Наконец Джим оказался на вершине и осторожно глянул вниз. Встретившись с его взглядом, существо приостановило подъем и голосом, в котором не было ничего человеческого, произнесло:

– Дай мне корабль!

– Тебе не повезло, – ответил Джим, – по той простой причине, что мои друзья навсегда покинули планету. – Сказав это, Джим испугался: «А что, если я сказал правду?»

Необъяснимое молчание «Энтерпрайза» продолжало мучить его. Возможно, корабль был вынужден спасаться от гибели или… уже погиб. А это значит, что впервые в своей жизни он оказался один, совершенно один.

Существо издало дикий вопль. Джим безразлично разглядывал его. Противоположная сторона вершины была почти отвесной стеной, выгнутой, подобно полусфере, единственный путь вниз был отрезан этим Нечто, этим существом, которое находилось в каком-то метре от него.

Вместо страха Джима охватили, опутали несуразные мысли. Он вдруг подумал о том, как изменилась бы его жизнь, женись он на Кэрол Маркус, подумал о том, как она отреагирует на известие о его смерти. И поймал себя на том, что мысленно пытается увидеть ее лицо… Существо было в дюйме от него.

Вдруг над его головой послышался звук, и, подняв глаза, он увидел корабль, который плавно скользнул вниз, входя в атмосферу планеты. Кирк обрадовался, надеясь увидеть чудом отремонтированный «Галилео», спешивший ему на помощь, но опознал военный корабль «Хищник». Корабль пронизал густой слой грозовых туч и с ходу атаковал существо шквалом огня из фазеров, отбросив Нечто к подножию горы.

В кошмарном озарении Джим понял, что Спок и все, кто был на борту «Энтерпрайза», погибли, – только мертвые они могли позволить кораблю клингонов зайти так далеко. Теперь понятны и помехи в коммуникаторе и все остальное понятно: Спок и его команда задержались, пытаясь спасти его, и были убиты сами.

Он закричал, обезумев от горя:

– И это за мной вы добирались в такую даль, ублюдки! Так берите меня – вот я!

Небо над ним колыхнулось и исчезло от вспышки луча транспортатора.

Кирк очутился в печально знакомой обстановке транспортного отсека клингонского корабля. Все здесь было противным, но противнее всего были два огромных клингона, которые подхватили его под руки и вывели в темный затхлый коридор.

Военный корабль клингонов был спроектирован и построен исключительно для космических сражений. Количество членов его экипажа и внутренее пространство составляли одну сороковую часть обычного исследовательского корабля. Поэтому потребовалось всего несколько шагов, чтобы добраться до двери капитанского мостика.

Но и эти несколько шагов Джим проделал в полуобморочном состоянии, почти раздавленный грузом свалившегося на него несчастья. Ему стало совершенно ясно, что его корабль погиб вместе с командой. И погиб исключительно по вине капитана Джеймса Кирка, которому нет оправдания.

Он с острой физической болью вспомнил свои собственные слова, сказанные Сибоку: «Почему ты думаешь, что я не смогу повернуть обратно?» Почему же он не повернул? Почему вопреки здравому разуму впал в иллюзии, в самообман? Как же! Захотелось быть первопроходцем! Злясь и на себя, и на клингонов, убивших его сына, погубивших всех его друзей, он думал теперь лишь о том, как бы умереть подобно Сибоку, жестоко ошибавшемуся, но нашедшему в себе мужество достойно умереть.

Как только двери капитанского мостика распахнулись, муки самобичевания оставили Джима. Уж если он решил умереть, то он умрет так, чтобы и его злейшие враги, клингонцы, по достоинству оценили его смерть. Охранники так и не выпустили его руки из своих железных лапищ, но Кирк, ступив на капитанский мостик, не отчаивался, – ищущий смерть всегда ее найдет.

Его подвели к капитанскому месту так, что сидящий в кресле был невидим ему. По ту сторону кресла он увидел знакомое лицо. Это был генерал Коррд. Он стоял прямо, с достоинством, выжидательно скрестив руки за спиной. Таким Кирк никогда не видел генерала, если, конечно, не считать его портретов. Он смотрел открытым, радостным, приветливым взглядом.

