– ...Да вы меня совершенно не слушаете, батенька Игнат Кириллович! Улыбаетесь чему-то своему, витаете в облаках.

– Отнюдь, я весь внимание. Меня позабавила история о борьбе Жана с аллергией к шиповнику, вот я и улыбаюсь. – Игнат повернул голову, глянул на Жана, на пистолет в его руке. – Месье Жан, право слово, не пора ли перестать целиться в висок «старшему брату»?

Морда месье сохраняла прежнюю непроницаемость, и ствол в каменной деснице не дрогнул.

– Игнат Кириллович, следует ли понимать ваши улыбки и словеса как согласие отдать книгу?

– Разумеется, копию я оставлю себе, да? И вы обещали дать... гм... перевод. То есть я хотел сказать, что, когда у вас появится перевод, сделанный Жаном, вы мне подарите экземпляр, ладно?

– Будет у вас перевод, и деньгами я вам помогу, мы стая, как же иначе! Об одном прошу нижайше – не обижайтесь, достопочтимый брат мой, Игнат свет Кириллович, но пока я не возьму книгу в руки, буду подозревать вас в неискренности и до тех же пор старина Жан будет целиться в вашу дражайшую персону. Исчерпаете кредит доверия, и Жан, не задумываясь, спустит курок. Мы узнали самое важное, мы ВАС идентифицировали. Книгу не столь и сложно отыскать, зная, кто БЫЛ ее владельцем, и обладая даром наития, а также денежными средствами, временем и упорством, помноженным на желание.

Кабы в водительском кресле сидел нормальный человек, Игнат непременно прокомментировал бы его угрозы вслух с непременной усмешкой: «Блефуешь, сучонок». Но в кресле водителя сидит шизик – и усмехнулся Сергач отнюдь не высокомерно, и промолчал, и вспомнил полные отчаянной боли строки классика: «Не дай мне бог сойти с ума. Нет, легче посох и сума».

Едва у Сергача появился план дальнейших действий, едва он нашел ответ на вопрос вопросов «что делать?», как вновь возникла иллюзия ирреальности происходящего, похожая на то желание проснуться, что тормозило мозг в сарае-тюрьме. Когда же «мерс» свернул еще раз круто влево и впереди показались фигуры в сером, когда увидел желтый драндулет с синей полосой и ярко-синей мигалкой, когда заметил полоску шоссе, тогда и ощущение абсурдности происходящего мигом испарилось, а в душе вспыхнул знакомый огонек проказницы надежды.

Сергач увидел ментов через джентльменское плечо водителя и буквально титаническим усилием воли заставил себя не менять позу, не дергаться, не сверкать глазами. Менты и советских времен мусоровоз породы «козел», он же «луноход», загораживали выезд на асфальтированную двухполосную трассу.

Менты встречали приближающийся «мерс» профессионально равнодушными взглядами уверенных в собственном превосходстве служак, давно свыкшихся и с опасностями, и с трудностями будней правоохранительных органов. Старший, судя по размерам пуза и качеству лысины, вышел навстречу иномарке. Младший, судя по количеству прыщей под козырьком, лениво взял китель с капота «лунохода», набросил его на узкие плечи, нашарил во внутреннем кармане пачку «Примы», спичечный коробок нашел в кармане внешнем. Средний, с прыщиком на щеке и животиком, поправил лямку автомата у ключицы.

«О духи! Спасибо, что шизики не вняли моей просьбе и в руках у месье красуется никелированный ствол! О духи! Пусть мусора заглянут в салон, пусть увидят пушку!» – взмолился Сергач, коченея в крепких объятиях шалуньи надежды.

«Мерседес» мягко затормозил и остановился вполоборота к «луноходу» – передние колеса «мерса» на асфальте шоссе, задние на грунте лесной дорожки. За лобовым стеклом иномарки прикуривает прыщавый милиционер, припудри ему угри – и прям вылитый герой из телесериала «Убойная сила», один в один. Слева нагибается к окошку в водительской дверце пузатый старшой, чем-то смахивающий отдаленно на милицейского начальника по прозвищу Мухомор из бесконечного сериала «Улицы разбитых фонарей». И третий мент, с автоматом, тоже серийный, тоже из разряда типажей, воспетых телевидением, – этакий «агент национальной безопасности» подмосковного разлива.

Тонированное стекло автомобильной дверцы бесшумно и плавно опустилось, Мухомор нагнулся, заглянул в салон, Сергач перестал дышать.

