«Если бы вы, сэр, так же, как я, видели молодых, подающих надежды граждан Претории, умирающих от ран в сражениях за свою страну, и если бы вам так же, как мне, выпала скорбная обязанность сообщить о их гибели друзьям на родину; если бы вы видели, как хрупкие женщины и дети переносили тяготы и лишения в течение трех месяцев без единого стона; если бы вы видели здоровых и крепких мужчин, которые плакали, как дети, узнав о том, что Англия незаслуженно и жестоко бросила их на произвол судьбы; если бы вы видели, как видел я по пути в Ньюкасл, длинные вереницы полуотчаявшихся лоялистов, которые, покидая страну, стряхивали прах со своих ног; и если бы вы сами вложили все, что имели, заручившись словом Англии, а потом вдруг очутились в положении нищего по вине страны, в которую вы верили, я думаю, сэр, вы бы не стали молчать, и Англия бы застонала от красноречивой мольбы и угроз, которые невозможно было бы не услышать… Мы требуем, сэр, по крайней мере, такой же справедливости, какой требуют буры. Мы – верные сыны Англии, которые пострадали и продолжают страдать за свою преданность. Мы – патриоты своей страны, которые во время тяжких испытаний никогда не покидали ее, и мы имеем такие же права на уважение к себе, как и повстанцы, которые сражались против нее. Мы верим ее слову. Мы верим часто повторяемым обещаниям ее министров, которым мы доверяли. Мы верим в ее чувство моральной ответственности не причинить нам вреда. Мы полагаемся на ее верность обязательствам и ее давнюю репутацию страны, для которой превыше всего честь и совесть. Мы понимаем всю тяжесть последствий в случае подрыва нашего доверия. Англия не может себе позволить бросить нас на произвол судьбы после торжественных заверений о своей к нам лояльности».

«Англия не может себе позволить бросить нас!» – но Англия или же ее правительство смогли и действительно позволили себе эту роскошь. Напрасно такие люди, как покойные лорд Кэрн и маркиз Солсбери выступали с протестами и говорили о подстерегающих нас опасностях.

Напрасно мученики-лоялисты пели дифирамбы правительству ее величества – партийный дух или побуждения проснувшейся совести оказались слишком сильны. Над верными подданными ее величества насмехались, их оскорбляли, бросали на произвол судьбы, а буры, которые расправлялись с ними, как с домашним скотом, продолжали жить и процветать.

Теперь, спустя почти двадцать лет, Англия призвана заплатить по счету за то, что в действительности является одним из самых гнусных актов, запятнавших страницы ее истории. С момента подписания конвенции 1881 года стало совершенно очевидно, что произойдет одно из двух – либо имперская держава практически будет выдворена из Южной Африки, либо наступит момент, когда она вынуждена будет установить свое господство даже ценой войны. Настал этот горький час, и мы призваны силой оружия подавить небольшой, но сердитый и упрямый народ, который мы же и научили относиться к нам, как к своей ровне, если не с превосходством. Если они не уступят в последний момент, что кажется маловероятным, поскольку они сами выбрали путь военного конфликта, то при новом решении южноафриканского вопроса прольется много крови как с той, так и с другой стороны.

Не распространяясь о прочих бедах и опасностях, хочу спросить, когда же все-таки дым и его запах перестанут разъедать глаза и ноздри жителей этой несчастной земли? Бодро шагая обратно на свои прииски и в мастерские, рабочие Йоханнесбурга не скоро смогут забыть о прошлом, главное впечатление о котором в большинстве случаев у них останется не из приятных. А после того, как иссякнут золотые запасы на Ранде, когда стихнет тяжелый круглосуточный топот шагов, когда голос маклера затихнет на бирже, а учредитель переедет в какой-нибудь другой город, бурские женщины все равно будут рассказывать своим детям о том, как «проклятые английские солдаты» убивали их дедов и забирали землю. В Южной Африке появятся новые Ирландии, а из зубов дракона, которыми мы вынуждены будем засеять пашню, произрастут злаки ненависти. И нам придется есть горький хлеб, который мы сами же испекли.

