Он на несколько минут отвлекся на разговор со знакомым банкиром, а когда снова поискал глазами Евгению, та стояла посреди огромного зала и о чем-то оживленно разговаривала с известным певцом Виктором Волько, который уже выступал во время первой и второй частей банкета, а после перерыва, как было объявлено, будет петь снова. Панкрашин с облегчением подумал, что Женя, слава богу, нашла себе собеседника и не скучает.
Какой милый этот Виктор Волько! А еще говорят, что у известных людей звездная болезнь! Неправда это, никакой звездной болезни у певца Волько нет, и улыбка у него такая обаятельная, и голос приятный не только со сцены, но и в жизни.
Евгения Панкрашина взглянула туда, где стоял муж в компании с юбиляром и еще какими-то мужчинами. Не станет она подходить, не место ей среди этих людей, она и потом, после окончания мероприятия, успеет рассказать Игорьку, какой симпатяга этот Волько. И ведь они не знакомы, просто она проходила мимо певца, задумчиво стоявшего с бокалом вина в руках, и улыбнулась ему, ну не могла не улыбнуться, потому что романсы, которые он исполнял всего полчаса назад, вызвали у нее слезы, и улыбка казалась ей всего лишь крохотной толикой благодарности и восхищения талантом. Чем еще и как могла она выразить свои чувства известному, но незнакомому человеку? Не заговаривать же с ним. Это как-то глупо, он ее не знает, подумает еще, что она – из тех фанаток, которые пристают и потом проходу не дают. Но певец Волько ответил на ее улыбку таким теплым взглядом, что Евгения невольно замедлила шаг, проходя мимо него, а Виктор вдруг заговорил с ней, она ответила, и они поболтали несколько минут. Подумать только! Такая звезда, сам Виктор Волько – и она, никому не известная домохозяйка, да к тому же одетая далеко не так шикарно и модно, как остальные присутствующие здесь дамы. Настроение сразу поднялось, и скучный прием уже не казался таким беспросветно унылым.
– Женечка! – послышалось откуда-то из-за спины.
Евгения обернулась и, к своему облегчению, увидела группу нарядно одетых женщин, одна из которых – Аллочка – была супругой Жоры Анищенко, заместителя Игоря Панкрашина, а две другие – женами его постоянных партнеров по теннису. Евгения подошла к ним, радуясь, что можно хоть с кем-нибудь поговорить, а то на этих приемах она всегда умирает с тоски, делать ей здесь совершенно нечего, и публика вся не ее круга, с ними и поговорить не о чем, да и стесняется она, знает мало, книг почти совсем не читала, когда ей читать-то, с работой, семьей и четырьмя детьми, а теперь и тремя внуками? Ее подружки такие же простые, как она сама, с ними можно и про хозяйство поболтать, и про деток, и про мужей посплетничать, и известных актеров обсудить, а с этими о чем разговаривать? Но на таких мероприятиях с ума вообще сойдешь, если весь вечер молчать как бука. А так хоть постоит с людьми, поулыбается, а то на нее уже внимание начали обращать: ходит неприкаянная, ни с кем не разговаривает, да и одета кое-как. То есть в ее глазах простое облегающее черное платье – наряд, уместный в любых обстоятельствах, как любила говорить сама Евгения: «Хоть в поликлинику, хоть на похороны», но в этом обществе подобное мнение не разделяли. Да еще ожерелье это дурацкое, которое Игорь велел надеть. Не привыкла она к украшениям, раздражают они, мешают, и вообще глупость какая-то. А это ожерелье еще и тяжеленное, и броское, его все замечают. Разве человек делается лучше или хуже, добрее и умнее или глупее и зловреднее в зависимости от того, есть на нем цацки или нет?
– О, я смотрю, наш Панкрашин расщедрился, наконец-то на тебе появились украшения, – с нескрываемым сарказмом протянула Алла Анищенко. – Сам выбирал?
Отвечать на вопрос Евгении не хотелось. Она не очень понимала, можно ли сказать этим дамочкам, что колье не куплено, а взято… Нет, не надо. Не надо вообще эту тему поднимать и обсуждать украшение. Евгения Панкрашина была о своем уме не особо высокого мнения, относилась к себе более чем критично и очень боялась неосторожным высказыванием или необдуманными словами повредить мужу. Лучше промолчать.
