"довербальный" уровень существования человека, где безраз

дельно господствует царство бессознательного, и вскрыть его

ДЕКОНСТРУКТИВИЗМ 133

механику, понять те процессы, которые в нем происходят. Кри

стева попыталась с помощью "хоры" дать, создать мате

риальную основу" дословесности либидо, при всей разумеющей

ся условности этой "материальности". В этом, собственно, и

заключается ее "прорыв" через вербальную структурность языка

из предвербальной бесструктурности постструктурализма.

Хора выступает как материальная вещность коллективной

либидозности, как реификация, овеществление бессознательности

желания, во всей многозначности, которая приписывается этому

слову в мифологии постструктурализма. Этот новый вид энерге

тической материи, созданный по образу и подобию современных

представлений о новых типах материи физической -- своего

рода силовое поле, раздираемое импульсами жизни и смерти,

Эроса и Танатоса.

Кристева тут не одинока: она суммировала в своей работе

те положения, которые в массированном порядке разрабатыва

лись психоаналитиками, прежде всего, французскими лингвопси

хоаналитиками или представителями биолингвистики -- Мелани

Клейн, на работы которой Кристева постоянно ссылается (258,

259), Сержем Леклэром (290), Рене Шпитцем (363), А.

Синклером де-Звартом (163) и др.

"Отказ", порожденный (или порождаемый) орально

анальными спазмами (вспомним "Анти-Эдипа" Делеза и Гват

тари, где муссируется та же проблематика) -- проявление дей

ствия соматических импульсов, каждый из которых способен

реализовываться и как соединение гетерогенного в нечто связ

ное, приводящее в конечном счете к образованию символиче

ского "сверх я", так и к разрушению, распаду всякой цельности

(что и происходит у художников слова -- в первую очередь

поэтов -- на уровне "фено-текста" -- в виде нарушения фоне

тической, вербальной и синтаксической, а, соответственно, и

смысловой "правильности").

В связи с идеей "отказа" Кристева приводит высказывание

Рене Шпитца: "По моему мнению, в нормальном состоянии

взаимоналожения двух импульсов агрессивность выполняет роль,

сравнимую с несущейся волной. Агрессия позволяет направить

оба импульса вовне, на окружающую среду. Но если эти два

импульса не могут наложиться друг на друга, то происходит их

разъединение, и тогда агрессия обращается против самого чело

века, и в данном случае либидо уже более не может быть на

правлено вовне" (363, с. 221-222).

Из этого положения Кристева делает вывод: "Если в ре

зультате взаимоотталкивания импульсов или по какой другой

причине происходит усиление отказа -- носителя импульсов,

134

или, точнее, его негативного заряда, то в качестве канала про

хождения он выбирает мускулярный аппарат, который быстро

дает выход энергии в виде кратковременных толчков: живопис

ная или танцевальная жестикуляция, жестомоторика неизбежно

соотносятся с этим механизмом* Но отказ может передаваться и

по вокальному аппарату: единственные среди внутренних орга

нов, не обладающие способностью удерживать энергию в свя

занном состоянии, -- полость рта и голосовая щель дают выход

энергетическому разряду через конечную систему фонем, при

сущих каждому языку, увеличивая их частоту, нагромождая их

или повторяя, что и определяет выбор морфем, даже конденса

цию многих морфем, "заимствованных" у одной лексемы.

Благодаря порождаемой им новой фонематической и ритми

ческой сетке, отказ становится источником "эстетического" на

слаждения. Таким образом, не отклоняясь от смысловой линии,

он ее разрывает и реорганизует, оставляя на ней следы прохож

дения импульса через тело: от ануса до рта" (273, с. 141). Та

ким образом, "хора" оказалась тем же "социальным телом",

бессознательным, эротизированным, нервно дергающимся под

воздействием сексуальных импульсов созидания и разрушения.

Параллели с Делезом буквально напрашиваются, тем более,

что книга первого "Анти-Эдип" вышла на два года раньше

"Революции поэтического языка", но я бы не стал тут занимать

ся поисками "первооткрывателя": здесь мы имеем дело с

"трафаретностью" постструктуралистского мышления того вре

мени, и можно было бы назвать десятки имен "психо

аналитически ориентированных" литературоведов (о француз

ских лингвопсихоаналитиках мы уже упоминали), проповеды

вавших тот же комплекс идей. Не следует также забывать, что

свою теорию "хоры" Кристева довольно детально "обкатывала"

в своих статьях с конца 60-х гг.

 "ГЕНО-ТЕКСТ","ФЕНО-ТЕКСТ", "ДИСПОЗИТИВ"

Литературоведческой над

стройкой над "биопсихо

логической" хорой и явились

концепции означивания, гено

текста, семиотического диспо

зитива и фено-текста, причем

все эти понятия, кроме, пожалуй, семиотического диспозитива и

фено-текста, в процессе доказательств в весьма объемном опусе

Кристевой нередко "заползали" друг на друга, затуманивая

общую теоретическую перспективу.

Чтобы не быть голословным, обратимся к самой Кристевой,

заранее принося извинения за длинные цитаты.

135

"То, что мы смогли назвать гено-текстом, охватывает все

семиотические процессы (импульсы, их рас- и сосредоточен

ность), те разрывы, которые они образуют в теле и в экологи

ческой и социальной системе, окружающей организм (пред

метную среду, до-эдиповские отношения с родителями), но

также и возникновение символического (становления объекта и

субъекта, образование ядер смысла, относящееся уже к пробле

ме категориальности: семантическим и категориальным полям).

Следовательно, чтобы выявить в тексте его гено-текст, необхо

димо проследить в нем импульсационные переносы энергии,

оставляющие следы в фонематическом диспозитиве (скопление и

повтор фонем, рифмы и т. д.) и мелодическом (интонация, ритм

и т. д.), а также порядок рассредоточения семантических и

категориальных полей, как они проявляются в синтаксических и

логических особенностях или в экономии мимесиса (фантазм,

пробелы в обозначении, рассказ и т. д.)...

Таким образом, гено-текст выступает как основа, находя

щаяся на предъязыковом уровне; поверх него расположено то,

что мы называем фено -текстом,., Фено-текст -- это структу

ра (способная к порождению в смысле генеративной граммати

ки), подчиняющаяся правилам коммуникации, она предполагает

субъекта акта высказывания и адресат. Гено-текст -- это про

цесс, протекающий сквозь зоны относительных и временных

ограничений; он состоит в прохождении, не блокированном

двумя полюсами однозначной информации между двумя целост

ными субъектами" (273, с. 83-84).

Соответственно определялся и механизм, "связывавший"

гено- и фено-тексты: "Мы назовем эту новую транслингвистиче

скую организацию, выявляемую в модификациях фено-текста,

семиотическим диспозитивом. Как свидетель гено-текста,

как признак его настойчивого напоминания о себе в фено

тексте, семиотический диспозитив является единственным до

казательством того пульсационного отказа, который вызывает

порождение текста" (273, с. 207).

И само "означивание", имея общее значение текстопорож

дения как связи "означающих", рассматривалось то как поверх

ностный уровень организации текста, то как проявление глубин

ных "телесных", психосоматических процессов, порожденных

пульсацией либидо, явно сближаясь с понятием "хоры":

"То, что мы называем "означиванием" , как раз и есть это

безграничное и никогда не замкнутое порождение, это безоста