Антоний надел длинный плащ, чтобы никто из слуг или селян не увидел спрятанного под ним оружия — меча с серебряной рукоятью. Люди из селения ему были нужны, чтобы при обнаружении склепа помогли его вскрыть. И потом, лишние помощники не помешают. Неизвестно, кого приведет с собой Черный Монах… Но решающая битва все равно произойдет между ним и Антонием. Молодой владелец поместья больше не задавался вопросом: сможет ли победить? Он хорошо запомнил слова зеленоглазой женщины: «Неверие в свои силы — всегда на руку ВРАГУ».

Антоний вышел за ворота, обернулся в сторону своего РОДНОГО поместья. Затем осенил себя крестным знамением и по проселочной дороге двинулся в сторону леса. Справа от него оставалось озеро: как оно неспокойно сегодня, какая сильная рябь бежала по воде! И небо хмурится больше и больше, и ветер — сильный, неприятный. Но самое тяжелое впечатление оставлял лес — притихший, без щебета птиц, и только листва от порывов ветра что-то шуршала, что-то пыталась сказать Антонию. Как жаль, что человек не в силах познать язык природы.

Что мог сказать ему лес? Предупредить о том, какая тяжелая битва предстоит? Антоний итак это знал. Если бы так легко было бороться со злом, не разрушались бы цивилизации, мир не стоял бы перед выбором: существовать ли ему вообще?.. Или же лес говорил, что надо быть осторожнее, что зло слишком хитро? И это уже давно перестало для Антония быть откровением. Он знал многих, кто, попав в коварные сети, несли смерть и страдания, но искренне считали, что приносят благо. А может, деревья пытались убедить его в невозможности борьбы с Черным Монахом? Может, за этим шелестом звучало: «Беги! Беги!»?.. Что дает бегство с поля боя? Временное забвение в рабской жизни, склоненную голову и проклятие потомков за то, что и им оставили цепи рабства. Как все-таки здорово сказал Гете:

И вдруг он ПОНЯЛ, о чем шептала листва; то были три постоянно повторявшихся слова: «Сделай это, Антоний!» Его просили об этом и огромные дубы, и маленькие травинки. Вековой лес также ждал освобождения и желал Антонию победы в предстоящей тяжелой битве.

Но через некоторое время он вышел к другому лесу — Сорному. И здесь все застыло в тревожном ожидании, но только в ожидании его поражения. Взглянув на обитель Черного Монаха, Антоний сразу вспомнил предупреждение зеленоглазой женщины. Вспомнил дословно: «Будь осторожен, когда пойдешь через Сорный Лес. Там много ловушек — реальных и мнимых. ВРАГ постарается показать тебе настоящий «фильм ужасов», затуманить твое сознание мифическими картинами, которые покажутся столь реальными. С давних пор он только и делает, что зомбирует людей. Не попадись на его уловку!» Итак, ловушки — реальные и мнимые…

Крапива как будто застонала под его ногами, несколько раз обожгла, кустарники старались хлестнуть Антония по лицу, острые шипы репейника больно впились ему в ноги, старые и молодые деревья потянули сучья, словно стремясь сжать в объятиях нежеланного гостя и уже больше никогда не отпускать. Антоний вытащил меч, разрубил сучья, снес «особо рьяные» колючие кустарники, разрубил кусты крапивы. Ему показалось, будто рядом пронесся жалобный, испуганный вой. Он прошел еще немного вперед. Вой сменился болотным чавканьем.

«Здесь недалеко болото?!»

Антоний удвоил внимание, взгляд ловил каждую мелочь. Он вдруг понял, что совсем не знает местность, а значит, находится в плену у Сорного Леса. Несмотря на отличную зрительную память, он потерял ориентир и не был уверен: правильно ли идет? «Ничего, в прошлый раз я тоже плутал, но все-таки нашел нужную дорогу. Найду ее и сейчас!» — повторял себе Антоний.

Небо окончательно потемнело, готовое разродиться проливным дождем. Успокоившийся было ветер подул с новой силой. Деревья, кустарники, крапива, достигавшая до пояса трава, со всех сторон окружали Антония. Дрогнувший вначале перед мечом Дубровиных Сорный Лес вновь прибодрился и беззвучно кричал: «Попробуй, пройди! Тебя отхлещут, изжалят, разорвут в кровь кожу. Посмотри, как много моих слуг. Нас — легион! И с каждым днем становится больше и больше!»

