Господи, это же не я сделала, я же не могла такого сделать!

   А кто тогда?

   Она снова глянула в сторону станции, потом, морщась от боли, стянула с плеча ремешок. Ножны оказались наполовину распороты, и из прорехи теперь косо торчал окровавленный клинок, кажущийся очень довольным. Шталь сглотнула, быстро обмахнула ладонью глаза, потерла пострадавшее запястье и, подобрав пистолет, еще раз убедилась, что убиение напавшего на нее прошло незамеченным для его коллег. Другое дело, насколько долго оно останется незамеченным. Как там сказал Михаил - для паранга не имеет значения, что она не умеет с ним обращаться, и он будет думать за нее? Надумал, ничего не скажешь! С одной стороны, конечно, сердечное спасибо. С другой - прочие, найдя своего сподвижника распоротым, уж точно рады не будут. А вдруг она этим только что все испортила? Ейщаров же обещал никого не приводить, теперь же будет очевидно, что кто-то все-таки пришел.

   Никаких ощущений от содеянного не было - вероятней всего, потому, что сейчас просто было не до того, только в ногах появилась мелкая противная дрожь, да чувство голода сменилось легкой тошнотой. А так - все осталось, как было, мир не изменился, и ветер все так же раскачивал березы над головой, и ей казалось, что у нее в груди тоже дует ветер - странное чувство, от которого по всему телу побежал озноб. Эша подобралась к берегу и, держась за ивовые плети, скользнула в воду, сразу же погрузившись по пояс. Вода оказалась прохладной, одежда тут же окончательно промокла и неприятно прилипла к телу. Эша посмотрела на пистолет, пытаясь сообразить, насколько боеспособен он будет после намокания, потом сунула его за пояс, окунулась в воду по грудь и, держа в руке паранг, начала пробираться вперед, нашаривая ногами закоряженное дно и изредка держась за свисающий к воде ивняк. Сквозь шум деревьев вновь вскрикнула птица - унылый, похоронный звук. Эша заспешила, ее нога соскользнула с очередной коряги, и рука, сорвавшись с ветки, легко бултыхнула по воде. Эша тотчас погрузилась в воду с головой и, уцепившись за что-то, притаилась на дне, в ужасе глядя сквозь волнующуюся поверхность на изломанные рябью силуэты, высунувшиеся из ивняка.

   Они не спешили, обстоятельно оглядывали все вокруг, а воздух у Эши, между прочим, уже начал заканчиваться. Один, подойдя к самой кромке берега, наклонился, всматриваясь в воду. Бледное пятно его лица повисло точно над Шталь, и ей показалось, что он смотрит прямо ей в глаза. В голове тонко зазвенело, вода полезла в рот через сами собой разжимающиеся губы, и Шталь уже едва сдерживалась, чтобы не выскочить из реки сию же секунду.

   Человек выпрямился, повернулся к остальным, и через несколько секунд на берегу вновь стало безлюдно. Она подождала еще мгновение, отчаянно мотая головой, потом стремительно высунула лицо из воды, жадно хватая ртом воздух и стараясь не закашляться. Из-за ивняка до нее долетел негромкий удаляющийся мужской голос:

   - Должно рыба играет...

   Ага, в ночной Шае!.. Вы, мужики, слава богу, точно не местные!

   Сморщившись, Эша беззвучно сплюнула успевшую набиться в рот грязь, проверила, не вывалился ли пистолет, и, дождавшись очередного порыва ветра, положила паранг на землю, уцепилась за ветки и с предельной осторожностью извлекла себя из реки. Ивняк хрустнул, и она замерла. Березы на мгновение тоже замерли, потом зашумели еще более яростно, и Эша, мысленно умоляя и саму Шаю, и всю окружающую ее природу сберечь ее передвижения, заползла в кусты, волоча за собой паранг. Река напоследок наградила ее легким шлепком, словно чтобы подбодрить, после чего все вокруг, будто назло ее мольбам, неожиданно замерло, и Шталь застыла среди ивовых плетей и лесной тишины, боясь шелохнуться и даже дышать. Но двумя секундами позже опять задул спасительный ветер.

