Он махнул рукой веснушчатой молоденькой официантке, прося счет, и полез в кошелек. Дзюба последовал его примеру.

Отсчитывая пятидесятирублевые купюры, Роман вдруг остановился, посмотрел на Геннадия и спросил:

– Ген, а как Панкрашина брала колье в бутике? Водитель такую поездку отрицает, в понедельник, кроме как к Дорожкиной, он ее никуда не возил, и по журналу в гараже все совпадает.

– Ну, значит, в другой день взяла, – равнодушно откликнулся Колосенцев. – Не сбивай меня, я опять обсчитался.

– Ген, в какой другой день? Водитель вообще поездку за колье отрицает и в понедельник, и в субботу, и в любой другой день.

– Значит, в воскресенье взяла или в пятницу. Отстань. В чем вообще проблема?

– Ездила так далеко без машины? Почему? И назад возвращалась общественным транспортом, имея с собой дорогущую вещь? Она что, на голову больная была? У мужа она машину не просила, ты сам говорил. Я вот думаю: а не с любовником ли она ездила за этим колье? Тогда он мог точно знать, какое оно, сколько стоит и когда она повезет его сдавать.

– Не гони, – поморщился Колосенцев. – В воскресенье она весь день с мужем провела, я спрашивал.

– Ну, тогда в пятницу. Или вообще в среду. Когда Панкрашин дал ей деньги на покупку украшений?

Геннадий достал свои записи, пробежал глазами по корявым строчкам:

– В четверг, пятнадцатого ноября.

– Значит, в пятницу она и могла поехать со своим любезным за колье. Муж на работе, дочка в школе, никто и знать не знал, что она вообще куда-то уезжала, – с торжеством заключил Роман.

– А на кой хрен она подруге врала, что взяла его в понедельник, если взяла в пятницу? И мужу то же самое заявила? – не сдавался Колосенцев, который терпеть не мог никаких осложнений и неожиданностей, увеличивающих объем работы. – И на кой хрен она его в понедельник к Дорожкиной повезла?

Роман уныло опустил голову.

– Не знаю. Все равно ничего не получается.

Геннадий резко встал из-за стола и принялся надевать куртку.

– Не парься, Ромчик, остынь от своих фантазий. Насчет любовника надо, конечно, покопать, но все остальное… Косяк на косяке. Ладно, пошли, надо в контору ехать. Поищешь этот бутик с цацками, там наверняка помнят и саму Панкрашину, и ее хахаля, если он был.

Они проехали уже полдороги, когда Колосенцев заявил:

– Сегодня у нас среда, надо постараться выжать из четверга-пятницы максимум.

– Почему? – не понял Роман.

– Потому что в субботу ты будешь работать без меня.

– Почему?

– Потому что я в субботу утром заступаю на сутки, – как о чем-то само собой разумеющемся сообщил Геннадий.

– Как на сутки? – оторопел Дзюба. – Ты же только три дня назад дежурил.

– А я поменялся, мне нужен выходной в это воскресенье, у меня игра, соревнования. Так что давай, Ромчик, ноги в руки и вперед. И в воскресенье ты тоже будешь землю рыть в гордом одиночестве, если только из МУРа кого-нибудь не пристегнут. Хотя вряд ли, все-таки обычная тетка, ничего такого, не фигура.

– Ну да, – засомневался Роман. – А муж?

– А что муж? Не политик же, не звезда журналистики, даже не депутат и не судья. Подумаешь, председатель попечительского совета фонда, этих фондов как собак нерезаных. Не такая уж он публичная фигура, во всяком случае, я о нем ничего не слышал.

– А я слышал, – упрямо возразил молодой оперативник. – Он часто интервью дает и по радио выступает, да и по телевизору я его видел в каких-то ток-шоу про проблемы детства, материнства и семьи.

Колосенцев презрительно усмехнулся.

– Ну, ты вообще не показатель, ты же в голову раненный, живешь в Интернете, а я живу нормальной человеческой жизнью, в которой про этого Панкрашина никто и слыхом не слыхивал.

Ну, насчет того, что Гена Колосенцев живет нормальной человеческой жизнью, Рома мог бы и поспорить… Разве может считаться нормальной жизнь, состоящая немножко из работы и в основном из стрелялок? Ни жены, ни постоянной подруги, только какие-то случайные девицы, на которых Генке жалко тратить время. Но спорить Дзюба не стал. Лучше поговорить о чем-нибудь безобидном.

