— Мы забываем наше дело, — заметил Дункан. — Воспользуемся лучше нашим преимуществом и уйдем подальше от врага.

— Верните мне моих детей! — хрипло проговорил Мунро. — Не шутите с горем отца, отдайте мне моих детей!

Постоянное и привычное уважение к наказу старших приучило разведчика подчиняться, поэтому, бросив последний взгляд на далекие пироги, он отложил ружье в сторону и, сменив усталого Дункана, взялся за весло. Могикане поддержали его усилия, и нескольких минут было достаточно, чтобы между ними и врагами оказалось такое расстояние, что Хейворд снова вздохнул свободно.

Озеро становилось шире, и путь лодки лежал теперь вдоль высокого скалистого берега. Острова встречались редко и на таком расстоянии, что их можно было избегнуть. Удары весел стали медленнее и правильнее; гребцы, уйдя от погони, угрожавшей им смертью, гребли так спокойно, словно перед тем занимались спортом, а не спасали свою жизнь.

Вместо того чтобы, преследуя свою цель, плыть вдоль западного берега, осторожный могиканин направил пирогу к тем холмам, за которые, как было известно, Монкальм увел свои войска в неприступную крепость Тикондерога. Когда стало совершенно ясно, что гуроны отказались от преследования, исчезли, казалось, все основания для опасений. Но все же маленький отряд еще в течение нескольких часов придерживался этого курса, пока наконец путники не достигли бухты на северном конце озера. Тут пирогу подвели к берегу. Соколиный Глаз и Хейворд взошли на ближайший утес. Разведчик взглянул на расстилавшееся под его ногами пространство воды и указал майору на маленький черный предмет у мыса, лежавшего на расстоянии нескольких миль.

— Видите? — спросил он. — Ну, за что приняли бы вы это пятно?

— Если бы не расстояние и не величина этого предмета, я принял бы его за птицу. Неужели это живое существо?

— Это пирога из хорошей березовой коры, а на веслах свирепые, коварные минги. Плуты делают вид, будто они заняты своим ужином, но, едва только стемнеет, они пойдут по нашим следам, как собаки, чутьем отыскивающие зверя. Нам нужно сбить их с толку или придется отказаться от преследования Хитрой Лисицы. Эти озера бывают иногда полезны, в особенности когда на воде встречается дичь, — продолжал разведчик; оглядываясь вокруг с озабоченным видом, — но укрыться здесь нельзя никому, кроме рыб. А к тому же мне очень не нравится дымок, ползущий вдоль утеса над пирогой. Готов прозакладывать свою жизнь — это сигнал, который видят еще чьи-то глаза, не только наши… Ну, словами дела не поправишь, пора действовать.

Соколиный Глаз спустился с утеса на берег в глубоком раздумье. Он сообщил на языке делаваров результаты своих наблюдений товарищам; затем последовало короткое серьезное совещание. Поговорив между собой, они подняли пирогу и понесли ее на плечах. Все прошли в лес, стараясь оставлять за собой большие, ясные следы. Они скоро дошли до ручья, перешли через него и продолжали идти вперед до большой обнаженной скалы. С того места, где можно было ожидать, что не останется следов, они пошли назад к ручью, все время старательно пятясь. По руслу ручья они добрались до озера и здесь спустили пирогу на воду. Небольшой пригорок скрывал их от мыса, а край берега был на значительном расстоянии окаймлен густым кустарником, свешивавшимся в воду. Под прикрытием этих природных ограждений путники терпеливо и осторожно подвигались вперед, пока разведчик не сказал, что, по его мнению, следует опять пристать к берегу.

На берегу подождали до тех пор, пока очертания берегов не расплылись в неверном вечернем свете. Тогда беглецы снова пустились в путь. Темнота благоприятствовала им, и они, безмолвно и сильно налегая на весла, понеслись к западному берегу. Суровые очертания горы, к которой они направлялись, не имели никаких отличительных примет в глазах Дункана, но могиканин вошел в избранную гавань с уверенностью и точностью опытного кормчего.

