Я спал, как пожарник, около трех суток. Давил распроклятый диван со всей пролетарской ненавистью. Организм припухал в сладкой, расслабленной полудреме. Наверное, восстанавливал силы. Пахло осенью и свежими яблоками. И это единственное, чему я не переставал удивляться. Все остальное ушло сквозняком, оставив в сознании несколько легких зарубок. Приходили какие-то люди, топали сапожищами у порога. В комнате накрывались столы, звенели стаканы. Наверное, там что-то пили, чем-то закусывали.

От зари до зари монотонно бубнил телевизор. Крутили «Дни Турбиных» по Горькому, но как-то по-скотски: повторяли каждую серию, а также повтор предыдущей, по нескольку раз на дню.

— Вконец телевидение обнищало! — бубнил незнакомый голос. — Что на экране, что в жизни, сплошная серость!

Меня тоже приглашали к столу. Обливали водой, совали под нос ватку с нашатырем. В общем, будили. Мордана я сразу же посылал и лягал пяткой, а отцу говорил, что буду минут через десять.

Потом на меня махнули рукой. Что бес толку суетиться? Район очень даже спокойный, если судить с точки зрения безопасности. Здесь все на виду. Может, знаете? — между Колой и Мурманском есть небольшой деревянный поселок, ровесник стахановского движения. Там, чуть ниже дороги, и до Кольского пивзавода, сплошные террасы по склону. На них притулились крохотные домишки. Вросли в землю от старости. Из удобств — одно электричество.

Большей частью, жилье безнадежно пустует. Но не так, чтоб совсем без хозяйского глаза. Все как положено: заборчики, огородики, поленницы дров у сортиров и, даже, собачьи будки.

Жили люди и здесь. Трудились, старались на промысле, рожали детей и, наверное, были счастливы. Теперь же, разъехались кто куда, в поисках лучшей доли. Остались одни неудачники, да те, на кого навалилась нужда.

Впрочем, случались и новые собственники. Если, вдруг, повезет, и ты разыщешь владельца, жилье здесь можно приобрести за очень смешные деньги. Понятное дело, что оно аварийное, но под снос не идет. Во-первых, частная собственность, а во-вторых, на таком неудобном месте все равно ничего путного не построишь.

Дом, в котором я припухал, в складчину купили армяне. Подпол тут сухой и вместительный, и они там хранят яблоки. Ждут Нового года, и настоящую, хорошую цену. А поскольку Мордан крышует, вся ответственность за сохранность товара на нем. Яблоки! Про них я, как раз, и спросил, сразу же после того, как на меня опрокинули ведро холодной воды.

— Ты, я вижу, офонарел! — взвился Мордан и затряс меня за грудки, — какие могут быть яблоки?! Не слышишь, менты в калитку стучат?

— Вот падлы, поспать не дают, — сказал я, имея в виду личность Мордана.

— Они тебя щас убаюкают… дубиналом по кумполу! — не унимался Сашка. Он схватил меня «под микитки» и стал трелевать волоком. — Ныряй скорее в подвал, заройся, как мышь, и нишкни!

Впервые на моей памяти, Сашка был столь скорострелен в изложении своих мыслей. Всю эту тираду он выпалил в шесть секунд. Причем, столь убедительно, что я почти все осознал:

— Ты не видел моих ботинок?

Вполне уместная фраза. Но прозвучала она как-то не во время. Сашка подумал, что я до сих пор дуркую и сбросил меня в подвал.

— Кого они ищут? — не унимался я, приземлившись на кучу соломы, — конкретно меня, или Хафа?

— Им-то какая… разница? — раздельно сказал Мордан, запуская в меня, по очереди, оба моих ботинка, — гребут всех подряд. Кота с его хлопцами ночью еще сборкали. А утром, по холодку, Грека и Шлеп-ногу. Теперь, стало быть, мой черед. Да ты тут еще тут, на диване попердываешь, в качестве ценного приза.

В дверь уже колотили. — И за что же такая немилость? – успел спросить я, прежде чем, над моей головой, захлопнулась крышка люка. Зачем спросил? Ответ и так очевиден. Ментовская порода хитра и злопамятна: не пособили блатные, в обмен на небольшие поблажки, изловить особо опасного, то бишь, меня? Погнушались казенного пряника? Пусть теперь хлебают баланду! В темноте явственней стали звуки. Судя по ним, незваные гости уже миновали калитку и теперь колотили в дверь. Но Мордан демонстрировал завидное хладнокровие и не спешил открывать. Более того, ляда опять приоткрылась, и рядом с моей головой упали носки.

