Полковник воздел руки к небу и исторг целую лавину ругательств. Членораздельные слова встречались в ней примерно так же часто, как одуванчики в горячей вулканической лаве. Кое-кто из солдат заткнул уши и отполз подальше от Дадли. Когда полковник принимался бушевать, он имел дурную привычку топать ногами совсем не обращая внимания на то, лежит ли рядом с ним солдат на огневой позиции или, что случается не так уж редко, ползет ли солдат по-пластунски из ближайшего салуна в родную казарму.
Полковник бесновался минуты три и все это время повеселевший индеец обдумывал идею, неожиданно пришедшую ему в голову. Риск, разумеется, был, но так как альтернативой риску являлась только попытка самоповешения по методу барона Мюнхгаузена, собственноручно вытащившего самого себя из болота, Чинганчгук решил рискнуть.
— Ты клеветник, Новухудоносор и фетюк! — Продолжал между тем полковник. Он уже немного подустал, его словарный запас порядком истощился, а поэтому в обвинительной речи стали встречаться довольно редкие ругательства. — Ты фанфарон, филантроп, физиономист и лжепророк!..
Чинганчгук улыбнулся и поднял руку.
— Подождите полковник.
— Что тебе, свинья?!
— По-моему, вы, как бы это по лучше выразиться, немного перегибаете палку.
— Тебе бы этой палкой да по твоей красной роже, фармацевт!
— Я не об этом, — Чинганчгук припомнил последний французский роман, который он читал, отсиживаясь в погребе святого отца Лаврентия. Стараясь соблюсти так понравившуюся ему стилистику речи, индеец быстро заговорил. — Ваши обвинения хотя и имеют некоторое, скажем чисто условное, отношение к моей персоне, но, тем не менее, я совсем не собираюсь выслушивать всяческие грязные инсинуации в свой адрес и уж тем более без предъявления каких-либо конкретных фактов.
Дадли пожевал губами и погрузился в глубокое раздумье. Полковник не любил французских романов и явным трудом переваривал только что сказанное индейцем.
Солдаты начали перешептываться, вскоре в цепи вспыхнула легкая перебранка. Кое-кому из них, а вернее тем, кто зайдя вечером в казарменный нужник не отказывал себе в удовольствии прочитать страничку-другую из прибитой гвоздем к стене стопки местных газет, показалось, что индеец, защищая честь дамы, вызвал полковника на дуэль.
Малыш Бреди и сержант Снок тут же возразили, что у индейца нет сабли. Но сторонники дуэли по прежнему твердо стояли на своем. По их мнению, двум настоящим мужчинам вполне хватило бы и одной полковничьей железяки, что бы перерезать глотки друг другу.
Наконец полковнику надоело думать и он спросил:
— Слушай, индейский гаденыш, ты не мог бы сказать тоже самое, но другими словами?
— Во-первых, не гаденыш, а Большой…
— Змееныш! — выкрикнул кто-то из солдат.
Все уткнулись носами в землю. Спины солдат тряслись от немого смеха.
— … Большой Змей, — спокойно закончил фразу Чинганчгук. — А, во-вторых, полковник, какими именно словами я должен выражать свои мысли, если вы, произнося свою обвинительную речь, не используете ни одной мысли?
Витиеватость речи индейца снова сбила полковника с толка.
— Что б ты сдох, ты не мог бы говорить проще, собака?!
В солдатской цепи кто-то тихо гавкнул. Смех возобновился, но тут же стих под яростным взглядом полковника.
— Ладно, полковник, — донеслось сверху. — Я скажу проще — вы только что меня оскорбили.
— О, Боже, наконец-то! — полковник настолько грязно выругался, что покраснел даже сержант Снок. — Ну и что же конкретно тебе, грязный пес, не понравилось, если не секрет?
— Разумеется не секрет. Я не лжепророк.
Индеец был прав. Последний раз он имел отношение к религии, когда обобрал валяющегося на дороге пьяного баптиста. При этом он не испытывал ни малейших угрызений совести поскольку тот человек нарушил божью заповедь, которую обязался свято соблюдать.
— Если ты не лжепророк, значит ты еще хуже! — проревел полковник.
— Послушайте, сэр, — голос индейца стал официально сух, — вы оскорбили меня второй раз и я не советую вам сделать это третий. Лжепророк!.. Что может быть страшнее для индейца?!
