Бармин спустился на бетон посадочного пятна, — садились-то по вертолетному, — глядь, а к нему уже катит черный внедорожник.
«Действительно ждали…»
Машина подъехала, и навстречу Ингвару выскочил подтянутый молодой человек, одетый как бы для охоты. Сапоги, брюки-галифе, свитерок тонкой вязки и кожаная куртка.
— Господин Менгден, прошу вас! — Взгляд, жест, распахнутая дверца. Все четко, как на плацу, и, разумеется, с должным уважением.
— Благодарю вас, — поблагодарил Ингвар, ибо вежество — наше все.
Он забрался в машину, откинулся на спинку и приготовился ждать. Понятное дело, развлекать его разговором никто не собирался. Грустно, но ожидаемо, поэтому Бармин решил считать себя почетным гостем.
— Что с моими вещами? — спросил, доставая из кармана пачку сигарет.
— О них позаботятся. — Коротко и, по существу.
Ингвар закурил, никак не отреагировав ни на слова, ни на интонацию, с которой они были сказаны. Огляделся в салоне и по известным ему уже признакам нашел встроенный в спинку переднего сидения бар. Открыл. Оценил взглядом хрустальный графин, похожий на штофик из прозрачного стекла. Взял в руку, вытащил пробку и понюхал. Пахло хорошо, — старым и крепким виски с медовым привкусом, — поэтому Ингвар плеснул себе в толстостенный стакан, к слову сказать, единственный и значит, приготовленный специально для него, пригубил, и в этот момент его снова «достало». Однако на этот раз жара не было, зато было приятное, проникающее в плоть и кости тепло, быстро превратившееся в «ощущение, что он вернулся домой». Как это возможно, Ингвар не знал, но это было именно то, что он почувствовал.
«Возвращение блудного сына. Родные пенаты. Отчий дом. И дым отечества, нам сладок и приятен! Где-то так…»
Он сделал глоток виски, пыхнул сигаретой, но ничего не изменилось. Ощущение, что он вернулся домой, осталось с ним, а еще, словно бы кто-то нашептывал ему на ухо, что родина его помнит, — и откуда бы ей его знать и помнить? — но вот ведь как, помнит и ждет. А тепло постепенно впиталось в тело Ингвара и растворилось в нем без остатка.
Между тем, внедорожник выехал на шоссе и помчал по нему на запад. Ехали быстро, благо дорожное покрытие позволяло, но даже на высокой скорости, путешествие заняло около получаса. За это время Ингвар пережил еще два «прихода» и установил, отчего их машину не охраняют. Просто вместо кортежа за ними сверху приглядывали сразу три боевых геликоптера.
«Значит, не убьют, — решил Ингвар. — Во всяком случае, не сразу».
Дорога шла мимо чистеньких деревень и усадьб-фольварков, мимо возделанных полей и выгонов, ныряя иногда в лесную чащу, а потом вдруг вырвалась на простор, и последний законный наследник рода Менгденов увидел Усть-Углу. Высокие темные стены и еще более высокие круглые башни. Монументальную надвратную башню, саму по себе являвшуюся чем-то вроде небольшого замка, и выглядывающую из-за стены верхушку восьмигранной Медвежьей башни. Реку и мост, и разросшийся за века город Шексна, — там торчали даже тридцатиэтажные высотки, — занявший все территории к северу и востоку от замка и переползший на другой берег реки, сразу за мостом.
«Предки знали, что нужно человеку, чтобы встретить старость, — мысленно поморщился Ингвар, рассматривая приближающийся замок. — Увы, но все это никогда не было моим и уже вряд ли будет».
Машина ехала быстро, и замок стремительно вырастал перед Ингваром, открывая, — кадр за кадром, — свою грозную красоту.
«Ну вот я и дома…» — Ингвар думал сыронизировать, но получилось иначе, потому что замок откликнулся, по-другому не скажешь, подтвердив, что так все и обстоит. Дома.
Разумеется, это не были слова. Даже не мысли. Это было неструктурированное чувство, и оставалось только гадать, как Ингвар понял полученный им от замка «смысловой посыл», и откуда узнал, что «посыл» принадлежит именно замку. С Ингваром говорил не человек, а сам дух этого места. Древний и добрый конкретно к нему. А вот, что это означает, Бармину еще предстояло узнать. И, въезжая в замок Усть-Угла, он уже четко знал, что приехал сюда не зря.
