Эмбер, я люблю вас. Люблю всем сердцем, всем своим существом. Не могу выразить словами, как я сожалею, что обидел вас, пусть даже на одно мгновение, своей непроходимой тупостью. Я так нуждаюсь в вас, что не допускаю и мысли, что мне придется прожить жизнь без вас.

Впрочем, хватит обо мне. Итак, что я могу предложить вам, кроме собственной персоны? Я богат, у меня есть друзья, весьма достойные люди, физически я здоров и обычно пребываю в здравом уме. Я никогда не поднимал руку на существо женского пола или на кого-либо слабее себя. Что касается моего преступного прошлого, я вступил на этот путь только потому, что не видел иного способа выжить. Но с этим давно покончено. Единственная моя мечта — это посвятить вам свою жизнь и сделать вас счастливой. Не уверен, что у меня это получится, но я приложу все усилия.

Я постараюсь стать для вас хорошим мужем, однако у меня нет семьи, не считая тех людей, с кем меня сплотили годы лишений, и имени, за исключением того, которое я сам себе придумал. Можете ли вы принять человека без роду без племени, который предлагает вам все, чем владеет? Согласны ли вы выйти за меня замуж? Я приеду в Сент-Эджит после того, как отправлю это письмо, чтобы дать вам время принять решение. Надеюсь, вы ответите согласием. Прошу вас, скажите «да». Если вы это сделаете, будьте готовы уехать со мной, поскольку ваш приемный отец поклялся пристрелить меня, если я покажусь в ваших краях. Но вам не следует беспокоиться. Я в состоянии защитить себя, не причинив ему вреда. У меня есть друзья, порядочные люди, у которых вы можете пожить до нашей свадьбы.

Пожалуйста, скажите «да», когда мы снова увидимся. Ваш покорный слуга, Эймиас Сент-Айвз».

Когда он закончил, в лампе едва теплился огонек, а к тому времени, когда Эймиас перечитал письмо, чернила высохли. Он натянул на плечи сюртук, взял письмо и направился к двери. Всего лишь месяц назад он впервые увидел Эмбер, а теперь не мог дождаться, когда снова встретится с ней.

С первыми лучами утреннего солнца Эймиас вышел из дома и зашагал к конюшне. Оседлав лошадь, он забрался в седло и выехал со двора. В этот ранний час на улице было пустынно. Знать еще почивала, и даже саше яростные приверженцы верховых прогулок, еще не выбрались наружу, чтобы совершить утренний моцион. Он не встретил никого, кроме молочниц и редких прохожих. Большинство слуг и уличных торговцев еще только поднимались со своих постелей. Но Эймиас знал, что в это время на почтовую станцию прибывает первая карета с запада. Если он поторопится, то сможет передать письмо кучеру, прежде чем тот отправится в обратный путь.

Подъехав к оживленной станции, расположенной в западной части города, он увидел запыленную карету, из которой выгружались пассажиры, сундуки и сумки. На другие кареты шла посадка. Даже в этот ранний час двор гостиницы был запружен как самими путешественниками, так и теми, кто пришел проводить их и встретить.

Задав несколько вопросов, Эймиас узнал имя кучера кареты, отправлявшейся в Корнуолл. Разыскав парня, он вручил ему письмо и приличную сумму, чтобы тот доставил его по назначению.

Только теперь, когда его послание благополучно исчезло в кожаной сумке кучера, Эймиас смог расслабиться. Напряжение оставило его. Он поднял лицо к восходящему солнцу. Итак, дело сделано.

Он повернулся, собираясь уйти, когда его глаз приметил знакомое сочетание темного золота и янтаря. Застыв на месте, Эймиас уставился на женщину с таким же цветом волос, как у Эмбер. Она села в наемный экипаж, и дверца кареты закрылась за ней. На какое-то мгновение ему показалось, что это Эмбер, и он чуть было не кинулся следом, чтобы убедиться, что это действительно она. Но вовремя опомнился. Неужели он теперь в каждой женщине будет видеть Эмбер?

Эймиас вздохнул, чувствуя, как стихает бешеный стук сердца.

Теперь, когда он написал ей письмо, нужно набраться терпения. Он подождет. Правда, это легче сказать, чем сделать. Если повезет, они снова увидятся. А для этого ему нужны удача, терпение и, возможно, молитва.