– Ген, сегодня дело дежурный следак возбудил, а кому передадут, не знаешь?

Колосенцев ухмыльнулся.

– Ну, ясен пень, ты мечтаешь, чтобы к Надежде Игоревне Рыженко дело попало, тогда у тебя будет законный повод приходить по вечерам к ней домой, знаю я тебя. Ленка с тобой встречаться не хочет, нужен ты ей, как зайцу стоп-сигнал, тебя в дверь гонят, а ты в окно лезешь.

Вот в этом Геннадий был прав. И снова Роман Дзюба не мог понять, обижаться ему, злиться, дуться или сделать вид, что ничего особенного сказано не было.

Антон Сташис в очередной, наверное, уже сотый раз посмотрел на часы: без четверти восемь. Если вести шестилетнего Степку в садик, а десятилетнюю дочку Василису – в школу, то нужно выходить из дома через пять минут, иначе он на работу опоздает. Почему Эли до сих пор нет? Ведь она должна приходить к семи утра, и все годы, что няня работает у него, она ни разу не опоздала. Эльвира живет за городом, выезжает очень рано, сама за рулем, и по свободным рассветным дорогам ни в какие пробки не попадает. Можно же было за столько лет научиться рассчитывать время от дома за городом до дома Антона! Может, что-то случилось?

Он каждые несколько минут хватался за телефон и звонил няне, но слышал в трубке только длинные гудки. Телефон не выключен, находится в зоне действия сети, но Эльвира почему-то трубку не брала.

Впрочем, Васька уже достаточно большая, школа далеко, но она вполне может сама доехать на метро. Он сам не то что в школу с первого класса – в старшую группу детского сада ходил один, без родителей, если так складывалось, что некому было его отвести. Такое, конечно, бывало крайне редко, потому что кроме мамы и папы были еще старшие брат и сестра, но все-таки иногда случалось, и ему приходилось идти одному. И ничего, вполне справлялся.

«Но это я, – тут же одернул себя Антон. – Меня растили самостоятельным, а за своих детей я все равно буду всегда волноваться. Где же все-таки Эля? И почему она не звонит? Хоть бы предупредила, на сколько опоздает. Если вообще появится…»

Василиса, полностью одетая, с ранцем в руках, слонялась рядом с отцом и ныла:

– Пап, ну мы идем или нет? Мне жарко!

Степка, небольшой любитель посещать детский сад, и не думал одеваться – деловито копошился возле компьютера в надежде на то, что раз няни нет, то, может, все и обойдется.

– Вася, Эля ничего вчера не говорила, может, ей с утра надо куда-то заехать? – спросил Антон, сбрасывая с ног домашние шлепанцы и влезая в ботинки.

– Нет, папа.

Девочка задумалась, потом потянула отца за рукав и тихонько проговорила, хитро прищурившись:

– А знаешь, папа, наша Эля ходит на свидания.

Антон оторопел.

– С чего ты взяла? Что за глупости?

– А вот ничего и не глупости, я сама видела, она принесла в чехле красивое платье, повесила в шкаф, а вечером, когда уходила, его надела. И туфли у нее были в пакете, она их с собой взяла. И по телефону она стала с кем-то разговаривать тихонечко, даже из комнаты выходит, и лицо у нее такое делается…

Антон почувствовал, как внутри все заледенело. Неужели?.. Нет, нет и нет!

– Какое лицо? – спросил он как можно спокойнее.

Вася задумалась, подыскивая слова, но, судя по всему, не нашла и решила ограничиться мимической демонстрацией, изобразив на круглой мордашке таинственность.

– Ну, в общем, лицо, – коротко пояснила она.

– Вася!.. – строго проговорил Антон. – Ты ничего не выдумываешь? Может быть, Эля просто в театр ходила с подружкой, потому и платье принесла, и туфли.

Вася расстегнула молнию на пуховичке и посмотрела на отца с поистине недетским сожалением.

– Ага, пап, я что, маленькая совсем? В театр ходят к семи часам, а Эля уходила в десять почти, когда ты с работы пришел.

Антон не мог не признать, что малышка права. Неужели их няня завела роман? Это нормально, ничего плохого в этом нет, даже и хорошо. Молодая еще женщина, за тридцать, деньги есть, красота есть, разведена, почему не завести роман? Лишь бы не в ущерб работе, потому что если Эля начнет халтурить, отпрашиваться, опаздывать или уходить пораньше, то ему-то что делать?