Тем более что правду сказать она все равно не может. Правды никто не знает. Настоящей правды. И Игорь не знает.
Надо надеяться, что и не узнает. Иначе головы ей, Евгении Панкрашиной, не сносить.
И она, радуясь собственной смекалке, быстро и возбужденно заговорила о Викторе Волько. Уловка удалась: дамы к вопросу о том, кто выбирал украшение, больше не возвращались.
Покачиваясь на заднем сиденье «Майбаха», Алексей Юрьевич Сотников предвкушал приятный вечер в компании людей, искренне любящих ювелирное искусство, преданных ему, знающих и очень профессиональных. Эти встречи проходят уже много лет, раньше собирались по очереди то у самого Сотникова, то у Лёни Курмышова, то у Илюши Горбатовского, но с появлением Олега Цыркова встречаться стали только у него: это удобно, у Олега большая квартира в центре Москвы, всем добираться легко, да и сам Цырков всегда заботится о том, чтобы его гостей привезли и потом отвезли домой, он терпеть не может, когда отказываются от угощения и выпивки с сакраментальным «я за рулем», посему за каждым из участников «ювелирных посиделок» неизменно присылалась машина. Олег, конечно, поначалу настаивал, чтобы собрания проходили в его загородном доме, где и места побольше, и коллекция хранится в бронированном помещении, но уж очень далеко к нему ехать, да по московским знаменитым пробкам, которые из простого неудобства давно уже превратились в фактор жизни и которые невозможно и неправильно не учитывать, планируя свои графики и дела.
Сегодня свое изделие будет представлять Илюша Горбатовский, человек с отменным художественным вкусом, в ювелирку пришедший после окончания Мухинского художественного училища в Питере и двух лет работы оформителем. Если Лёнечка Курмышов стал ювелиром поневоле, то есть по воле его родителей, отдавших мальчонку в 14 лет на выучку ювелиру, чтобы парень получил денежную профессию, и самого Лёню тогда никто не спросил, то Илюша занялся ювелирным делом осознанно, будучи уже совсем взрослым и поняв после нескольких лет колебаний и сомнений, чем именно он хочет заниматься. Интересно, что Илья сделал на этот раз? И не менее интересно, кто первым угадает заложенный в изделие смысл, послание, или, как нынче модно говорить, message. Собственно, Алексей Юрьевич и не сомневался ни одной секунды, что первым смысл послания разгадает он сам, но промолчит, как обычно, подождет, понаблюдает за горячими спорами между остальными участниками игры. Особенно забавлял его Олег Цырков, человек без всякого художественного образования, медиамагнат, безумно богатый и столь же безумно любящий ювелирный антиквариат. Олег из коллекционеров. Коллекционеров Сотников не особо жаловал, хотя и понимал, что благодаря именно этой категории людей имел в течение многих лет солидный приработок, выступая в качестве уникального эксперта по изделиям Дома Сотникова, знаменитого ювелирного предприятия, основанного еще в самом конце восемнадцатого века. К сожалению, в последнее время этот источник дохода существовать перестал, хотя коллекционеры до сих пор по старой памяти обращаются к Алексею Юрьевичу Четвертому, наследнику и достойному продолжателю дела предков, представителю восьмого поколения ювелиров Сотниковых, трое из которых носили имя Юрий Алексеевич, четверо были Алексеями Юрьевичами, и только самый первый представитель династии, Юрий Сотников, носил отчество «Данилович». Передача имени старшему сыну была такой же традицией в семье, как и многое другое, например, пожелание, чтобы дети вступали в брак не позже 25 лет. И если к девушкам такое требование применялось с известной долей мягкости – не виновата она, если никто не сватает и замуж не берет, то к сыновьям относились жестко: женись, плодись, расти детей – наследников дела, мастеров и художников. Мир мог рухнуть, но Дом Сотникова должен был процветать и крепнуть, чтобы не затеряться рядом с такими ювелирными производствами, как Дом Хлебникова, Дом Оловянишникова, Дом Овчинникова, Дом Фаберже. Да и много других традиций было в семействе Сотниковых, и все они блюлись с трепетом и уважением.