Он представил себе лицо Даффида, когда тот узнает, что он собирается посетить церковь, и его охватил приступ веселья. Толпа раздалась, глазея на высокого белокурого мужчину. Он был элегантно одет и выглядел вполне респектабельно, не считая утренней щетины на лице. Единственная странность заключалась в том, что он громко хохотал, будучи совершенно один.

«Только недолго, — подумал Эймиас, посерьезнев. — Господи, пусть это будет недолго».

Эмбер сидела в наемном экипаже, крепко сжимая в руках сумочку. Она вцепилась в нее мертвой хваткой, как только покинула Корнуолл, и не выпускала всю дорогу, опасаясь разбойников. Когда этим утром карета наконец-то остановилась на лондонской почтовой станции, она сжала ее еще крепче, опасаясь воришек. Стоя во дворе гостиницы в ожидании экипажа, она стискивала ее каждый раз, когда мимо проходила женщина старше ее возрастом. Она слышала немало историй о сводницах, заманивающих в лондонские притоны простодушных Провинциалок. Ее руки ныли от напряжения. Но не так сильно, как ее сердце.

Итак, она это сделала. Впервые в жизни уехала из дома. Впрочем, печально подумала Эмбер, скорее, во второй. Но она не помнила ничего, кроме дома Тремеллинов, и ей было мучительно больно покидать его.

— Ты уверена? — в который раз спросила ее Грейс вечером накануне отъезда.

— Да, — отозвалась Эмбер. — Не беспокойся. Ты не будешь чувствовать себя одинокой. У тебя есть Тобиас, а он очень хороший человек.

— Я понимаю, — вздохнула Грейс. — Но папа будет скучать по тебе.

— Знаю, — сказала Эмбер, вздохнув, в свою очередь. — Но взгляни на это с другой стороны. Миссис Эймс, миссис Тиддл и мисс Уильяме будут в восторге. До сих пор здесь хозяйничала я. А теперь, учитывая, что ты скоро уедешь, все они питают надежды, что он почувствует себя достаточно одиноким, чтобы снова жениться. Единственное, чего можно опасаться, — как бы они не погребли его под горой пирогов, пудингов и прочих подношений. — Увидев, что Грейс улыбается, она продолжила: — О, они задушат его своим вниманием и доведут до отчаяния постоянными визитами. Боюсь, как бы это не повредило его здоровью. — Она подождала, пока Грейс перестанет хихикать, и заговорила более серьезным тоном: — Знаешь, после того как мы столько лет препятствовали его повторной женитьбе, лучшее, что мы можем сделать для него сейчас, — это оставить его в покое.

Грейс не выглядела убежденной.

— Грейс, — настаивала Эмбер, — у тебя нет причин для ревности, даже если он снова женится. Мистер Тремеллин обожает тебя, а когда у тебя появится ребенок, он сойдет с ума от радости.

— А как же ты? — жалобно произнесла Грейс. — Поедешь в Лондон? Одна? Без сопровождения? Он изведется от беспокойства, ведь ты ему как родная дочь.

Эмбер кивнула, не доверяя своему голосу. Ни в коем случае нельзя допустить, чтобы Грейс узнала о предложении мистера Тремеллина.

— Не беспокойся, — вымолвила она, наконец, — мы с ним поговорили. Он понимает, что дети рано или поздно уходят из дома.

— Правда? — усомнилась Грейс. — Складывается впечатление, что он избегает тебя с того дня, как ты сообщила о своем отъезде.

— Да? Я даже не заметила, — сказала Эмбер, надеясь, что ей простится эта ложь. — Просто он не из тех людей, кто выставляет напоказ свои чувства. И потом, разве он не пригласил меня час назад в свой кабинет, чтобы поговорить?

Тремеллин действительно говорил с ней, и если он не хотел показывать своих эмоций, то, по крайней мере, не скрывал своей заботы.

— Тебе вовсе не обязательно уезжать, — сказал он. — Я понимаю, что ты чувствуешь себя… неловко после нашего разговора, но, черт побери, Эмбер, нет никакой необходимости уезжать из-за того, что я сказал. Мы можем жить, как раньше. Я найму для тебя компаньонку.

— Какие хлопоты и расходы! — воскликнула Эмбер беспечным тоном. — И совершенно излишние. Мой отъезд не связан с вашими словами. Они заставили меня в очередной раз понять, как много вы сделали для меня. — Это было нелегкое прощание, и она старалась облегчить его для них обоих, смешивая правду с мечтами, избегая упоминать о вещах, от которых им обоим становилось неловко.