   Ейщарова она увидела сразу, хоть его и заслоняли чужие спины. Он стоял вполоборота к реке, глядя на станционные руины, где во тьме, оттенявшей бетонную стену, шевелился на ветру густой ивняк. Лунный свет не доставал туда, растекаясь у самого края кущ, словно сама тьма не давала ему двигаться дальше, хотя заросли, в которых притаилась Эша, были сдобрены им сполна, и в любую секунду кто угодно мог увидеть в них ее бледное мокрое лицо, на котором, она не сомневалась, луна сияет в каждой капельке. На тропе стояли не две машины, как она думала вначале, а целых пять - все с выключенными фарами и открытыми дверцами, тяжелые, громоздкие, как танки, и за их стеклами тоже вспыхивали и гасли сигаретные огоньки. А люди - люди были не только на тропе, возле машин, и у прибрежных зарослей - они были здесь везде, распределившись по вытоптанной отдыхающими полянке неровным кругом. Шталь начала считать и довольно быстро окончательно помертвела от ужаса. Даже по самым небрежным подсчетам на полянке собралось никак не меньше тридцати человек. В голове у Эши тут же возникли две мысли. Первой была гордость за Олега Георгиевича, которого, оказывается, Лжец опасается настолько, что нагнал сюда пропасть народу. Второй, что свернуть эту ситуацию нет никакой возможности. Понятно, почему Лжец с такой уверенностью предрекал судьбу любого, кто заявится вместе с Ейщаровым. И люди-то на полянке стоят не с пустыми руками - множество пистолетов смотрели Ейщарову точно в голову. Не боятся перестрелять при этом друг друга? Картина - точь в точь из стандартных штатовских боевиков, изобилующих сценами, где герои целятся друг в друга из всех видов оружия двумя руками и ведут длинные раздражающие диалоги.

   Ейщаров стоял с чуть поднятыми руками, вокруг него мельтешили две темные фигуры, тщательно обыскивая сверху донизу. Поза Олега Георгиевича казалась усталой и в то же время невероятно скучающей, словно ему все происходящее уже до смерти надоело. Перстень на указательном пальце поблескивал, точно подмигивая Шталь вишневым глазом и пытаясь убедить, что все не так уж плохо, как кажется.

   - Ничего нет, - произнес один из обыскивавших Ейщарова. В его голосе звучало отчетливое презрение и разочарование, как будто тот ожидал, что Олег Георгиевич явится на встречу по меньшей мере с парой пистолетов, уймой ножей и компактной гаубицей. - И никаких устройств тоже. Только телефон.

   Он перебросил сотовый одному из своих коллег, стоявших перед носом Шталь, она услышала несколько слабых щелчков, потом хруст, человек развернулся, взмахнул рукой, и позади Эши в реке слабо плюхнуло.

   - Не будем рисковать, - сказали из тьмы, сгустившейся в зарослях возле остатков здания. Лжец. Интересно, чье на нем сейчас лицо? Может, его собственное? Эша невольно вытянула шею, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь, но тьма надежно скрывала говорившего. - Раздевайся!

   - Музыку включишь? - со смешком поинтересовался Ейщаров.

   - А ты все юморишь? - Эша почувствовала из тьмы почти дружелюбную улыбку. - Это приятно. Вообще, можешь не верить, но я очень рад снова тебя увидеть.

   - И для пущей радости хочешь увидеть меня голым?

   - Раздевайся. Только сначала сними кольцо и брось в реку.

   Ейщаров стянул с пальца перстень и, не оборачиваясь, взмахнул рукой. Перстень, сверкнув, перелетел через его плечо и исчез среди водной ряби почти беззвучно. Из неровного человеческого круга раздалось едва слышное неодобрительное ворчание. Олег Георгиевич, холодно усмехнувшись, стащил с себя майку и бросил ее на землю. Сбросил ботинки и подтолкнул их к майке. С легким звяканьем освободил пряжку ремня, расстегнул джинсы, неторопливо снял их и отправил туда же, оставшись в одном белье.

   "Ух ты!" - мысленно сказала Эша, на какое-то время перестав интересоваться прочими составляющими ситуации.

   - Трусы тоже? - спокойно спросил Олег Георгиевич.

   - Можешь оставить, - милостиво разрешил голос. - Проверяйте.

   Один из обыскивающих извлек какое-то прямоугольное устройство с подмигивающей красной лампочкой и принялся водить им вверх вниз вдоль тела Ейщарова, точно металлодетектором. Другой с величайшими предосторожностями сгреб одежду и унес ее куда-то к машинам.