Пирогу снова подняли и отнесли в лес, где старательно спрятали под кучей хвороста. Путешественники взяли свое оружие и поклажу, и разведчик заявил Мунро и Хейворду, что и он и индейцы наконец готовы продолжать путь.

Беглецы сошли на берег на границе местности, даже в настоящее время менее известной жителям Штатов, чем Аравийская пустыня или среднеазиатские степи. Это была бесплодная неровная страна, отделяющая область Шамплейна от областей Гудзона, Мохока и Святого Лаврентия. С тех времен, о которых говорится в нашем рассказе, деятельный дух жителей окружил ее целым поясом богатых, процветающих поселений, но в глубину ее даже теперь проникают только охотники и туземцы.

Однако Соколиный Глаз и могикане часто проходили по горам и долинам этой обширной пустыни и потому не замедлили углубиться в нее с уверенностью людей, привычных к этим местам. Много часов пробирались путешественники по тяжелому пути, то руководствуясь звездами, то следуя направлению какого-нибудь ручья. Наконец разведчик предложил остановиться, и после короткого совещания индейцы развели огонь и стали делать все необходимые приготовления, чтобы провести остаток ночи на этом месте.

Роса уже испарилась, и солнце, разогнав туман, осветило лес своими яркими лучами, когда путешественники снова пустились в путь.

Соколиный Глаз шел впереди всех. Пройдя несколько миль, он стал подвигаться осторожнее, часто останавливался, присматриваясь к деревьям, к течению ручьев, к цвету их воды. Так как он не доверял своим наблюдениям, то часто обращался к Чингачгуку и внимательно выслушивал его мнение. Во время одного из этих совещаний Хейворд заметил, что Ункас, стоявший безмолвно и терпеливо, с интересом прислушивается к разговору старших. Ему очень хотелось поговорить с молодым вождем, но по спокойному поведению туземца он решил, что тот, как и сам он, вполне полагается на проницательность и благоразумие старших. Наконец разведчик заговорил по-английски и сразу объяснил затруднительность их положения.

— Когда я увидел, что дорога к поселению гуронов идет на север, — сказал он, — я сразу понял, что они пойдут долинами и будут держаться между вод Гудзона и Хорикэна, пока не наткнутся на истоки канадских рек, которые приведут их в центр французских владений. Но вот мы уже вблизи Скаруна — и не видели ни одного следа! Человеческая природа слаба, и мы, быть может, пошли по неверному следу…

— Избави нас бог от такой ошибки! — воскликнул Дункан. — Пойдем назад по нашим следам и будем осматривать все как можно пристальнее. Не посоветует ли чего Ункас в таком затруднительном положении?

Молодой могиканин бросил взгляд на отца, но продолжал молчать, сохраняя все тот же спокойный, сдержанный вид. Чингачгук заметил этот взгляд и дал сыну знак рукой, разрешая ему говорить. В то же мгновение спокойное, серьезное лицо Ункаса осветилось радостью. Прыжком, похожим на прыжок оленя, он метнулся к небольшому косогору, находящемуся в нескольких десятках футов впереди того места, где они стояли, и встал с торжествующим видом на холм, где свежая земля, казалось, была только что взрыта каким-то животным. Глаза всех устремились на юношу, и по его радостному лицу путники поняли, что шли по правильному пути.

— Это след! — крикнул разведчик, подходя к месту, где стоял Ункас. — У мальчика хорошее зрение и острый ум.

— Почему же он так долго молчал? — тихо проговорил Дункан.

— Было бы удивительнее, если бы он заговорил без разрешения. Ваши молодые люди, которые набираются знаний из книг и исчисляют весь свой опыт страницами, воображают, что их знания, как ноги, опередят в беге ноги отцов. Но там, где учителем является опыт, ученик приучается ценить старших, уважать их годы и знания.

— Взгляните, — сказал Ункас, показывая к северу и югу на очевидные признаки следов по обе стороны от него, — темноволосая ушла в лес.