— Пусть даже так. Но зачем было созывать пресс-конференцию на среду?

Рубин бросил взгляд направо. Охранник сидел довольно далеко — предполагалось, что он ничего не должен слышать. Но Рубин не доверял предположениям. Не доверял он и всякого рода охранникам. Его передернуло при мысли, что он и сам может оказаться в месте, подобном этому.

— Беатрис говорит, мы вытащим тебя отсюда. Многое надвигается — очень серьезные события, которые просто перевернут все на сто восемьдесят градусов. Мы больше не будем мириться со всем этим, — гордо заявил Рубин.

Лицо Кэти было похоже на воздушный шарик, из которого выпустили половину воздуха. От былой энергии и живости, заставлявших ее улыбающееся лицо светиться, как неоновая реклама, не осталось и следа.

— Я не могу больше придерживаться моего положительного курса. Я теряю силы. Ты должен очистить меня, ты должен произвести чистку моего сознания.

— Именно за этим Беатрис и прислала меня сюда.

— Я всем обязана просветлению. А теперь я чувствую себя так, будто свет погас. Так я потеряю все.

— Ты же сама — руководитель отделения и настоятель храма. Ты должна сама знать, как производить чистку сознания.

— Это для меня чересчур. Я оглядываюсь по сторонам, и все что я вижу, — это решетка на окне и бетонные стены. Вместо туалета и ванной у меня просто унитаз в углу камеры и раковина. А камера у меня меньше, чем шкаф в моем доме. Вы должны мне помочь.

— Ладно. Что ты чувствуешь?

— Я чувствую, что я в тюрьме.

— В какой части тела сосредоточено это чувство?

— Везде.

— Хорошо. А как сильно это чувство?

— Подавляюще.

— Есть ли часть тебя, которая этого не чувствует?

— Мое кольцо. Мое кольцо этого не чувствует.

— Какая-нибудь часть тела.

— Уши. Да, уши не чувствуют, что они заперты.

— Сконцентрируй все свое внимание на ушах. Что ты чувствуешь?”

— Свободу. Свет. Силу.

— Вот видишь, твоя свобода по-прежнему с тобой. И только твое отрицательное сознание говорит тебе, что ты заперта. Пошевели руками. Они свободны?

Кэти помахала руками. И широко улыбнулась. И кивнула.

— Помотай головой. Она свободна?

Кэти взмахнула волосами и почти развеселилась.

— Свободна, — радостно поведала она.

— Тело, — продолжал Рубин.

Кэти вскочила со стула и запрыгала. Теперь она смеялась во весь голос.

— Я никогда не чувствовала себя настолько свободной. Я свободна!

Она кинулась навстречу Рубину и со всего размаху воткнулась в перегородку.

— Не обращай внимания, — поспешил сказать Рубин. — Не обращай внимания. Это не твоя стена. Не делай эту стену своей. Не делай ее своей тюрьмой. Это их стена.

— Их стена, — повторила Кэти.

— Их тюрьма, — сказал Рубин.

— Их тюрьма, — повторила Кэти.

— Они построили ее. Они заплатили за нее. Это их тюрьма.

— Их тюрьма, — повторила Кэти.

— Не твоя.

— Не моя.

— Ты свободна. Твои уши знают то, что забыло все остальное тело. Их проблемы — это их проблемы. А ты сделала их проблемы своими. Ты купилась на их отрицательную энергию.

— Их отрицательная энергия, — повторила Кэти.

— Ты всегда свободна. Если только ты можешь вступить в контакт со своими ушами, которые помнят твою свободу и силу, то ты будешь свободна, несмотря ни на что. Это они — узники.

— Бедняги. Я знаю, что они должны чувствовать. Мне их жалко.

— Правильно. Покуда ты знаешь, что узники — это они, а не ты, ты будешь свободна.

От радости Кэти забыла, что они с Рубином разделены перегородкой, и потянулась к нему. Но потом вспомнила, что это та самая перегородка, которая делает охранников и власти узниками их собственной отрицательной энергии.

Она послала Рубину воздушный поцелуй и, подумав немного, поделилась с ним кое-какими своими собственными наблюдениями:

— Помнишь, как мы узнали, что есть люди настолько переполненные отрицательной энергией, что они начинают излучать ее на всех, с кем сталкиваются? Так вот, незадолго до моей пресс-конференции ко мне в студию явился самый отрицательный человек из всех, с кем мне когда-либо приходилось встречаться, и заявил, что хочет участвовать в программе. Очень отрицательный. Он даже спорил с собственными спутниками. Среди них была одна из наших, наша Сестра. Да-да, позволь-ка мне перенестись сознанием к этой сцене.