Приняли его хорошо. Порученец Великого князя был учтив и предупредителен. Он объяснил Бармину, что собственно на охоту Его Высочество предполагает выйти завтра ближе к вечеру[110]. К этому времени егеря разведают местность, определят места кормления кабанов и соорудят лабазы. Народу в охоте будет участвовать немного, — всего две дюжины мужчин, — но в замок съехалось уже довольно много гостей, так как Андрей Романович решил заодно устроить прием для узкого круга приближенных, имея в виду, как родню и близких друзей, так и сослуживцев. Раут состоится сегодняшним вечером и продолжится охотничьим пиром завтра во второй половине дня. Большинство гостей уже прибыли, и разместились в замке, остальные — продолжают прибывать. Они, как понял Ингвар, использовали аэропорт Череповца, а не Вологды, а кое-кто, те что летали на относительно небольших машинах, садились прямо у стен Усть-Углы близ крепостного моста. Впрочем, о количестве гостей и о том, что они продолжают съезжаться на бал, Бармин уже знал. Слышал шум моторов, видел людей во дворе замка, ощущал, благодаря любезности Усть-Углы, взявшего его «по-домашнему» под свое крыло.
Переговорив с порученцем, — наверняка, каким-нибудь поручиком из Тайного приказа, — Ингвар посетил отведенную ему комнату в «коридоре холостяков», — эдакий небольшой гостиничный номер в отеле средней руки, но без удобств, — и, не переодеваясь, отправился на прогулку по «родным пенатам». План замка он узнал, изучив соответствующую главу в трехтомнике Конрада Менгдена и прослушав лекцию княгини Кемской, бывавшей здесь и не раз в былые времена, так что хорошо представлял себе, куда идет и зачем. Другое дело, что, как вскоре выяснилось, ему и этого не требовалось. Замок сам «показывал» ему себя, «называл» помещения и «объяснял», что к чему. Лучшего гида было бы трудно найти, а по поводу того, как это возможно, Ингвар решил пока даже не гадать. Есть и есть.
Направляясь в Усть-Углу, Бармин думал, что не найдет там никаких следов прежних хозяев. Но он ошибался. Чем дольше Ингвар гулял по замку, тем больше убеждался, что, заполучив чужое добро, Андрей Северский ничего не стал здесь менять. И замок подтверждал эти его предположения буквально на каждом шагу. Получалось, что в Усть-Угле все сохранилось таким, каким было при отце Ингвара и его деде. Та же мебель, — частично оставшаяся от темных веков Северного Переможья, и серьезно обновленная в пресвященном XVIII веке и декадентском начале XX, — те же «франкские» и «алеманнские» гобелены и шпалеры, сотканные на псковских и ростовских мануфактурах. Картины художников эпохи Северного Возрождения, некоторые из которых творили в обоих мирах, — Мемлинг, например, Дюрер и Кранах, — а другие, по-видимому, родились только в мире магии. Амосов, писавший мрачные осенние пейзажи, портретист Сметанин и баталист Хакман, и еще десятка полтора талантливых и, видимо, хорошо известных просвещенной публике живописцев. А еще здесь, как и во всех замках старой знати, было очень много очень разного холодного оружия и охотничьих трофеев в виде оленьих рогов, мамонтовых бивней и оскаливших пасти бурых и белых медведей, полярных волков и рысей, среди которых затесался даже один усуриец с чудовищного размера клыками в огромной пасти.
Разумеется, Ингвар был здесь не один. Теми же маршрутами прохаживались и другие гости князя. Парами и небольшими группами они медленно перемещались из зала в зал, словно попали в музей, — типа Лувра или Эрмитажа, — в котором раньше никогда не бывали. Бармин никого из них не знал, а они не знали его, поэтому всего лишь вежливо раскланивались, раз некому было их друг другу представить, и шли дальше. Но, по как бы вскользь брошенным в его сторону взглядам, несложно было догадаться, что его присутствие вызывает у этих людей одновременно живейший интерес и вполне уместное недоумение. Все остальные гости были знакомы между собой, — хуже, лучше, едва или шапочно, не суть важно, — а вот Бармина не знал никто. Хотя с этим умозаключением он явно поспешил. Кое-кто его все-таки знал и не замедлил это продемонстрировать.
