— А у этой вторгшейся к нам отрицательной силы были толстые запястья? — поинтересовался Рубин.

— Запястья? Кому какое дело до запястий? — расхохоталась Беатрис. — Что можно сделать запястьями?

— Вы видели все происходящее на мониторе. Были у него толстые запястья?

— Кажется, да, — ответил телохранитель. — Темные глаза. Высокие скулы.

— Отрицательная сила, Беатрис, — сказал Рубин. — Высшая отрицательная сила настигла нас. Я говорил об этом тысячу раз. Если ты являешь собой силу добра, то силы зла нападают на тебя. Чем лучше ты сам, тем яростнее они на тебя нападают. А если ты представляешь высшее добро Вселенной, то тебя настигнет высшее зло.

— Ну, тогда убейте его. В чем проблема? Неужели это так трудно? — возопила Беатрис. — Какие есть причины оставить этого человека в живых? Не слышу причин. Голосуем, кто против? Не вижу рук. — Беатрис огляделась по сторонам, как бы ожидая получить ответ. — Благодарю вас. Пожалуйста, пристрелите нарушителя границы.

— Бруно уже попытался, — ответил телохранитель.

— И? — спросила Беатрис.

— Бруно пролетел даже дальше, чем собаки. И с тех пор перестал шевелиться.

— Бруно никогда толком не умел шевелиться, — заметила Беатрис.

— Я бы мог тебе сказать, что пули его не берут. Мы уже посылали против него вооруженных люден. У мистера Мускаменте тоже было много вооруженных людей, но ему пришлось склонить колени перед этой отрицательной силой. Я следил за передвижениями этого человека через всю Америку. Я видел, на что он способен.

— Мы все упаковали. Поехали, — скомандовала Беатрис.

— Нет. Я хочу прикрыть наше отступление. Я хочу покончить с этим злым человеком прямо сейчас.

— Рубин, мне это в тебе нравится, — заявила Беатрис. — Я выйду через черный ход. Догоняй.

— Нет. Сначала я все устрою, а потом мы уйдем вместе.

— Много тебе нужно на это времени?

— Три секунды. Я был готов к чему-то подобному. В аэропорту Майами пули не смогли остановить этого человека. А поскольку люди становятся его жертвой, то я пришел к заключению, что единственный способ противостоять этой силе, это...

— Делай, Рубин, — оборвала его Беатрис, а телохранителю сказала:

— Если бы не я, он до сих пор переводил бы горы бумаги, марая их своими идиотскими идеями.

— На этот раз я не промахнусь, — пообещал Рубин и направился в подвал, чтобы привести в действие систему, которую он настроил заранее.

Поскольку все это заняло на двадцать секунд больше, чем обещанные три, то, вернувшись, он обнаружил, что остался один в доме, и ему пришлось бежать, чтобы не упустить машину, стоявшую за домом. Телохранитель как раз заканчивал запихивать в машину чемоданы.

— Подождите, не уезжайте. Не надо, чтобы он видел, как мы спасаемся бегством. Если он погонится за нами, мой капкан не сработает.

— А я бы не стала возражать, если бы он поймал меня, — захихикала Беатрис и пощекотала бедро телохранителя, сидевшего за рулем.

— Еще как стала бы, — возразил Рубин. — Он работает на президента:

— Ублюдок, — заявила Беатрис.

— Давайте подождем. Пусть он войдет в дом. Выключите мотор, и пусть капкан захлопнется.

Римо немного замедлил шаг, чтобы Дафна могла за ним поспевать. От ворот до дома было добрых полмили. Не пройдя и ста пятидесяти ярдов, они дошли до привратника по имени Бруно, лежавшего очень тихо на лужайке на склоне холма.

— Ты уверена, что сможешь узнать его? Ты уверена, что он не похож ни на один из своих портретов? — спросил Римо.

— Да. Неизменным остается свет, который у него внутри. Он мог бы остаться совсем юным, моложе меня, но он предпочел на собственном опыте испытать страдания, которые приносит людям старость. И тем не менее, он помолодеет, когда этого захочет.

— И ты в это веришь?

— А вы верите в Синанджу?

— Синанджу работает, — ответил Римо.

— До вступления в “Братство Сильных” я была просто разочарованной женщиной, отчаянно искавшей разрешение всех своих проблем. А теперь я нашла то решение, которое искала, и оно работает. Вам тоже надо попробовать. Вы бы тогда не были таким отрицательным.