Кэти закрыла глаза и сжала пальцами виски.

— Да, с ним был азиат. Азиат был очень милый. Девушка тоже была милая. А он был отрицательный. Да. И мне надо было бы быть умнее и не устраивать пресс-конференцию, когда он тут, рядом. Мне следовало бы перенести ее.

— Итак, ты нашла ту отрицательную силу, которая привела тебя сюда.

— Да, — продолжала Кэти. — Он просто излучал отрицательную энергию. А я не обратила на это внимания и поплатилась за это.

— У него были темные глаза?

— Да. Да. Я их вижу. Красивый. Высокие скулы.

— А запястья? Как выглядели его запястья?

— Толстые. Очень толстые запястья, как будто пальцы растут прямо из предплечья.

— Ох, — вздохнул Рубин и сунул руку в карман брюк, где у него была коробочка с таблетками.

Не глядя, он принял сразу две. Потом еще одну. Потом еще и еще — пока таблетки не заглушили чувство панического страха, охватившего все его существо.

— Он хотел знать, не поможем ли мы ему справиться со свидетелем. Он сказал, что против него заведено уголовное дело.

— Но ты не направила его к нам, правда ведь?

— Нет. Началась пресс-конференция. Потом он снова подошел к нам и начал говорить о свидетелях и обо всех связанных с этим вопросах, но тут подошли люди из ФБР и увели меня. Они меня арестовали. Рубин. Ты назвал мне неправильный день.

Голос Кэти задрожал.

— Нет. Не надо опять начинать думать так, а то ты снова поверишь, что сидишь взаперти, Кэти, — посоветовал ей Рубин.

Итак, агент сил зла идет по следу, подумал Рубин. Надо сказать Беатрис. Надо ее предупредить.

Но Беатрис не интересовал агент зла. Она узнала про грандиозный провал операции “Самолет”.

— Я знаю, что Сестра дает показания против нас, — сказал Рубин. — Прости, Беатрис. Мне надо было действовать осмотрительнее, когда я заманивал в сети полковника. Но я и так уже на пределе — мне едва хватает максимальных доз мотрина, валиума и перкодана. Я больше не могу вынести такое напряжение.

— И все же придется. Потому что этот провал — последний. И он не простителен. Я тебе его никогда не прощу. Такое не прощается.

Рубин вовсе не рассматривал собственные уши как ступеньки лестницы, ведущей к счастью. Он думал о том, что их надо закрыть ладонями. Но Беатрис отбросила его руки.

Рубин упал на пол и съежился в комочек.

Беатрис повалилась на него. Она схватила его ухо зубами.

— Рубин, ты громогласный идиот! Знаешь, что ты со мной сделал? — спросила она, не разжимая зубов, в которых было зажато ухо Рубина.

— Нет, дорогая, — ответил Рубин, тщательно следя за тем, чтобы не дернуть головой слишком резко и не оставить кусок себя у Беатрис во рту.

— Ты промахнулся.

— Промахнулся куда? — умоляющим тоном спросил Рубин Доломо.

— Промахнулся куда! — возопила Беатрис, выплюнула ухо и отпихнула голову Рубина в сторону, чтобы не путалась под ногами. Потом встала и нанесла Рубину удар ногой. — Промахнулся куда, спрашивает он. Промахнулся в НЕГО!

— В кого, дорогая? — униженно спросил Рубин, пытаясь подставить под удары более сильную часть тела.

— В кого, спрашивает он! В кого, спрашивает он. И я вышла замуж за этого... этого неудачника. Ты промахнулся в нашего главного врага. Ты не смог осуществить угрозу Беатрис Доломо.

— Но мы кому только не угрожали...

— На этот раз я действительно хотела осуществить ее, — заявила Беатрис. — Именно в нем — первопричина всех наших проблем. Он — корень зла.

В Овальном кабинете в Белом Доме не было никого, кроме самого президента, когда туда вошел Харолд В. Смит. Его имя не значилось в списке посетителей. В официальном расписании президента это время было обозначено как время отдыха.