Итак, похоже, у него объявилась еще одна кузина, и, значит, в повестке дня появился новый пункт: родственники. Бармин об этом до сих пор как-то не задумывался, если не считать, конечно, инцидент с датской родней, но по факту у него должно было быть полно родни, с которой он не то, что не был знаком, он о них практически ничего не знал. А стоило бы, наверное, поскольку родня — это иногда сила, а иногда — слабость. Или даже все в одном флаконе.

«Что ж, давайте-ка разберемся… Впрочем, наверное, не здесь и не сейчас. И пусть для начала этим займется Ия!»

Бармин попросил у полковника листок бумаги и карандаш и быстренько, — пока не отвлекся на другое, не забыл или еще что, — записал все, что запомнил важного из рассказов княгини Кемской.

На данный момент Бармин знал лишь то, что у его родного деда графа Карла Менгдена было три жены. Родная бабушка по отцовской линии Барбара Менгден урожденная Корибут-Воронецкая умерла молодой, подарив мужу единственного сына — отца Ингвара. Здесь новых родственников можно было искать разве что среди Корибут-Воронецких. Троюродные братья и сестры, о которых, как и о родственниках со стороны другой его бабушки — княгини Кемской, Бармин ничего не знал. Даже имен, если не считать, конечно, родную тетку Княгиню Ульяну Холмскую, с которой он познакомился сразу после «возвращения» на Большую Землю. Однако в то время ему даже в голову не пришло расспросить ее о том, есть ли у нее дети. А потом она уехала, и он о ней благополучно забыл. Других дел хватало. Однако, Холмская — не проблема. С ней хорошо знакома Ольга, которую Бармин предполагал встретить за завтраком.

Второй женой деда была ныне здравствующая — где-то там за горизонтом, — Елизавета Глинская, приходящаяся, к слову, нынешнему главе клана Глинских родной теткой. У нее, насколько было известно Бармину, родилось от Карла Менгдена трое детей: две ныне давно уже замужние дочери, имен которых Ингвар, к стыду своему, не знал, и сын Петр. У теток, скорее всего, есть дети, приходящиеся Бармину двоюродными братьями и сестрами. А вот дядя, вроде бы, считался холостым, но возможно, был все-таки женат. Что-то такое в свое время сказала Ингвару об этом Анна Георгиевна. И наконец, третья жена — Марфа Аленкина. Судя по возрасту, должна, наверное, быть жива, но с Ингваром связаться пока не пыталась. Хотя по закону, и ей и Елизавете Глинской он приходится родным внуком, но, видимо, обе две так не считали. У Марфы была, — да, наверное, и продолжает быть, — замужняя дочь. К слову сказать, еще одна тетка, чьи дети приходятся ему довольно близкой родней. И это все пока. Были ли у деда внебрачные дети, неизвестно, но, наверное, стоило бы проверить и этот след, как, впрочем, не лишне будет поинтересоваться личной жизнью отца. Что, если у Сигурда тоже имелась где-нибудь неизвестная широкой общественности конкубина и бастарды от нее?

Однако, кроме деда и предполагаемых грехов юности, есть еще официально признанная отцовская родня, поскольку у Сигурда Менгдена было две жены: мать Ингвара Хельга и небезызвестная датская сволочь — Маргарета Браге. Благодаря матери, у Бармина есть сестра Варвара, а вот про датскую родню еще предстоит навести справки и как бы не пришлось этих родственничков потом отстреливать, как оголодавшую волчью стаю зимой…

