься на пол, ожидая, когда помещения проветрятся. Поэтому, ничего удивительного в том, что я не проснулся ночью от запаха дыма.

— А откуда здесь дым, вообще, и какого лешего вы поставили сюда телегу?!

— Тут у соседа коптилка, сало готовит. А ночью ветер был в другую сторону, дыма не было, к утру переменился. Сейчас мы с бойцами телегу откатим.

Пока они устраивают мне покатушки, оценю тактическую обстановку. Поле… тели… Что за хрень, не пошло…

Попробую с расслаблением…

Облом…

Из-за головной боли, не иначе. Сейчас проведу аутоген на снятие, обычно помогало справиться. Начал. Расслабляюсь, внушаю. Нормально прошло, через десять минут должно полегчать. Где мои кремлевские куранты, немцы с атакой ждать не будут, семь десять, кошмар. Подходит Дергачев.

— Товарищ командир, есть сообщения от лейтенанта Топоркова? — Оба мы прекрасно знаем, что такого лейтенанта в природе не существует, майор ненавязчиво просит поделиться инсайдерской информацией, но делиться мне нечем.

— Лейтенант Топорков сегодня на связь не вышел, товарищ майор, и когда выйдет, не знаю, не могу сказать даже, выйдет ли вообще. То же самое и с корректировщиками, сегодня воюем без фокусов, по-простому.

Майор озадачен, но не обеспокоен.

— Хорошо, товарищ командир. Давайте, согласуем еще раз расположение нашего полка и план на бой. Предлагаю создать из трофейных минометов полную батарею в четыре ствола, и разместить ее за деревней, вот здесь. — Показывает на карте. — А стрелковые взводы усилить десятью захваченными МГ…

— Товарищ майор, Вы же видите, в каком я положении, что мне, на телеге ездить, позиции осматривать, куда лучше пулеметы воткнуть? Сегодня все на Вас, работайте, на меня не оглядывайтесь, обеспечьте меня связью с минометной батареей на случай журавля в небе, и крутитесь сами.

— Хорошо, товарищ командир, все сделаем, как полагается, не беспокойтесь!

Нет, майор не выглядел обескураженным, напротив, повеселел. Настоящий мужик, есть у него тот стержень, которого мне, сопляку безотносительно возраста, не хватает. А что нужно настоящему мужику, если, конечно, он настоящий мужик? Быть хозяином в доме, хозяином в своей жизни, хозяином самому себе. И командир настоящий, рад сам принимать решения, а не ждать указаний, и отвечать за них готов.

Дергачев не успел толком отойти от меня, как невдалеке ухнул мощный разрыв, затем еще один, еще и еще. Добавились разрывы послабее, а с окраины ухо уловило хлопки несколько другого характера, мины, скорее всего, вот как они взрываются, когда летят в нас. Взрывы тоже сместились из середины деревни на окраину, немцы поправили прицел и теперь бьют конкретно по окопам. Со стороны лукьянченковских траншей слышалась та же какофония. Посмотрел на свой суперхронометр, семь сорок пять, головные боли прошли, попробую попарить, может, еще и не придется воевать традиционно, не худо бы было разнести уродов на исходных.

Расслабляюсь, считаю, пыжусь взлететь, ничего. Сильно отвлекает разгорающийся бой, усиливающаяся канонада, женские крики неподалеку, рев пламени пожара на соседней улице. Прибегает возница, протягивает телефонную трубку.

— Связь с батареей, товарищ командир.

— Спасибо, будь под рукой, вдруг понадобишься.

Сегодня я сам как в погребе, ничего не вижу, кроме пары соседних домов, о происходящем можно только догадываться. В звуки боя вплетаются разом заговорившие пулеметы, многочисленные МГ, солидный рокот двух советских станкачей и частый треск винтовок. Немецкая пехота поднялась в атаку, не иначе. Забахала наша минометная батарея, засвистели мины над головой, Дергачев пошел с главных козырей, ничего не приберегая в рукаве. Пулеметы постепенно смолкли, скорее всего, наступающие фашики залегли, теперь их минометы и пушки будут бить конкретно по выявленным огневым точкам, на подавление, и подавят, это вопрос времени.