– Уберете там все, – велел рулевой «Мерседеса» лысому Мухомору, сопроводив слово «там» движением большого пальца за спину. – Там приключился пожар, дождитесь углей и головешки заройте в лесу. Забор жечь не нужно, его оставьте себе. Дарственную на участок получите после того, как мой секретарь, – большой палец указал на немого, – примет работу. Оформим дарственную к концу недели.

– Угу, – кивнул мент, внимательно рассматривая пистолет в руке у секретаря Жана. Кивнул и взглянул мельком на Сергача, на грязную футболку Игната, замызганные шорты, коленки в ссадинах. – А этот ваш оборвыш не настучит?

– Какой «оборвыш», господин полицай? Где? В салоне нас двое – я за рулем, и мой секретарь на заднем сиденье.

– Угу, понятно. Э-э... вот еще какое дело. Э-э... хлопцам надо б подкинуть, э-э... надбавочку, э-э... премиальные. Вторые сутки хлопчики парятся, их бы э-э... поощрить.

– Шалишь, господин полицмейстер, – в голосе джентльмена зазвенел металл. – Господам полицейским выплатят по договоренности – деньги вместе с дарственной. И присмотри, голубчик, чтоб без мародерства мне! Что огонь не съест – все зарыть, иначе пеняй на себя, господин будущий землевладелец. Дай я вам сразу всю денежку, вы, обормоты, накушаетесь водочки вместо дела, знаю я вашего брата!

Затемненное стекло поехало вверх, чуть было не прищемив второй и тоже плохо выбритый подбородок Мухомора. Иномарка стартовала рывком, молодой и прыщавый курильщик прытко отскочили к капоту «лунохода». Пыль из-под фирменных колес попала в ясны очи автоматчику, замутила отражение в зеркальце заднего вида, заклубилась, подхваченная ветерком.

«Ничего, – подумал Сергач, – авось по дороге встретятся и другие мусора... Хотя, если номера у «мерса» с подтекстом, то... Черт! Не видел я номеров, жалко... А впрочем, лучше не рассчитывать на помощь извне. Никогда. Всегда надо на себя надеяться и только. Только на себя. Всегда».

– Игнат свет Кириллович, брат мой названый, куда мчать прикажете? Во град Москву, к вам на квартиру? На квартиру к вашей супруге? Где книга?

– В Москву не поедем. Книга в тайнике, в хозблоке посереди участка в шесть соток. Едем в садово-огородническое товарищество к черту на кулички. У вас есть карта Подмосковья? Дайте, я покажу, куда ехать.

– ...стало первым моим приобретением на родине предков. Вторая покупка была поинтереснее – купил в букинистическом отделе Дома книги на Новом Арбате издание одна тысяча восемьсот пятьдесят шестого года, труд профессора Московского университета, фольклориста и этнографа Ивана Снегирева. Профессор Снегирев дешифровал употребленное вами выражение «у черта на куличках». Под «куличками» подразумевается церковь Кивра и Иоанна на Кулишах за Варварскими воротами близ Ивановского монастыря в Белом городе Москвы. Осенью одна тысяча шестьсот шестьдесят шестого в «нищепитательнице», то бишь в богадельне при церкви на Кулишах, объявился черт, то бишь бестелесный зловредный дух. Невидимый злой демон творил разные пакости, сбрасывал с постелей обитателей богадельни, кричал им разные гадости, и молва о демоне, то бишь о черте, дошла до царя Алексея Михайловича. Царственная особа велела священнослужителям молитвами действовать против злокозненного духа, но моления только разозлили черта, и лишь когда из Флорищевской пустыни привезли старца Иллариона, преосвященный сумел за десять недель изгнать нечистого обратно в геенну и...

Благородной внешности муж при галстуке-бабочке болтал всю дорогу. И, что характерно, болтал все более и более складно. Закрой глаза, чтоб не косили на вооруженного пистолетом битюга Жана, забудь монологи джентльмена в самом начале знакомства – и, честное слово, легко представить себя гостем приятного и обходительного, неглупого и начитанного, словоохотливого и душевного дворянина из времен прошлых, нынче ажиотажно модных. Цены б ему не было на тусовках так называемых «наполеоников» – молодых и не очень людей современного мещанского сословия, которые облачаются в наряды отшумевших эпох и устраивают балы по образу и подобию дворянских собраний.