довольно мало интересовала проблема того смысла, который

вкладывал в нее греческий философ. Фактически она попыта

лась обозначить "хорой" то, что у Лакана носит название

"реального", обусловив ее функционирование действием "семио

тического", в свою очередь порождаемого пульсационным,

"дерганным", неупорядоченным ритмом энергии либидо. Тот,

условно говоря, "слой", который образуется "над" первично

разнородными, т. е. гетерогенными по своей природе импульса

ми (Кристева недаром использует выражение "пульсационный

бином" -- 273, с. 94) и уже претендует на какую-то степень

"упорядоченности", поскольку в нем живая энергия либидо

начинает застывать, тормозиться в "стазах" и представляет со

бой "хору" -- "неэкспрессивную целостность, конструируемую

этими импульсами в некую непостоянную мобильность, одно

временно подвижную (более точным переводом, очевидно, был

бы "волнующуюся" -- И. И.) и регламентируемую" (273,

с. 23).

Аналогии (непосредственно восходящие к Фрейду) в по

нимании действия либидо, "застывающего в стазах" и у Делеза

и Гваттари, и у Кристевой, сразу бросаются в глаза. Специфи

ческой особенностью Кристевой было то, что она придала

"хоре" подчеркнуто семиотический характер. Исследовательница

никогда не скрывала специфичность своего толкования "хоры":

"Если наше заимствование термина "хора" связано с Платоном,

следовавшего в данном случае, очевидно, за досократиками, то

смысл, вкладываемый нами в него, касается формы процесса,

который для того, чтобы стать субъектом, преодолевает им же

порожденный разрыв (имеется в виду лакановская концепция

расщепления личности -- И. И.) и на его месте внедряет борь

бу импульсов, одновременно и побуждающих субъекта к дейст

вию и грозящих ему опасностью.

Именно Ж. Деррида недавно напомнил об этом и интер

претировал понятие "хоры" как то, посредством чего Платон

несомненно хотел предать забвению демокритовский "ритм",

"онтологизировав" его (см. его "Интервью с Ж.-Л. Удебином и

Г. Скарпеттой" в книге Деррида Ж. "Позиции", П., 1972,

с. 100-101).

В нашем понимании этого термина речь идет, как мы наде

емся в дальнейшем показать, о том, чтобы найти ему место -

некую диспозицию, -- придав ему составляющие его голос и

ритмические жесты; чтобы отразмежевать его от платоновской

онтологии, столь справедливо раскритикованной Ж. Дерридой.

Голос, который мы заимствовали, состоит не в том, чтобы

локализировать хору в каком-либо теле, чьим бы оно ни было,

будь даже оно телом его матери, чем оно как раз и является для

131

детской сексуальной онтологии, вместилищем всего того, что

является предметом желания, и в частности патернального пени

са" (Клейн М., "Психология детей", П., 1959, с. 210). Мы

увидим, как хора развертывается в и через тело матери

женщины, -- но в процессе означивания" (270, с. 57).

В этом отрывке из статьи, написанной в 1973 г., весьма

отчетливо проявляется двусмысленная позиция согласия

несогласия" Кристевой с Дерридой; через год в "Революции

поэтического языка" (1974) она уже не будет делать эти выну

жденные реверансы и подвергнет сдержанной по тону, но весь

ма решительной по содержанию критике саму идею

"грамматологии" Дерриды, упрекнув ее в недостаточной после

довательности.

Кристева хотела избежать платоновского идеализма и

"материализовать" хору в "эрогенном теле" сначала матери,

потом ребенка с целью объяснить тот же самый лакановский

процесс становления субъекта как процесс его "социализации",

понимаемой как его стадиальная трансформация, мутация из

сугубо биологического "реального" к "воображаемому" и, нако

нец, "символическому". Для Кристевой с самого начала ее дея

тельности было характерно повышенное внимание к самым на

чальным фазам этого процесса, что в конце концов привело ее к

проблематике "детской сексуальности" и стремлению как можно

более тщательно детализировать ступени ее возрастных измене

ний.

Что же такое все-таки "хора"? Это, очевидно, самый по

верхностный бессознательный уровень деятельности либидо, то

"предпороговое состояние" перехода бессознательного в созна

тельное, которое пыталась уловить и зафиксировать Кристева.

Тщетно было бы стараться найти у исследовательницы доста

точно четкую систематику этого перехода: иррациональное все

гда с трудом переводится на язык рациональности. Фактически,

как это объясняется в "Революции поэтического языка", "хора"

у Кристевой сливается с гено-текстом, да и с "семиотическим

диспозитивом". Заманчиво было бы, конечно, выстроить строй

ную иерархию: хора, гено-текст, семиотический диспозитив,

фено-текст, -- но мы не найдем четких дефиниций -- все оста

лось (и не могло не остаться) на уровне весьма приблизитель

ной и мало к чему обязывающей описательности, позволяющей

делать довольно противоречивые выводы.

Но в этом, собственно, и заключается специфика пост

структуралистского способа мышления, которую можно опреде

лить как программную неметодичность манеры аргументации,

как апелляцию к ассоциативным семиотическим полям близких

132

или перекрывающих друг друга понятий. Когда в 1985 г. Дер

рида, в который раз, попытался дать определение "декон

струкции", он откровенно об этом сказал: "Слово "декон

струкция", как и всякое другое, черпает свою значимость лишь

в своей записи в цепочку его возможных субститутов -- того,

что так спокойно называют "контекстом". Для меня, для того,

что я пытался и все еще пытаюсь писать, оно представляет

интерес лишь в известном контексте, в котором оно замешает

или позволяет себя определить стольким другим словам, напри

мер, словам "письмо", "след", "различение", "допол

нение" , "гимен" , "фармакон" , "грань" , "происхождение" , "па

рергон" и т. д. По определению, этот список не может быть

закрытым, и я привел лишь слова -- что недостаточно и только

экономично" (Цит. по переводу А. В. Гараджи с некоторыми

изменениями -- И. И.; 19, с. 56-57).

При всем существенном отличии позиции Кристевой сам

способ ее аргументации фактически тот же. И хотя она явно

стремилась, по крайней мере еще этой в своей работе, как-то

сохранить "дух постструктуралистской научности", конечная,

итоговая картина (я не уверен, что это было сознательным же

ланием Кристевой) поразительным образом подводит к тем же

результатам, о которых открыто заявляет, как о своей созна

тельной цели, Деррида.

"НЕГАТИВНОСТЬ", "ОТКАЗ"

Многие исследователи

при анализе или упоминании

"Революции поэтического

языка" очень часто вырывают

из этого "семантического

контекста" отдельные терми

ны и понятия, пытаясь рассматривать их как ключевые для

объяснения того, что они понимают под "общим смыслом" кри

стевской теории. В качестве одного из таких нередко упомина

ется "негативность", позаимствованная Кристевой у Гегеля и

характеризуемая ей как "четвертый термин гегелевской диалек

тики". На этом строятся различные далеко идущие интерпрета

ции, не учитывающие того факта, что для Кристевой, как и для

Дерриды, "негативность" -- всего лишь одно "слово" в ряду

других ("разнородность" и "гетерогенное", "отказ" и т. д.),

используемых ею для описания главного для нее явления -

импульсного действия либидо.

Из всех постструктуралистов Кристева предприняла попыт

ку дальше всех заглянуть "по ту сторону языка" -- выявить тот