— Ты мне советуешь?! Я буду поджаривать твои пятки на костре до тех пор, пока ты не раскроешься во всех своих грехах. Ты всегда был, есть и будешь лжепророком!
Чинганчгук привстал так, чтобы полковник наконец смог его увидеть. Расстояние между врагами оказалось значительно меньше того, на которое рассчитывал полковник.
— Посмотрите сюда, сэр. Что вы видите? — Чинганчгук протянул вперед раскрытую ладонь. На ней, в ворохе, состоящем из шнурка и нескольких замысловатых колдовских регалий, тускло блеснула медь. — Вы видите обычный индейский амулет. Теперь я снимаю вот эту вещицу со шнурка. Р-р-раз! Что мы видим? Самый обыкновенный патрон, сэр!..
Чинганчгук быстро откинул барабан кольта в бок, вложил в него патрон, вернул барабан на место и взвел курок. Перезарядка «большой собаки» заняла у него одну секунду.
Полковник окаменел.
— Вам понравилось, сэр? — Большой Змей улыбнулся. — Откровенно говоря, я приберегал этот патрон исключительно для себя. Но вы смертельно меня оскорбили, и я решил подарить его вам.
Дадли молча рассматривал револьвер в руке индейца. Он вспоминал все легенды, в которых рассказывалось о меткости Большого Змея, и пришел к выводу, что их довольно много.
Лейтенант Джонс приподнялся на локте и громко крикнул:
— Взвод, слушай команду!
Полковник ожил.
— Отставить, идиоты! — тихо прошипел он. — Вы, что не видите, что я на мушке у этой канальи?!
Солдаты нехотя опустили ружья.
— Полковник, — горячо и достаточно громко для того, что бы его мог услышать индеец, зашептал Джонс. — Попробуйте лечь. Если вы ляжете быстро, то индеец обязательно промахнется.
Дадли внимательно посмотрел на лицо Чинганчгука. Ответный взгляд индейца был спокоен и даже насмешлив. Полковник сглотнул густую слюну и подумал о том, что если сейчас он получит пулю в живот, то его красавица гувернантка вряд ли долго будет носить траур.
— Иди ты к черту, лейтенант, — полковник покосился на Джонса. — Порядочный офицер на твоем месте обязательно попытался закрыть своего командира грудью.
«Моя грудь, пожалуй, не сравнится с грудью красавицы Джойс, — подумал лейтенант. — Но даже эта легкомысленная блондинка не совершила бы подобной глупости!»
Вслух он сказал:
— Да, сэр, вы правы. Но даже если и я успею сделать это, то на таком расстоянии пуля кольта прошьет меня насквозь, не потеряв и половины своей убойной силы.
— У меня все-таки появится шанс.
— Зато у меня его не будет.
— Я разжалую тебя в рядовые! — побледневшее было лицо полковника, снова слегка порозовело. — Я отправлю тебя в штрафную роту!.. На Аляску, к белым медведям!
Лейтенант Джонс поморщился и промолчал. С таким командиром, как полковник Дадли, не стоило спорить.
«В конце концов, ведь он еще жив!» — решил лейтенант.
— Эй, полковник! — крикнул индеец. — Пусть твои ребята отложат свои пушки в сторону. По-моему они начинают немного нервничать.
— Слушай ты, индейская свинья, — тут же (и по его собственному мнению весьма вовремя) взорвался лейтенант Джонс, — тебе кажется, что когда полковник сказал, что ты стал слишком словоохотливым, он был абсолютно прав?! Может быть, мы должны не только сложить свои винчестеры, но и еще одолжить тебе немного деньжат на виски?
— Неплохая идея, — согласился индеец.
— Да? В таком случае, я сейчас скажу тебе все, что еще не успел тебе сказать полковник. Ты — шельма и совратитель!
— Полковник, если этот тип не перестанет говорить обо мне правду, я вас пристрелю, — Большой Змей улыбнулся и чуть приподнял кольт.
Лейтенант немного привстал на локте. Его глаза возбужденно загорелись.
— И ты еще смеешь мне угрожать, краснорожий?!
— Не вам, а вашему начальнику.
— Да какая к черту разница, если речь идет о чести офицера армии Соединенных Штатов! — лейтенант Джонс немного театральным жестом рванул ворот форменной куртки и чуть было не воскликнул: «Стреляй подлая душа! Стреляй тарантул!», но вовремя сдержался. Он смутно припомнил, что такие слова уже где-то звучали и возможно в одном из рассказов О. Генри.
