— А с адвокатом Лайзы вы говорили?

— Да. Она использовала положения Пятой поправки к Конституции и отказалась давать показания, которые могли бы быть использованы против неё. По счастью, это означает, что она не сможет свидетельствовать и против вас.

— Итак, что следует ожидать в ближайшее время? — спросил я.

— Полиция попытается найти новые улики против вас. И чтобы вас уличить, они будут рыть землю. Нам остается надеяться, что они не найдут чего-либо действительно серьезного.

— Они ничего не найдут.

Филлипс полностью проигнорировал это замечание. Складывалось довольно неприятное впечатление, что он считает меня убийцей Фрэнка. Не исключено, правда, что ему было на это просто плевать. Подобное безразличие приводило меня в ярость. Больше всего я хотел, чтобы все те, кто меня окружают, верили в мою невиновность. До сих пор лишь Джил заявил об этом. И Дайна.

— Не беспокойтесь, вы скоро сюда вернетесь, — буркнул Махони, когда я вслед за Гарднером Филлипсом потащился к выходу.

Оказавшись под ярким солнцем осеннего дня, я сразу узрел толпу ожидающих меня журналистов.

— Саймон, у вас найдется для меня минутка?

— Мистер Айот!

— Это вы убили Фрэнка Кука, мистер Айот?

— Сэр Саймон Айот! Не могли бы вы ответить на один вопрос?

— Не знаю, кто сообщил им об этом, — прошипел уголком рта Гарднер Филлипс. — Не говорите ни с одним из них, — с этими словами он начал пролагать себе путь через толпу, непрерывно повторяя: — У моего клиента нет никаких комментариев!

— Вы держались отлично, — улыбнулся он, остановив машину у светофора.

— Вы тоже.

— Пэмми Лейзер не сдается, так же как и сержант Махони. Думаю, что нам с вами придется встречаться довольно часто.

— Как вы полагаете, они меня арестуют?

— Непременно, если найдут новые улики. Я не стал убеждать их в вашей невиновности, но сумел убедить их в том, что для вашего ареста у них пока нет достаточных оснований.

— Можно ли рассчитывать на то, что после ареста меня освободят под залог?

— Мы, естественно, попытаемся этого добиться. Но, боюсь, что в деле, подобном вашему, шансов на успех практически нет.

— Следовательно ждать суда мне придется в тюрьме?

— Да.

На меня вдруг потянуло холодом — так меня пугала тюрьма.

— Скажите, как я могу доказать свою невиновность?

— Вы вовсе не обязаны этого делать, — снова улыбнулся адвокат. — Нам вполне хватит того, чтобы у присяжных появились обоснованные сомнения в вашей виновности.

Я смотрел на проплывающие мимо окна машины заправочные станции и торговые центры и думал о том, что для присяжных этого будет достаточно, а для меня — нет. Я был невиновен и хотел, чтобы все это знали. В первую очередь об этом должна знать Лайза.

В тот же вечер я, как и все остальные обитатели Бостона, смотрел на себя по телевизору. Я видел, как Памела Лейзер давала интервью. Она выразила уверенность в том, что мой арест последует в ближайшие дни. Помощник окружного прокурора, как я понимал, может выступать с подобными заявлениями лишь в том случае, если убежден, что закон на его стороне, подумал я.

Гарднер Филлипс сказал, что в случае ареста мне придется ждать суда в заключении. Скорее всего, я окажусь в местной тюрьме в обществе других подследственных. Это можно будет выдержать, если дело кончится тем, что меня освободят. Но что будет, если меня признают виновным, и направят в одну из тюрем строгого содержания, предназначенных для осужденных убийц? Американские тюрьмы вселяли в меня ужас. Я смотрел кино, читал журналы. Все тяготы военной муштры покажутся сущим пустяком по сравнению с тем, что мне придется там испытать. В сообществе бандитских групп с их повседневным насилием, сексуальными домогательствами, наркотиками, убийствами и самоубийствами я окажусь очень легкой добычей.

Если меня признают виновным, то весь остаток молодости и, видимо, лучшую часть зрелых лет мне придется провести за решеткой. Всё, к чему я стремился, ради чего жил, перестанет для меня существовать. Лайза, карьера, весь накопленный за предыдущие годы жизненный опыт канут в небытие. Навсегда.

Забираясь вечером в свою холодную постель, я впервые в жизни ощущал настоящий страх.

Увидев меня утром, Даниэл довольно умело разыграл искреннее изумление:

— Значит тебе все-таки удалось бежать? Но не лучше ли было сразу рвануть в Боливию или куда-нибудь еще в том же роде? Копы, чтобы ты знал, в этой стране жуть какие сообразительные. Боюсь, что здесь они тебя сразу найдут.

— Они меня отпустили, — ответил я.

— Это почему же?

— Существуют кое-какие технические проблемы с уликами. Оснований для ареста недостаточно.

— Следовательно, подозрения с тебя не сняты?

— О том, чтобы снять подозрения, и речи нет, — вздохнул я. — Боюсь, что меня все-таки ждет тюрьма.

— Ну и что? Ты там прекрасно уживешься. Такой здоровый парень как ты сразу обзаведется кучей полезных друзей.

— Меня серьезно тревожит подобная перспектива, Даниэл.

— Понимаю, — сказал он, посерьезнев на миг. — Желаю удачи. Думаю, что она тебе потребуется. — Он кинул мне свежий экземпляр «Глоб» и спросил: — А это ты видел?

Свой портрет я обнаружил на четвертой полосе. Рядом с моим изображением находилась фотография Фрэнка. Тут же была помещена статья.

В статье было очень мало фактов, но зато она изобиловала всякого рода спекуляциями.

Оказалось, что Даниэл был не единственным, кто читал газету. Примерно через полчаса позвонила Конни и сообщила, что меня желает видеть Джил.

Джил сидел за своим огромным столом, а за его спиной в окне высились небоскребы финансового квартала. Выглядел босс весьма сурово. Перед ним лежала газета.

— Я слышал, что тебя отпустили, но не думал, что ты так сразу появишься в офисе.