— В Лондон? — Глаза Эймиаса расширились, когда он вспомнил о видении, которое предстало перед ним во дворе гостиницы. — Когда?

— Несколько недель назад. Не важно. Она уехала.

— Куда именно? Тремеллин не ответил. Эймиас стиснул зубы.

— Послушайте, Тремеллин, у меня есть друзья, как в высших, так и в низших слоях общества. Я все равно найду ее. Но вы могли бы упростить дело, сказав мне, где ее искать.

— Вы не найдете ее в Лондоне, — произнес Тремеллин со смесью злорадства и горечи. — Говорю вам, она вернулась в свою семью. Она француженка. Представляете? За столько лет никто ничего не заподозрил. Когда я нашел ее, она не могла ни слова произнести правильно, потому что говорила, вернее, лепетала по-французски. Кто мог догадаться? Мало того! Ее родные оказались аристократами, если таковые еще остались, после того как французы истребили свою знать. К тому же им удалось сохранить состояние, поскольку, как я понял, они подыгрывали и нашим, и вашим, когда Наполеон пришел к власти. Подумать только, — с благоговением произнес он, — наша Эмбер, в конечном счете, оказалась потерявшейся принцессой.

Эймиас потрясение молчал.

— Ее зовут Женевьева. Невероятно, да? — поинтересовался Тремеллин. Ошеломленный вид Эймиаса, как и его собственная тайная печаль, сделали его разговорчивым, как будто они снова стали приятелями. — У нее есть брат и сводная сестра. Семья живет во дворце, представляете? — «Правда, у нее янтарные волосы и белая кожа», — пробормотал он как бы про себя. — Я всегда считал, что французы смуглые и темноволосые.

— Вы уверены, что это действительно ее родные? Как они доказали это? — требовательно спросил Эймиас. Такая красавица, как Эмбер, вполне могла привлечь внимание торговцев живым товаром.

Тремеллин презрительно фыркнул.

— За кого вы меня принимаете? Я все проверил. В свое время это был громкий скандал. Ее мать сбежала с любовником и прихватила с собой свою младшенькую, потому что Женевьева, я имею в виду Эмбер, была ее живой копией, и она слишком любила ее, чтобы оставить. Они отплыли в Англию, двинувшись окружным путем, чтобы избежать погони, организованной ее мужем. Ее любовник был англичанином, но не моряком, а судно — не более чем яхтой, предназначенной для морских прогулок. Там не было даже команды, и, когда налетел шторм, судно опрокинулось в нескольких милях отсюда. Преследователи нашли останки дамы и ее любовника, но никаких следов ребенка. Должно быть, в последнюю минуту девочку пересадили в лодку, и прилив выбросил ее на берег.

— Но почему они не искали ребенка? Почему не обшарили побережье?

— Была война, если помните, — заметил Тремеллин не без иронии. — Их бы просто потопили или бросили в тюрьму, если бы они решились сунуть свои французские носы на английский берег. Кроме того, они нашли беглецов плавающими в воде, словно дохлая макрель. Младенец не продержался бы столько. Если бы его не растерзали рыбы, то уничтожил бы прилив. Я могу понять, почему они прекратили поиски. Это чудо, что течение отнесло шлюпку так далеко и благополучно доставило на наш берег, а не перевернуло где-нибудь в море. Должно быть, она выбралась на берег и сумела уползти, прежде чем следующий прилив унес лодку обратно в море. Мы не нашли ничего, кроме обломков дерева, видимо, оставшихся от прежних кораблекрушений. Это суровый берег. Я не виню их за то, что они прекратили поиски. — Заметив выражение лица Эймиаса, Тремеллин добавил: — Меня тоже не в чем винить. Я пытался навести о ней справки, и Эмбер это знает. Я даже поместил объявление в газете, но во время войны у французов не было доступа к нашим газетам. — Он вздохнул. — Такие вот дела. Она наконец-то нашла свой дом, и не простой, а знатный и богатый. — Он взглянул на Эймиаса, и на какое-то мгновение его выражение и голос смягчились. — Мы ей больше не нужны, никто из нас.

Эймиас был слишком потрясен, чтобы говорить.

— Спасибо, — только и сказал он и, повернувшись, шагнул прочь. Затем резко обернулся: — Назовите хотя бы ее полное имя.