Это проклятое место действительно казалось необъятным, Антонию тут же припомнились слова бедной Руни о том, что Сорный Лес разрастается, захватывает новое жизненное пространство.

«Попробуй, пройди! — ядовито шелестел и смеялся лес. — Попробуй, найди черную башню!»

Смех этот, однако, не сломал Антония. Наоборот, молодой владелец поместья с удвоенной силой начал расчищать себе дорогу. Неожиданно он услышал вдали голоса. Тут есть кто-то, кроме него?

Антоний прошел еще немного вперед, и голоса слышались явственнее. Может, он сам шел навстречу этим людям, а может, — они ему? Антоний решил не избегать встречи; каких-либо стычек он не боялся, но вдруг там кто-то из случайно забредших сюда местных жителей? И они помогут ему советом: как лучше пройти к башне?

Он продолжал продираться вперед, несколько раз цеплялся за какие-то пни, коряги, дважды упал. Он окликал людей; те, видимо, не услышали, хотя были совсем близко. К счастью, деревья и кустарники слегка поредели, появился просвет — поляна. Оттуда и доносились голоса. Антоний вышел на поляну и обомлел…

Среди гнилушек и пней стоял стол, уставленный винами и закуской. Несколько человек — мужчины и женщины, выпивали, смеялись, о чем-то увлеченно спорили. Антония не так поразило, что он увидел веселую компанию среди этой страшной глуши, в непогоду. Он УЗНАЛ всех, сидящих здесь! Прошлое вновь возникло перед Антонием. Он видел Грая и Рукка, Ниэгро и Оливию, Ирину и Чака, видел свою мать, мило болтавшую с доктором Мирко и адвокатом Килем, и даже маленького мэра Джолнса с его огромной женой Сибиллой.

Антоний не мог понять: что это? Убийцы и жертвы воскресли и сидят за одним столом? Первым Антония заметил доктор Мирко.

— А вот и наш молодой друг! — вскричал он. — Просим, просим к нашему шалашу!

— Проходите, — поддержал его Джолнс, вгрызаясь зубами в жирный кусок курицы. — Пикник на поляне — самое лучшее, что может быть.

— Подождите, — остановила их Оливия. — Надо ему все объяснить. Кто лучше всех это сделает, как не родная мамочка.

При этих словах все почему-то захохотали. И тогда к Антонию обратилась Таис.

— Сынок, — слово прозвучало слишком иронично, — тебя удивляет, что мы все здесь. Дело в том, что это был специально разыгранный к твоему приезду спектакль. А мы все актеры.

— Да, да, — подтвердил актер-Киль. — И сейчас, кстати, сюда придет твоя любимая зеленоглазая женщина.

Все опять засмеялись, а актриса-Таис продолжала:

— Подумай, разве может все это быть на самом деле. Мир слишком материален для подобных фантазий.

— Спектакль?.. — пробормотал Антоний. — Но для чего?

— Друг мой, ты слишком увлекся романтическими идеями о свободе и процветании всех и каждого. Да, мир — театр, как говорил классик. Но пора, наконец, понять, что жизнь слишком сильно отличается от сцены. Актеры произносят горячие монологи о добре, дерутся за справедливость со злодеями, а по окончании спектакля или съемок фильма едут с этими же злодеями в обнимку, подличают, предают, продают. Герой-бессребреник оказывается настоящим скрягой. Отважный воин — трусом и подлецом. Помнишь, как уже здесь, в лесу, ты вспоминал Фауста. С твоего разрешения я продолжу его монолог:

Едва она закончила, как за столом раздался настоящий взрыв хохота.

— Почему вы смеетесь? — прошептал Антоний.

— Как не смеяться, «сынок»? Фаусту копали могилу, а он кричал: остановись мгновение, ты прекрасно!

— Вот вам настоящая свобода! — актер-Джолнс показал на курицу, которую все еще не мог доесть. — Кто не понимает этого, тот полный осел. Грай, Ниэгро, верно я говорю?