Пятнадцатое июня 1983 года

Прошедшие с приезда в Усть-Углу дни были наполнены нервозной суетой, всполохами бесполезного энтузиазма и пароксизмами суматошной деятельности. Все пытались что-то делать, куда-то спешили, о чем-то спрашивали, но так, на самом деле, и должно было быть. Новая семья Менгденов создавалась на ходу и на новом месте, под чудовищным психологическим прессом и в окружении малознакомых или вовсе незнакомых людей. В условиях полной неопределенности во всем, что касается большой политики, закулисных интриг и подковёрной борьбы сильных и «бессильных» мира сего. А ведь от четкого понимания того, кто с кем бодается и для чего, зависела их общая безопасность: Ингвара и его женщин. При этом, более или менее, проясненными для Бармина являлись лишь отношения с Еленой и Варварой. С Ольгой, которая, как на зло, задерживалась, — дайте боги, чтобы не прибили дуру ненароком! — все было сильно запутано и напрочь непонятно. Не менее сложной проблемой представлялась Мария Полоцкая. С одной стороны, она еще сущий ребенок, причем ребенок сильно избалованный, а с другой — нареченная и официально заявленная невеста, красивая юная девушка и сильный маг в придачу. Так что, Бармину с его дамами вполне хватало головной боли, но им, на самом деле, тоже было отнюдь не просто. Девушкам приходилось притираться друг к другу, выстраивая по ходу дела систему взаимных отношений и общий взгляд на проблему полигамии. Их общий мужчина тоже, между прочим, требовал оценки и понимания, в целом, как будущий знатный феодал, муж и любовник, и в частности, как мужчина и человек, взявший на себя ответственность за их жизнь и благополучие. Но и Бармину приходилось нелегко. В связи со сложившимися обстоятельствами, он волей-неволей должен был играть роль альфа-самца и отца-командира в одном флаконе, а он к такому не привык, что в той жизни, что в этой, и закалял характер там, где получится, и так, как выйдет. Хотелось бы, конечно, большей определенности и хорошего учителя по всем предметам в придачу, но приходилось довольствоваться тем, что есть, и не роптать на Фортуну и Хамингью[166], которые, судя по всему, и так уже из кожи вон лезут, чтобы порадеть своему избраннику, а то, что он любимец богини удачи Бармин нисколько не сомневался.

До завтрака Ингвар успел накоротке повидаться с капитаном Алмазовым, поговорить с мажордомом Рудневым, который представил ему только что прибывшего из Городца личного камердинера — Антона Норлинга, кроме всего прочего, говорившего не только по-русски, но и на норне[167], и, наконец, обменялся мнениями с майором Злобиной. Ия коротко рассказала ему о переброске в Усть-Углу дополнительных сил и средств, и о передаче функций непосредственного командования дружиной генералу Горбатову-Шуйскому. Она так же отчиталась о проделанной работе по организации эффективной, как она подчеркнуто выразилась, Службы Безопасности и передала папку с собранными ее людьми сведениями о ближайших родственниках Ингвара Менгдена. Разговор с ней Бармину понравился. Похоже, они наконец поняли друг друга, и в итоге он приобрел в ее лице лояльного и опытного сотрудника. Так что в трапезную на завтрак он пришел в хорошем настроении, которое ему, разумеется, тут же попытались испортить, но Бармин на провокацию не поддался.

— Дамы! — сказал он, устраиваясь во главе обеденного стола, — давайте сделаем над собой усилие и прежде, чем начинать конфликт, попробуем разобраться, что происходит, почему и все прочее в том же духе. Постоянно возвращаться к вопросу «мирного сосуществования в одной отдельно взятой семье» утомительно и глупо. Но сейчас, в качестве исключения, я, с вашего позволения, постараюсь коротко разъяснить все накопившиеся за эти дни непонятки, хотя видят боги, я вам про это уже говорил, еще когда мы на самолете летели сюда из Крыма. Впрочем, воля ваша, а повторение — мать учения. Давайте еще раз кое-что уточним, и тогда мы сможем, наконец, приступить к трапезе.

— Есть возражения? — обвел он взглядом членов своей порядком разросшейся, но все еще официально несуществующей семьи и их ближайшее окружение. — Нет? Отлично. Тогда, так. Разрешите представить всем, кто с ней еще не знаком, княжну Ольгу Федоровну Кашину. Она выходит за меня замуж в рамках соглашения, основанного на завещании моей бабушки княгини Кемской. В целях безопасности Ольги Федоровны, а у меня есть причины опасаться за ее жизнь и здоровье, я настоятельно рекомендовал ей перебраться в замок, но, как видите, она не торопилась.