Человек привыкает к опасности быстрей, чем глаза к темноте. Закапываться в яблоки я не стал, во избежание шума. Весь подпол почти под завязку был щедро усыпан праздничным новогодним товаром. Каждый сорт огорожен и заботливо укутан соломой. Излишки ее были свалены сразу под люком. Если глянуть по вертикали, то под тем самым местом, где я только что спал.

Акустика в доме была изумительной. Наверху прогибалась дверь, звенело окно.

— Вот сволочи, поспать не дают! — Мордан обозначил себя примерно моими словами. — Кого там еще принесло, так вашу, растак?!

— Откройте, милиция!

Стандартная фраза. Только тот, кто ее произнес, не сулил ничего хорошего.

— Ладненько, открываю. — И в Сашкином настроении чувствовался кураж.

Не успел старинный кованый крюк покинуть проушину, дверь вынесло молодецким плечом. Судя по голосам, в дом ворвались четверо.

— Лежать! — раздалось на все эти голоса. — Не двигаться! Руки за голову!

Половицы присели под натиском негабаритных тел. В комнате что-то упало. Я невольно поежился: за шиворот просыпался мелкий мусор.

— Оп-пачки светы, Мордоворот! — раздался ликующий голос. — Что приуныл? Давненько я об твою поганую рожу ботинки не вытирал!

Провоцирует, гад, — подумалось мне, — аккуратно подводит Сашку под срок. Знает, что он не стерпит, обязательно отмахнется. И точно!

«Хлюп! Хлюп!» — падение тела и голос Мордана:

— Что ж ты прилег, доходяга, водочки перепил?

Товарищи «доходяги» дружно взмахнули дубинками. А зря! Потолок в этом доме играет за наших. С треском рассыпалась стеклянная люстра. Сразу же что-то пыхнуло, и света не стало.

Бой наверху перешел в партер. Гигантская куча-мала каталась по крышке люка, рычала, кряхтела, и отчаянно материлась.

Даже мне перепало адреналина. Я уже не клевал носом, а с азартом болел за Сашку.

Можно было, улучив момент, выскользнуть из убежища, а далее — по обстоятельствам: или помочь Мордану в его справедливой борьбе, или уйти по-английски, переждать лихо где-нибудь в стороне. Но больно уж в развинченном состоянии я сейчас находился. И еще, оставалась целая куча вопросов, ответы на которые, мне хотелось бы получить.

Вот, гадом буду, происходит что-то не то! Если пришли за Сашкой, почему его ищут именно здесь, а не в пивбаре, где он, со своими торпедами, обычно сидит безвылазно? Кто навел? Как получилось, что он остался один? И, самое главное, где отец? Наворотил кучу ошибок и смылся? Нет, это на него не похоже. А может, все так и задумано? Скорее всего, да. Но знает ли об этом Мордан?

Я осторожно пошарил у него в голове. Да, Сашка и сам поставлен в тупик. Ох, и крепко ему досталось! Изначально он бросался под танк. Хотел и душу потешить, и доброе дело свершить: затеять хорошую драку, измотать и озлобить ментов, чтобы на самом финише, осталось у них только радость победы, да жажда мести, а на тщательный шмон не хватило ни сил, ни желания.

Кстати, насчет того, чтобы срок схлопотать, он этого даже не опасался. Знал, что отец разобьется, но непременно отмажет. Возможно, так бы все и случилось, но фокус со светом внес в его планы серьезные коррективы. Боксер не приучен драться вслепую, тем более — в положении лежа. А ребята из внутренних органов в этом деле съели собаку. Махали дубинками за себя и за того парня, как крепостные крестьяне на обмолоте пшеницы. И целили, главное, прямо туда, откуда несло неистребимым пивным духом. Попадали, естественно, в Сашку.

— А ну, прекратить самосуд! Всем встать, предъявить документы! — властный окрик, как глас господень, попробуй не подчинись!

Даже я машинально ткнулся головой в половицы. Руки сами скользнули вниз, в положение «смирно»