Не забывая о смерти, Джим невольно задумался, как здесь оказался генерал? Сбежал с «Энтерпрайза» незадолго до его гибели? Но каким образом?

Рядом с генералом стоял молодой клингон со знаками отличия капитана. Это еще больше озадачило Джима: «Кто же тогда сидит в капитанском кресле?»

Кирк шагнул вперед и, к его удивлению, никто не пытался его остановить, охранники незаметно для него отпустили его руки, – а кресло, вместе с сидящим в нем человеком, медленно разворачивалось, показывая лицо сидящего.

– Спок! – застыл на месте пораженный Джим. – Ты здесь?

Вулканец освободил себя от того, что при ближайшем рассмотрении оказалось стрелковым снаряжением, встал и с подчеркнутой торжественностью сказал:

– Добро пожаловать на борт, капитан!

За идеальной выдержкой Спока Джим разглядел несвойственную вулканцу нотку самодовольства.

Коррд заговорил на гортанном языке клингонов с охранниками, и те моментально покинули мостик.

– Спок? – заговорил слегка пришедший в себя Кирк, – что происходит? Как ты здесь оказался? А я уже похоронил и «Энтерпрайз», и всех вас, и самого себя считал мертвым.

– Этого не могло быть, капитан, – вы ни одной минуты не были одиноким. – В ответе слышалась ирония.

Кирка захлестнула волна любви, благодарности и свободы. Не стесняясь любопытных взглядов, он заключил своего друга в объятия. Спок в ответ напрягся:

– Капитан, прошу вас, хоть бы не на глазах у клингонов!

Но Джим еще крепче обнял его и смеялся до тех пор, пока на глазах не показались слезы.

«Совершенно неподходящее место и время», – думал Маккой, стоя на обзорной палубе и наблюдая через иллюминатор за планетой, на которой нашел свою смерть Сибок.

Капитан клингонов и его Первый помощник прибыли на борт «Энтерпрайза». Торжественный прием, непонятно зачем устроенный в обзорной кабине, был в полном разгаре. Это и злило Маккоя. Правда, Клаа и Виксис держались очень вежливо. И складывалось впечатление, что все напрочь забыли, как еще совсем недавно именно они собирались отправить на тот свет радушных хозяев.

Судя по беглому объяснению Джима, идею приема подали дипломаты. По их мнению, он послужит пропаганде идеи межгалактического мира. Но они смогли добиться этого лишь благодаря тому, что у Коррда был Коелл. И дипломаты справляли свою маленькую победу – ели, пили, общались, прекрасно проводя время. А Маккой хмурился и от звенящих бокалов, и от веселого смеха.

Доктор перевел взгляд на стоящего рядом с ним Спока. Вулканец тоже смотрел на планету и был совершенно отстранен от веселья, лицо его ничего не выражало. Именно таким привык его видеть Маккой.

«Черт их побери – выбрали место и время. Брат Спока погиб, а они устроили вечеринку. Я бы устроил поминки», – снова подумал Маккой и сделал маленький глоток из бокала. Из солидарности со Споком он пил минеральную воду из Тилерана, – любимый напиток вулканцев, пил воду, чтоб рядом с его другом было хоть одно трезвое лицо.

Доктор подвел Спока ближе к иллюминатору, собираясь сказать ему, как он зол, что Спока вынудили присутствовать на неуместном празднике, и как он переживает смерть его брата, и что гораздо уместней этой вечеринки был бы поминальный обряд. Но вулканец оставался глух и нем.

Загипнотизированный его молчанием, доктор тоже затих, уставясь в иллюминатор, но ненадолго. Помимо недовольства вечеринкой он испытывал неприязнь и к самому себе. Как никогда ему хотелось бы поддержать Спока, высказать что-то такое, что навсегда примирило бы вулканца со смертью брата. Но это важное ускользало от него, как и взгляд друга.

– Попытайся трезво посмотреть на случившееся… – начал и замолчал доктор, ощутив неловкость от своих слов, сказанных трезвому посреди подвыпившей компании. – Тебе не кажется, – уже уверенно продолжил он, – что Великий Барьер существует вовсе не для того, чтобы не пускать нас сюда, а для того, чтобы удерживать Нечто.