— Женевьева Дюпре, дочь графа Анри Дюпре. Этот ублюдок написал мне письмо и предложил деньги за те годы, что она провела здесь. Я, разумеется, отказался. Он мог бы поблагодарить меня по-человечески или хотя бы поинтересоваться, что мне нужно. Вместо этого он предпочел откупиться, ну и дьявол с ним. Хотя, полагаю, он не особенно любит англичан. У них дом в Париже и поместье на берегу моря. Кстати, это не так уж далеко от Сент-Майклз-Маунт. Собираетесь съездить туда? — поинтересовался он с язвительной улыбкой.

— Нет, — отозвался Эймиас, пытаясь переварить услышанное. — Конечно, нет.

Эймиас не удивился, увидев, кто его ждет, когда вернулся в гостиницу. Он заметил темноволосого мужчину, расположившегося за столом в общем зале, как только вошел.

Даффид улыбнулся, но одного взгляда на Эймиаса хватило, чтобы улыбка сползла с его лица.

— Она отказала тебе? — спросил он.

— Нет, — ответил Эймиас, плюхнувшись на стул рядом с ним и вытянув длинные ноги.

— Понятно. Ты опомнился и понял, что холостая жизнь лучше. Что ж, давай выпьем за это, — сказал Даффид, подняв свой стакан.

— Как ты меня нашел? — тупо спросил Эймиас.

— Выследил. Это было несложно. Мы, цыгане, хитрые дьяволы.

— Нечего винить цыган в своих дурных наклонностях, — сказал Эймиас со слабой улыбкой. — Ты только наполовину цыган, а наполовину воришка.

— За это тоже можно выпить. — Даффид поставил стакан и устремил пристальный взгляд на своего друга и названого брата. — Что случилось? — спросил он, внезапно посерьезнев.

Эймиас пожал плечами:

— Ничего такого, чего бы я не заслужил. Впрочем, я никогда не возражал против заслуженной порки. Только представь! Я примчался сюда с намерением предложить бедной бездомной девушке руку и сердце. Благородно, не правда ли? Она должна быть в восторге! Какая женщина в здравом уме упустит такой шанс? О чем еще может мечтать красивая, умная добросердечная девушка, как не о браке с бывшим каторжником, калекой, лжецом и вором. Не говоря уже о том, что он потратил несколько недель, размышляя, достойна ли она его.

— Она отказала тебе, — произнес Даффид утвердительным тоном.

— Нет. Она не могла этого сделать при всем желании. Она уехала. Отправилась в Лондон, чтобы найти работу. Что еще делать девушке, оказавшейся в трудном положении? Возможно, моя мать проделала то же самое, после того как избавилась от обузы в моем лице. Но вместо этого Эмбер нашла свою семью. Настоящую, и догадайся какую? Оказалось, что она богата и знатна! Прямо как в сказке со счастливым концом. — Он горько улыбнулся. — Включая избавление из когтей чудовища. Которым мог стать я. Ты прав, — сказал он, сделав знак трактирщику. — Надо выпить за это.

— Не хочешь рассказать подробнее? — спросил Даффид. Он познакомился с Эймиасом в тот день, когда тот лишился пальцев, С тех пор он не раз видел, как его друг страдает от боли, переживая потерю многих других вещей: достоинства, надежды, людей, которых любил, и даже собственной жизни, нередко стоявшей на карте. Но он никогда не видел его в таком состоянии. Эймиас всегда готов был сражаться, причем делал это с изяществом, решительностью и юмором, а не с этой жутковатой гримасой насмешливого самоуничижения. Он казался безумным и каким-то потерянным.

— Все очень просто, — ответил Эймиас и быстро пересказал ему все, что узнал от Тремеллина, добавив: — Его подопечной неслыханно повезло, а у него такой вид, словно он пережил катастрофу. Неужели это только потому, что в ее лице он потерял дочь? Боже, какой грязный у меня ум! — Он покачал головой, испытывая отвращение к самому себе.

— Не такое уж невероятное предположение, — задумчиво отозвался Даффид. — В конце концов, она не была его дочерью. Но теперь это не имеет значения. Значит, она француженка и богатая наследница. Тебе повезло.

— Ты что, рехнулся? — осведомился Эймиас. — Я никогда больше ее не увижу.

— Ты же сказал, что она питала к тебе какие-то чувства.