В отношениях с голландцами также были допущены грубейшие ошибки. К примеру, если бы в обращении с ними мы были справедливее и добрее, они никогда бы не проникли на континент, как это произошло шестьдесят лет назад в районе Мыса. Кроме того, если бы мы выполнили данные им обещания во время аннексии 1877 года и если бы сэра Т. Шепстона, который вырос среди них и которого они глубоко уважали, не перевели в военное ведомство, никакого восстания не было бы. Но восстание произошло, а вместе с ним и поражения, после которых последовало и то самое отступление, в результате которого страна сегодня вынуждена пожинать горькие плоды.

Теперь мы на пороге войны, войны неизбежной, которая будет вестись до конца. В Южной Африке место только для одной верховной власти!

О том, как все это происходило, написано коротко, но, я полагаю, достаточно ясно на последующих страницах. А поводом к их переизданию послужило желание отдельных читателей лучше познакомиться с фактами, свидетельствующими о том, что привело к нынешнему роковому кризису.

9 октября 1899 года

Г. Райдер Хаггард

Трансвааль

Глава I. Население республики, законы и обычаи

Вторжение Мзиликази. – Появление буров-переселенцев. – Образование Южно-Африканской республики. – Сандриверская конвенция. – Расширение границ. – Туземные племена, проживающие по соседству. – Ресурсы страны. – Ее климат. – Население. – Буры. – Их характерные особенности и образ жизни. – Их неприятие государственной формы правления и нежелание платить налоги. – Голландская партия патриотов. – Форма государственного правления до аннексии. – Судопроизводство. – Войска «коммандос». – Статьи дохода. – Туземные племена Трансвааля.

Трансвааль – это страна без истории. Около пятидесяти лет назад о ее существовании вообще вряд ли что-либо было известно. Мы не имеем никаких сведений о ее прошлом. Из памяти навсегда исчезли воспоминания о поколениях людей, некогда населявших ее обширные пространства. Не осталось никаких памятников, как того требует народная традиция, которые бы свидетельствовали об их существовании. Не осталось и никаких захоронений.

В период правления Чаки10 один из известнейших его военачальников, Мзиликази, по прозвищу Лев, бежал от него с большим отрядом воинов. Они двинулись в северо-западном направлении и обосновались где-то в районе нынешней провинции Трансвааля Марико. Местность, по которой шел Мзиликази, была в то время густо заселена туземными племенами басуто и макати, на которых зулусы смотрели с большим презрением. Мзиликази выразил чувства своего племени достаточно практично – он истребил каждого, кто попался ему тогда под руку. Об огромном числе убитых свидетельствуют многочисленные остатки жилищ басуто, разбросанные по всей территории.

Чака намеревался пойти вслед за Мзиликази, чтобы расправиться с ним, но не успел, так как сам пал жертвой от руки убийцы. Однако его преемник Дингаан11 исполнил задуманное братом дело, послав большой отряд, чтобы наказать Мзиликази. Эта армия, прошагав более трехсот миль, обрушилась на Мзиликази, оттеснив его и причинив ему большой урон, и вернулась домой с победой.

Вторжение Мзиликази имело большое значение для Трансвааля, так как большая часть его территории, как считают зулусы, была завоевана благодаря этому вторжению.

Примерно в то время, когда шла война с Мзиликази, в 1835 – 1840 гг., недовольные буры покидали Капскую колонию, возмущенные тем, что английские власти приняли решение об освобождении рабов. Сначала они направились в Наталь, но поскольку английский флаг настиг их и там, то они продвинулись дальше в глубь территории, в район реки Вааль и основали там город Мун Ривер Дорп, или Почефструм. Здесь к ним присоединились недовольные из Оранжевой республики, от которой впоследствии нам пришлось отказаться, но которая вто время являлась английским доминионом. Руководствуясь

вернуться

10

Чака – зулусский правитель (1816 – 1828), объединивший родственные зулусам племена и создавший могущественную зулусскую империю.

вернуться

11

Дингаан – зулусский правитель (1828 – 1840).