— Это как Симон и Пимон вокруг нашего Колобка.

Шутка удалась, тем более что прапорщиков в роте боялись гораздо больше чем самого капитана.

Тем временем дежурный рапортовал.

— Товарищ капитан, третья рота Рязанского кадетского корпуса имени фельдмаршала Голенищева-Кутузова в количестве ста трех человек построена. Отсутствует кадет Морозов.

«Ба, неужели опять Мороз деру дал?!» — удивился Вовка. Пока проводили поименную проверку он думал о этом парне, из-за этого чуть было не прозевал откликнуться на свою фамилию. Слава богу он вовремя очнулся и рявкнул в ответ на свою фамилию традиционное:

— Я!

Про Морозова Владимир думал и позже, когда они шли в столовую.

Странный он парень, этот Мороз. Что ему еще надо — поют, кормят, одевают. Каждую субботу на стрельбах, прошлый раз возили на танкодром, дали каждому прокатиться внутри этого грохочущего, пропахшего соляркой и маслом чудовища. Несколько орудийных залпов дополнили восхищение пацанов. После этого почти все они решили по окончанию курса подать рапорт на зачисление в роту со специализацией танкист-механик. Было человек десять бредивших авиацией, трое давно и осознано добивались перевода в нахимовское училище, так было велико их желание связать свою судьбу с морем. И только этот парень, Морозов, выбивался из общей колеи. А ведь был как и все, из беспризорников, пять лет назад их всех выловили в столичных подвалах, чердаках, на вокзалах. Тогда они бунтовали все, пытались бежать, рвали и жгли не по размеру длинные гимнастерки и галифе, оставшиеся в наследство еще от Советского Союза. Но тотальный невод под названием «Операция Кадет» беспощадно продолжал отлавливать беспризорных подростков по всей стране, шло сличение фотоснимков и отпечатков пальцев, потом беглеца быстро возвращали в приписанное ему место назначение. Сотни военных заведений открывались в самых разных уголках страны, от Сахалина до Калининграда. Постепенно волна побегов пошла на убыль, хорошая кормежка, новенькая, щеголеватая форма: камуфляж, черный берет и высокие армейские полуботинки, многих смирили с этой строгой армейской жизнью. Постепенно сознание подростков менялось. Их здесь учили, кормили, они имели ясную перспективу на всю будущую жизнь. Из кадетского училища их выпускали прямиком в армию, причем каждому из них автоматически присваивалось звание младшего сержанта. Те, кто больше преуспел в рвении и армейских дисциплинах могли получить сразу и сержанта. По истечении года службы в армии бывшие кадеты могли подать прошение на зачисление в школу прапорщиков. С их подготовкой бывшие беспризорники походили ускоренный курс и уже через три месяца могли вернуться в ту же часть со звездочками прапорщиков на погонах. Кроме того отличники сразу после окончания кадетского училища могли подать рапорт на поступление в высшее военное училище. Отбор здесь был жестокий, ведь тех, кто изъявлял такое желание, гоняли по особой программе, и по тактике, и по школьным дисциплинам, и физ-подготовке. Обычно после такой жестокой школы девяносто шесть процентов кадетов с блеском проходили экзамены, беспощадно выбивая из конкурса соперников пришедших с гражданки. Именно такую карьеру наметил себе и Вовка Фомичев. И тем более он не мог понять этого самого Морозова. На памяти Фомичева это был уже седьмой побег Мороза, или как звал его капитан Даев: «Отморозка».

А внешне ни кто не мог сказать что этот парень «стыд и позор третьей роты». Учился Витька хорошо, был подтянут, весел, лучше всех печатал строевой шаг, да и внешне выделялся из всех курсантов рано созревшей мужской красотой: высокий, узкий в талии, но широкоплечий, с томными, темно-карими глазами, правильным носом и густыми, черными бровями. На припухлых глазах его всегда играла улыбка, а в запасе имелся свежий анекдот, причем Фомичев был готов поклясться, что Витька выдумывает их сам. В отличие от своих сверстников Мороза уже не мучили юношеские угри, и возвращаясь после побегов, он со смехом рассказывал о своих подвигах на сексуальном плане. По его словам ни кто не мог устоять перед его чарами, особенно одинокие базарные торговки тридцати и более лет. До поры это все воспринималось как нечто фантастическое, байки и есть байки. Но как-то через неделю после очередного побега в их училище нагрянула симпатичная женщина лет сорока требовавшая свидание с Морозовым. На все допросы начальства она отвечала что является кадету двоюродной сестрой, притащила целый мешок жратвы, мгновенно уничтоженный кадетами, и выбила для Витьки самое настоящее увольнительное. С него Мороз вернулся довольный как кот и под хмельком, за что был лишен всех отпускных на полгода вперед. В ту же ночь Витька слинял из части, и был обнаружен через неделю как раз по адресу той самой мнимой сестры, причем повязан был поисковой группой тепленьким у ней в кровати. После этого случая скандальная слава Мороза пошла на взлет. Вот это и бесило ротное начальство. Бесшабашная вольница Мороза выгодно отличалась от размеренной, скучной кадетской жизни. Кроме того из-за его побегов рота ни как не могла взять первое место по училищу, хотя по всем остальным показателям законно претендовала на него.

Время шло заранее распределенным порядком, строевая подготовка сменялась тактической подготовкой, и после пятикилометрового марш броска в каске и с автоматом за плечами ужин и сон казались самой высокой наградой. За этим все потихоньку начали забывать о беглеце, и поэтому когда на уроке геометрии по партам прошелестело:

— Мороза привезли, — все, соскочив с места, кинулись к окнам.

На плацу действительно два солдата срочной службы вели Морозова. В этот раз он выглядел как ни когда странно: джинсы в обтяжку, узкая, черная рубашка с заклепками, длинные, до плеч волосы, и реденькая, юношеская бородка.

— Прямо поп! — засмеялся кто-то из кадетов.

— Ну-ка сядьте счас же на место! — взвизгнула учительница математики по кличке Ежжа. Это слово произошло сразу от двух слов: Еж и Уж. Геометричка была длинная, худая, но волосы на ее голове торчали густым ежиком. Фомичев помнил, что эту кличку в свое время ей дал как раз Морозов. Он почти всем давал клички, и почти все они приживались. Того же Фомичева он прозвал Фома, а командира корпуса за хриплый голос Контрабасом.