— А ты когда-нибудь слышала о том, как люди все забывают?

— Нет, — сказала Дафна. — Надо помнить свою боль и раны, полученные в прошлой жизни, чтобы можно было с ними справиться, раскрыться и дать мучающим вас проблемам слиться со Вселенной, вместо того, чтобы накапливать их внутри себя.

— А я люблю накапливать, — заметил Римо. — И чувствую себя прекрасно.

— А зачем вы спорите со своим милым папой?

— Потому что он неисправимый спорщик, — ответил Римо.

Он повнимательнее посмотрел на дом. Дом производил впечатление крепости, готовой к вражескому натиску. Это было то спокойствие, которое хранит в себе опасность и может взорваться в любой момент. Зеленые лужайки, солнце, отражающееся в стеклах окон, воздух, напоенный жизненным теплом, — все это напоминало Римо изумительно прекрасных и смертельно опасных насекомых. Те, кто несет смерть, сказал однажды Чиун, оповещают мир о своей силе тем, что облекают ее в привлекательные цвета.

Мысли о Чиуне заставили Римо погрустнеть. Он не знал, почему может получиться так, что президенту придется умереть, но он доверял Смиту. За долгие годы, он уяснил себе, что единственное, в чем нельзя было усомниться, — так это в верности Смита своей стране. Он никогда не мог объяснить этого Чиуну. И по мере того, как он сам все больше и больше проникался духом Синанджу, он начинал понимать, почему. И хотя он понимал чувства Чиуна, сам он так не чувствовал. Он разрывался между двумя мирами, и оба мира были внутри него.

Он знал, что очень скоро ему, может быть, предстоит покинуть страну, которую он любил и которой так долго служил. Он не знал, сможет ли он когда-либо смириться с тем, что ему придется служить какому-нибудь диктатору или тирану. Ему было важно служить такому делу, в правоте которого он был уверен. Чиун был уверен, что правота полностью принадлежит Синанджу, и в том, что касалось принципов деятельности человеческого тела, он был прав. Но не в том, что касалось правительства. Или народа.

— Готова заплатить пенни, чтобы узнать, что вы думаете, — сказала Дафна.

Римо столкнул ее с дороги на обочину. Под дорогой были спрятаны какие-то металлические предметы. Мягкая зеленая поверхность лужайки была безопаснее.

— Я думал о Синанджу, — ответил Римо.

— А Синанджу дает вам то же чувство абсолютной свободы и силы, какое дает “Братство Сильных”?

— Нет. Если говорить откровенно, милая дама, то Синанджу сбивает меня с толку, — ответил Римо.

— Если Синанджу сбивает вас с толку, то как же вы говорите, что Синанджу работает? — удивилась Дафна.

И тут вдруг она обнаружила, что летает по воздуху, переворачиваясь вокруг своей оси, а Римо стоит где-то далеко внизу — очень далеко, футах в двадцати под нею. А потом она вновь стала опускаться. Похоже, это Римо подбросил ее — точно так же, как он подбросил человека, встретившего их у ворот, но она этого практически не почувствовала и совершенно не видела, как двигались его руки. Она поняла, что он прикоснулся к ней, только после того, как оказалась в воздухе. И вот она падает. Девушка завизжала.

Но руки Римо подхватили ее. Очень нежно. Она приземлилась так мягко, как если бы просто неспешно шла по траве.

— Вот так работает Синанджу, — сказал Римо.

— Это прекрасно! — восхитилась Дафна. — Это то, что я искала всю свою жизнь. Это динамично. Это мощно. Это живо!

— Это страшная боль на мою... шею, — заметил Римо. — Осторожней, не ступай туда!

— Куда?

— Просто сдвинься немного вправо.

— Почему?

— Там, под землей, что-то спрятано, и оно может взорваться в любой момент.

— Как вы узнали?

— Это что-то небольшое.

— Это впечатляет! Научите меня.

— Тебе пришлось бы изменить всю свою жизнь.

— Я бы сделала это с превеликим удовольствием, — заявила Дафна Блум. — Я это делала всю сбою жизнь. Я переходила из Аум в сциентологию, из Седоны в общество “Вселенского Воссоединения”. Мой отец исповедовал иудаизм реформистского толка.